Забыть тебя

Никогда прежде я не видел смерть так близко… Её восковая гримаса оказалась гораздо ужаснее романтичных сказок о суициде современного кинематографа. Live fast die young уже не казалось таким притягательным. Я мог умереть в тот вечер на полном серьёзе, но осознание это накрывало меня постепенно, пробирая нервным ознобом до самой души. Не помню, как я добрался до дома, но в душе я потом сидел очень долго, пытаясь смыть кошмар этих воспоминаний. Но лицо Марины, отмеченное смертью, бледное от кровопотери стояло перед глазами, а кровь её на моих щеках так и не смылась до конца даже самой жёсткой щёткой. Фантомными разводами она мерещилась мне в каждом зеркале снова и снова, лишая сна. Никогда. Никогда я не позволял себе плакать, но сейчас слёзы душили меня, сползали градом, забивая дыхательные пути, и я не мог их остановить. Вот так, столкнувшись со смертью, я сбежал, словно последний трус, оставив Кирилла один на один с этим ужасом. Я должен был остаться рядом с ним, если не защитить, то поддержать, но не бежать, словно мерзкая крыса! Всё-таки Марина была права. Я всего лишь жалкое грязное ничтожество! На следующий же день я помчался в тюрьму к Кириллу, пытаясь выбить у участкового свидание. С первого раза меня послали по известному в наших краях адресу, но когда меня останавливал отказ официальных лиц… Встреча с Кириллом стала смыслом моего существования того времени, поэтому я обошёл все доступные мне инстанции. С большим трудом, но мне удалось добиться короткой встречи. Вопреки ожиданиям, в которых я мог хотя бы взять его за руку, меня провели в комнату, разделённую деревянной стойкой и стеклянным полотном. Полицейский указал мне на один из обшарпанных стульев, объясняя правила общения. Кирилл появился немного позже. Он плюхнулся по ту сторону стекла и взял трубку, связывающую два наших мира зыбкой пуповиной прерывающейся связи некачественных аппаратов. — Зачем ты пришёл? — спросил он меня ровным, ледяным тоном. Жестокий взгляд, застывший в его глазах после нашего последнего поцелуя, так и не исчез с его лица. На безымянном пальце я заметил татуировку в виде ромба в квадрате. — Увидеть тебя, — выдавил я из себя. Хотелось прямо сейчас разбить чёртово стекло и обнять его, вернуть на его лицо ту хулиганскую улыбку, забрать из этого жуткого места… Но вместо этого всё, что я мог — это жадно пожирать его взглядом, впитывая каждую мелочь. — Увидел? До свидания, — холодно ответил он, собираясь бросить трубку. — Подожди! Как ты? Что говорит адвокат? Кир, не уходи. — Адвокат говорит, что я в дерьме по уши. Впрочем, это и без него было ясно. Что-то ещё? Он так спокойно произносил эти страшные слова, а по моим щекам впервые за всю мою сознательную жизнь поползли слёзы. Он молча смотрел на меня тем брезгливо-презрительным взглядом, разрывая сердце на части. Я хотел сказать ему, что люблю… Но слова застревали в горле. — Забудь обо мне, — произнёс он. — Прости меня. — За то, что сломал мне жизнь? Проваливай, Фролов. И никогда больше не попадайся мне на глаза. Клянусь, я убью тебя, если встречу на воле. Он со стуком повесил трубку и поднялся с места. Я сидел там, в опустевшей комнате для свиданий, и не мог остановить прорвавшиеся откуда-то слёзы. Полицейский-надсмотрщик подошёл ко мне и как-то по-отечески положил руку на плечо. — Жаль твоего друга, сынок, — произнёс он. — Но тебе и правда лучше бы сюда не приходить. Я тебе это по-человечески советую.

***

Вернувшись домой, я бездумно рухнул на кровать, приступив к изучению узоров на потолке. Неделю я не выходил из комнаты, не в силах заставить себя даже подняться с кровати. Мать, поняв, что со мной творится что-то неладное, перестала пропадать на работе и впервые за последние десять лет стала ухаживать за мной. Я почти довёл себя до истощения, пытаясь справиться с бушующими внутри меня мыслями. Марина мертва, Кирилл под следствием и ему грозит большой срок, вся школа гудит о нашей с Кириллом связи, а я всё не мог найти оправдания своему побегу. Я должен был остаться с ним. Я мог бы попытаться помочь ей, хоть это и было бессмысленным. Отец, не желавший меня видеть с тех пор, как узнал обо всей этой истории, пришёл ко мне сам с чашкой бульона, когда красные пятна голодного помутнения рассудка уже грозили мне смертью. — Сынок… — начал он, ставя поднос с едой на стол, чтобы снова унести нетронутым. - Я, правда, не принимаю и никогда не приму таких отношений… И даже думать не хочу, что произошло с твоей одноклассницей, но… Вот, что я скажу тебе. Я не смотрел на него, но был уверен, что он зажмурил глаза, пытаясь подобрать слова. — Мы с матерью очень любим тебя, сынок, каким бы ты ни был. Нам очень больно смотреть, как ты умираешь, ты же мужик, ты должен быть сильным! Но даже если сил у тебя совсем не осталось… Я хочу, чтоб ты знал, что ты не один. У тебя впереди ещё целая жизнь, ты мечтал стать врачом, помнишь? Ты же тянешь за собой людей, чьи жизни должен был спасти. Ну, подумаешь, любишь ты мужиков, секс — это не самое главное в жизни. Хотя бы ради этого своего… Пожри уже что-нибудь. Он-то хоть и под следствием, но живой. Тоже ведь переживает, наверное. Странно, но речь отца подействовала на меня исцеляюще. Стоило ему выйти из комнаты, как зверский голод взвыл в моей утробе, заставляя проглотить оставленный бульон. Ощутив прилив сил, я вышел на кухню, чтобы восполнить недостаток питательных веществ. За это время неконтролируемой апатии я похудел настолько, что живот прилипал к позвоночнику, а рёбра можно было пересчитать все 12 пар. Постепенно я восстанавливал силы, вернулся в школу и полностью сосредоточился на изучении биологии и химии. Этот случай определил всю мою оставшуюся жизнь. Тот, кто видел однажды дыхание смерти на лице умирающего, никогда не сможет забыть его. Оно станет смыслом его существования. Я твёрдо решил стать врачом, пусть это и было почти невозможно на базовых знаниях моей родной школы.