Забыть тебя

Он стоял передо мной и улыбался по-прежнему искренне и доверчиво. Кажется, он не верит в то, что я могу выстрелить. Ни тени страха или сомнения. Словно не было этих безумных лет… — Давно не виделись, Слава, — вырвалось у меня. Ком в горле мешал произносить слова, но услышать его голос сейчас было жизненно необходимо. — Рад, что ты цел, — кивнул он в ответ, поднимая руки в знак покорности. Впрочем, и без этого жеста было ясно, что он безоружен. — Как же ты умудрился перейти дорогу такому человеку? — Не болит? — Слава словно игнорировал оружие в моих руках. Взгляд его скользнул по моей рубашке, цепляясь за место едва зарубцевавшейся раны. — Откуда ты… — Это он тебя подлатал тогда, — осведомил меня стоящий рядом со мной Бурепролом. Ещё с зоны он стал моим лучшим другом и наставником. Если дядя Вася был отцом, то этот больше напоминал заботливого дядюшку. Казалось, он больше был предан мне, чем Долгорукому, но я не мог быть уверен в этом до конца. — И за что его Долгорукий… Может, возьмём паренька с собой и спросим? Наверняка же ошибка. — Нет никакой ошибки, — ответил Слава. — Сегодня утром я спас жизнь Лихолетова по долгу службы. Теперь вам предстоит исполнить свой. Я готов, тем более, если вы не убьёте меня, целая больница с невинными людьми взлетит на воздух. — Так вот, куда дядя Вася Змея с Динамитом посылал… — нахмурился Бурепролом. Ему явно не нравилась вся эта история, а мои руки начинали откровенно дрожать под тяжестью оружия. — Опусти пока ствол, Чёрт, тут разобраться нужно. — Приказы Долгорукого не обсуждаются, — вмешался прибывший с нами Цепень. Молодой и перспективный парниша, которого я всегда считал своим другом. Впервые мне не нравился его тон. — Дядя Вася не монстр, — возразил Бурепролом. — Этот парниша и мне рану латал, когда я только с зоны вышел, а врачей убивать — это как детей расстреливать. Я был искренне удивлён, что этот вспыльчивый вояка сейчас готов перечить мнению авторитета ради того, чтобы спасти жизнь Славы. Интересно, знает ли он, что защищает гея? Или увлечение Фролова мальчиками закончилось с переходным возрастом? Повезло… — Этот упырь спас Лихолетова. — Тебе-то откуда знать?! — огрызнулся Бурепролом. Эти двое продолжали собачиться, а мы со Славой смотрели друг на друга, пытаясь поглотить взглядом, сожрать живьём. Как же я скучал, Чёрт возьми! С каким трудом я боролся с этим чувством! Зачем мы снова встретились?! — Сам-то что скажешь? — поинтересовался я у Славы, изо всех сил пытаясь сдержать удушающий ком, подступающий к горлу. Никогда прежде я не перебарывал себя с таким усилием. Желание бросить оружие, подбежать к Фролову, задушить его в своих объятьях сейчас было настолько непреодолимым, что я прятался за пистолетом, словно в спасительном бункере. Если бы он сломался, начал молить о пощаде, просить о помощи… Я бы смог прекратить всё это. Я бы смог сломать себя. Одно его слово… — Не промахнись, — произнёс он с улыбкой, делая шаг навстречу, и в этих словах прозвучало гораздо больше смысла, чем кто-либо мог понять. Всё-таки он остался прежним. Не сломался. Не прогнулся. Такой же отбитый на всю голову, безумный и прекрасный… И по-прежнему совершенно не ценит жизнь. Играет с ней, словно его существование, что до боли в горле и хрипа в лёгких дорого мне, совсем ничего не стоит. Каменная стена, за которой бушевал ураган эмоций, прорвалась в одночасье, сметая всё на своём пути. Любовь, ярость, страсть, боль, ненависть… Всё это ударило в голову дичайшим коктейлем, снося крышу хуже любого наркотика. Я нажал на курок, заставляя пожаловавшее в предвкушении пира вороньё взметнуться в воздух, заслоняя чёрными крыльями солнце. Но даже звук выстрела не заставил Мирослава вздрогнуть или вжать голову в плечи. Он словно ждал этого и был крайне удивлён тем, что пуля просвистела мимо. — Убирайся из страны и начни уже ценить жизнь, — произнёс я, но голос предательски дрогнул. — Клянусь тебе, второй раз я не промахнусь. Нырнув в джип, я приказал Цепню гнать машину со всех лошадиных сил. Бурепролом одобрительно похлопал меня по спине, а я отвернулся к окну, пытаясь спрятать рвущиеся наружу слёзы. Сейчас мне было плевать на всех, даже на Долгорукого. Весь мой мир сосредоточился во взгляде человека, которого я с таким трудом пытался забыть… Но так и не смог. Дома я долго стоял под ледяным душем, пытаясь отмыться от крови, в которой успел испачкать руки. Время меня здорово поломало и покалечило, но он остался по-прежнему верным себе… Словно бы дыхание времени обходило его стороной. Такой же прекрасный, самоуверенный и непокорный. Не боится ни смерти, ни боли. И смотрит на врага по-прежнему гордо и изучающе, словно он не жертва, а юный хищник. Прекрасен… Руки скользнули в точности по траектории, которой когда-то блуждали пальцы Славы. Забытые чувства снова вырвались на свободу, воскрешая ту ночь, словно она была вчера. Так сильно хотел коснуться. Так страстно желал поцеловать. Тепло его кожи, запах его волос… Сейчас это вновь было нужно сильнее воздуха. Собственные ладони плавно поднялись вверх, смыкаясь вокруг шеи. Сколько раз я ощущал чужой кадык под своими пальцами, а теперь упругость собственного воздуховода и лёгкая асфиксия дарили облегчение, убирая противное першение в горле. Я бы на полном серьёзе задушил себя, а не вышло бы — повесился на собственном галстуке, если бы в квартиру не ворвались посторонние. Входная дверь с жалобным хрустом сорвалась с петель, впуская непрошеных гостей. Я накинул банный халат и взял ствол, спрятанный за стиральной машинкой. — Сынок, ты где? — раздался голос дяди Васи. — Пообщаться нужно. Наслышан уже? Тем лучше. Медленно открыв дверь, я вышел навстречу гостям, готовый нажать на курок в любой момент. — Как же так, сынок? — спросил дядя Вася спокойным голосом с лёгкой хрипотцой. — Я велел тебе убрать человека, а он жив. Более того, вернулся к своим профессиональным обязанностям. — Почему ты не сказал, что он спас мне жизнь? — произнёс я не менее спокойно и хладнокровно. Люди дяди Васи, среди которых были в том числе Бурепролом и Цепень, в смятении наблюдали за нами, словно решая, чью сторону принять. — А ты вырос. Но сейчас не о том. У тебя был конкретный приказ — убрать человека. Подробности его биографии, личные симпатии и прочая ерунда должна была отпасть сама собой. Но ты почему-то дал ему жить, хотя он решил покинуть наше братство. Более того, он теперь работает на Лихолетова, а значит, является нашим врагом. Я повторяю свой вопрос. — Я не убиваю врачей, как и тех, кто спас мне жизнь. — Убивать врачей не по понятиям… — произнёс Бурепролом, но дядя Вася резким движением вытащил ствол из кобуры и точным выстрелом свалил огромного мужика с ног. Мой верный друг и дядя рухнул на пол, заливая кровью новый паркет. На моём лице не дрогнуло ни единой жилки. — Он тоже не раз спасал тебя, — произнёс дядя Вася, направляя на меня оружие. — И я ему был многим обязан, врать не стану. Но был приказ — убрать ненужного человека. А он не просто сказал тебе то, чего ты, сынок, знать был не должен, но ещё и поставил под сомнение мой авторитет, а это уже не прощается никому. Быть может, было не совсем гуманно отправлять тебя на это задание, но впредь, я надеюсь, недоразумений не повторится. Если бы ты выстрелил правильно, Бурепролом остался бы жив. Помни это в следующий раз, когда решишь поступать вразрез с моими просьбами. Дядя Вася вышел из квартиры, уводя за собой часть свиты. — Пошли прочь! — крикнул я оставшимся. Те неловко помялись на входе, но тут Цепень подошёл ко мне и произнёс: — Ты прости, брат, я не думал, что так получится. Справедливости искал… — Убирайся! — Ты просто знай, что мы на твоей стороне, если что, — произнёс Змей. — Парни, пошлите. Нам тут делать нечего. Едва дверь за ними закрылась, я подскочил к Бурепролому, пытаясь нащупать пульс. Выстрел был, как и всегда, точен. По крайней мере, он умер быстро. Прикрыв остекленевшие глаза, я держал его голову в своих руках, но не мог проронить ни слезинки. Злоба и ярость клокотали во мне сейчас, вызывая желание подскочить к окну и одним точным выстрелом повалить дядю Васю, положив конец этой бесконечной вражде Долгорукого и Лихолетова. В своей ненависти в прошлом успешные и хладнокровные мужчины со своими принципами и понятиями полностью потеряли себя. Я слепо следовал за дядей Васей, доверяя любому его решению, но сегодня словно прозрел. Больше я не позволю собой управлять.