Carpe diem

      Годы спустя многие пытались поделиться с Уолтером, как со свидетелем, что ни один апрель не тянулся так долго, как апрель сорок пятого с ежедневным ожиданием сводок с европейских фронтов: ну как? Ну уже? Но для Уолтера ползущая к концу война стала чем-то второстепенным и далёким. Лишь порой раздражало, что, правда, могли бы и побыстрее раздолбать этого придурка Гитлера. Окунувшись заново в жизнь «Хеллсинга» и, казалось, в прежнего беззаботного себя, Уолтер упивался каждым насыщенным быстротечным днём. Как и следовало ожидать, Артур с осуществлением своей угрозы насчёт школы не спешил, отложив до осени, и нависшая над рутиной угроза делала рутину слаще.       Только однажды Артур предпринял попытку провести образовательно-воспитательные меры. После первого задания, на которое наконец взяли Уолтера (Алукард, не давая Уолтеру поблажки, быстро упокоил искомую парочку вампиров — упырей и то почти не пришлось подчищать — и не преминул поглумиться над якобы утраченной сноровкой Уолтера. И всё равно Уолтер был вне себя от счастья, как телёнок, которого впервые выпустили поскакать с задранным хвостом по первой весенней травке), Артур нарочито-противным тоном заканючил:       — Да что за жизнь, просвета от бумажек нет. Уйду в Ватикан, будете знать... В конце концов, кто напишет отчёт о проведённом задании лучше исполнителей. Давай, валяй, Уолтер, — попроси у Харкера образец, и вперёд!       Первой реакцией было возмутиться и образумить начальника, но тут же Уолтеру пришла в голову идея получше. Стиснув меж уголков губ предвкушающую улыбку, Уолтер лишь кивнул послушно, получил у мистера Харкера образец и формы для отчёта, после чего прямым ходом направился в подвал и обрадовал Алукарда, сообщив, что Артур поручил ему составить отчёт за операцию в Терске.       — Хочешь сказать, тебе?       — Нет. Он поручил исполнителю. А судя по твоим же деликатным замечаниям о моей сноровке и толке от меня, исполнитель из меня никакой.       Оторвавшись неохотно от книги, в которую он уткнул свой бледный нос, Алукард лишь пожал плечами.       — Ну вот и будет толк хоть какой.       — Мне ещё, как всегда, оружие за тобой чистить.       — Ничем не могу помочь. Я вообще не умею писать.       — Да-а? А книжки тебе на что? Под углы гроба подкладывать и разглядывать картинки?       — Читать — это не то же самое, что писать. Письмо требует определённой тонкой координации зрения и руки, одна из особенностей, которую со временем утрачиваешь. Ты заставал когда-нибудь вампира за письмом? Хорошо, вампира старше хотя бы ста, скажем?       За письмом и правда не заставал. А вот за враньём — сплошь и рядом. Нацепив маску озабоченного сочувствия, Уолтер покивал.       — Значит, умеешь только читать? И на курок нажимать?       Алукард развёл руки, так и сжимая в одной раскрытую книгу, скорбно возвёл очи горе.       — Такова жалкая доля влекущих немёртвое существование.       Уолтер ретировался, но лишь для того, чтобы вернуться некоторое время спустя, волоча увесистый предмет коварной мести.       — Читать, значит, умеешь, — пыхтя, выдавил он. — Нажимать умеешь. Стало быть, вот тебе для работы над отчётом.       И, нагло спихнув с низкого табурета книги, взгромоздил на него увесистый «ремингтон». После чего одним прыжком оказался за дверью, захлопнул её, как учил сэр Артур, и дал наконец волю душащему смеху.       Жизнь была прекрасна.       Едва пришло известие о подписании акта о капитуляции Германии, Артур, урезав дежурный персонал до самого минимума, щедрой рукой срочно дал служащим администрации два выходных, военным выписал увольнительные, а для научных сотрудников издал особый директорский указ не являться на работу, «потому что иначе с этими трудоголиками не сладишь». Уолтер, в свою очередь, отпустил всю прислугу, по опыту не рассчитывая на продолжительное присутствие начальника во время празднеств дома и сочтя самым минимумом только себя. Поэтому так вышло, что именно Уолтер вечером восьмого мая терпеливо сворачивал отвергнутые рубашки, носки и галстуки и убирал по коробочкам запонки, так как сэру Артуру Хеллсингу взбрело в голову раскапризничаться вдруг по поводу своего вечернего туалета не хуже иной юной леди перед первым выходом в свет. И поэтому Артур лично принял звонок по красной линии, перенаправленной временно в его спальню, после первой же реплики переменился в лице и выставил Уолтера за дверь. Затворничество его затянулось. Уолтер успел разгрести беспорядок в гостиной, не старше суток, но всё равно пёстрый и раскидистый, найти в нём портсигар и портмоне Артура, которых они хватились ранее, и принялся всерьёз размышлять, не покуситься ли на содержимое портсигара, когда коридор ожил наконец шагами и голосами.       — ...и прими, етить твою налево, приличный вид!       Сакраментальная фраза никому, кроме Алукарда, адресована быть не могла; под приличным видом Артур подразумевал мужской пол. Без эксцессов долгожданный праздник в Институте Хеллсинга пройти никак не мог, и Уолтер пожалел, что не заключил ни с кем на сей счёт пари. Артур влетел в гостиную, сияя на груди режущим глаз галстуком цветов национального флага — вызывающая вульгарность даже на неискушённый взгляд Уолтера.       — Та-ак, а от тебя мне нужно... Что мне от тебя было нужно? Ах, да. Мне нужен мотоцикл.       Ох. Ничего доброго просьба сэра Артура не предвещала.       — Это совершенно невозможно, сэр. Как вам прекрасно известно.       — Слушай, ну пошутили, и хватит. Мне необходим транспорт, и, желательно, поманевреннее автомобиля.       С вежливой улыбкой Уолтер пережидал, пока Артуру надоест настаивать на невозможном. Украдкой он принюхался, но тянуло только одеколоном. Оставалось надеяться, что внутрь Артур его не употреблял. Терпение Артура тем временем истекало, он стукнул кулаком по первой попавшейся поверхности, которой оказалась барашком вскидывающаяся вычурная спинка кресла, и глухое «пуф» должного впечатления явно не произвело.       — Чёрт бы побрал Хью Айлендза, который даже в моём собственном доме ведёт себя как хозяин! Впрочем, ладно. Чертей тоже жалко. Как насчёт мотоцикла с искушённым водителем? Подбросишь меня, куда укажу?       Сдался он нехарактерно легко, и Уолтер с облегчением сообразил, что отстаивать свои хозяйские права всерьёз он не собирался с самого начала. Дневной речи Его Величества по радио, похоже, было суждено стать единственным для Уолтера на сегодня праздничным мероприятием.       — Что-то случилось? — поинтересовался он уже по пути к гаражам.       — Случилось. Государственная тайна.       Артур состроил такую напыщенную рожу, будто ни разу в жизни не доводилось произносить подобной фразы и вот предоставился долгожданный повод. Выпендрёж был слишком наигран, чтобы восприниматься всерьёз, но даже шуточное недоверие резануло по только поджившей ране. Уолтер почти надеялся, что Артур выпендрится и при виде шлема, предоставляя Уолтеру повод ещё раз его осадить, но шлем он принял с показной кротостью, нахлобучил взамен новенькой, по последней моде шляпы, старательно застегнул под подбородком и застыл, прижав шляпу к груди, выражая всяческую услужливость и готовность следовать дальнейшим указаниям.       — А пассажирское седло чего не прикрутишь? Ты что, не катаешь на мотоцикле девчонок?       По возвращении из Польши Уолтеру долго было не только не до прежних знакомых девочек из Вулсберри: помощницы продавщицы в бакалейной лавке, племянницы почтмейстера, — но и не до мотоцикла. Ухоженный и смазанный, тот простоял всю весну в гараже; в городок же Уолтер если и выбирался, то на одном из общих велосипедов, меланхолично, со скрипом крутя педали. Однако в ответ на поддразнивание Артура он только фыркнул:       — Девчонок веселее без пассажирского седла катать.       — Верно мыслишь! — расхохотался, естественно, Артур. — Но зато теперь и со стариком придётся потесниться. Сейчас облапаю тебя, как последний педераст.       — Главное, за ручной тормоз не хватайтесь.       Если двое подростков в седле мотоцикла умещались вполне комфортно, то с Артуром места было действительно впритык. Он вытеснил Уолтера на край седла, без стеснения «облапал», как обещал, да ещё и пристроил, зажав за его плечом, шляпу. Неспешно, приноравливаясь к машине заново, Уолтер вывел мотоцикл на дорогу от гаражей, проехал чинно, привыкая к непривычному положению и к пассажиру, а в паре сотен метров за воротами «Хеллсинга» к нему вдруг вернулось, обволокло ощущение одного целого с машиной. Он прибавил скорости, ветер хлестнул по лицу, но не добрался до прикрытых защитными очками глаз. Чуть повернувшись к Артуру, Уолтер ехидно уточнил:       — Так куда едем? В какую сторону после Вулсберри выруливать? Или это тоже государственная тайна? Может, мне закрыть глаза вообще?       — Я тебе закрою! Давай в сторону Лондона. Когда подъедем, уточню.       Как и обещал, он уточнил попозже, направив Уолтера к Сент-Джеймс-парку, затем поправив на Гайд-парк. Но движение всё равно застопорилось ещё на Риджент-стрит. Через праздничную толпу даже на мотоцикле было не проехать. Уолтер привстал в седле и присвистнул, глядя поверх моря голов. Такой толпы народа вживую видеть ему ещё не приходилось. Пришлось развернуться и направиться в объезд, но в итоге Артур вообще велел оставить мотоцикл в первом попавшемся сквере в стороне от Оксфорд-стрит и продолжить путь на своих двоих, не мешкая. Кинув Уолтеру шлем, он вернул на место слегка помятую шляпу, застыл, вслушиваясь непонятно во что, затем резко провёл рукой по лбу, словно брезгливо смахивая липкую паутину.       — К Мраморной арке, живо, — распорядился он, срываясь с места, и когда Уолтер, догнав его, приноровился к быстрому, размашистому шагу, добавил сквозь зубы: — Терпеть не могу пускать его к себе в голову.       — Алукард, — не спросил, скорее, констатировал Уолтер. Выходит, Алукарда направили вперёд, и теперь он указывает им направление? Подвешенные на локоть шлемы постукивали друг о друга. Несмотря на сосредоточенное беспокойство Артура и вовлечение Алукарда, не было похоже, что предстоит серьёзная схватка. И, безусловно, нельзя было не терзаться любопытством, ради чего, в таком случае, они примчались сюда по таинственному звонку?       Ворота в парк были запружены толпой гуляющих. Артур хмурился, приподнимался на носках, нетерпеливо высматривая, когда они попадут за ограду, и едва сдерживался, чтобы не протолкать себе путь в парк грубейшим образом. Но вынырнув наконец из людского потока, он, вместо того, чтобы рвануть вперёд, замер, забавно склонив голову и снова вслушиваясь. Неуверенно Артур двинулся было в сторону, но Уолтер уже сам разглядел возвышающуюся над прочими косматую шевелюру Алукарда и потянул начальника за рукав. Странновато было, что на такого дылду, как Алукард, почти не обращали внимания — с другой же стороны, зная способности Алукарда, вовсе не удивительно.       — А! Решил меня хотя бы под конец кругами поводить, — проворчал Артур сердито и с облегчением, не нуждаясь больше в подсказках, зашагал в сторону Алукарда по решительной прямой, обогнув лишь оказавшуюся на пути компанию, которая устроила на газоне весёлый пикник. Уолтер старательно не отставал. Теперь он разглядел, что Алукард стоит подле скамьи, и сидящие на скамье две девушки общаются с ним, как ни в чём не бывало. Общалась одна из них, вернее, над которой время от времени Алукард склонялся, чуть опираясь на спинку скамьи и на редкость галантно, без тени насмешки или кровожадности улыбался. Лицо собеседницы, одетой в военную форму, было скрыто за широкими полями шляпы Алукарда, которую тот великодушно позволил позаимствовать. Другая девушка, в платке и мешковатом бежевом плаще, беспокойно вертелась; подумалось, что она немного ощущает себя третьей лишней.       — Не скажешь, зачем я велел ему непременно принять приличный вид? — буркнул Артур раздражённо. За его спиной Уолтер расплылся в улыбке, гадая, направлен ли на Алукарда праведный гнев за обольщение ничего не подозревающих жительниц Соединённого королевства или это всего лишь профессиональная ревность за то, что Алукард оказался первым и обзавёлся преимуществом на поле сражений, которое Артур привык всегда оставлять за собой.       Они оказались всего в паре шагов от скамьи, когда Алукард соизволил обратить на них внимание. За ним приподняла голову его собеседница, и Уолтер обомлел, мгновенно узнавая лицо, прежде скрытое широкими полями потёртой алой шляпы.       — Добрый вечер, сэр Артур, — произнесла Её Высочество наследная принцесса Елизавета.       Ответа Артура он не слышал, пару мгновений только и видя перед собой это лицо, замершую, как на фотографии, улыбку, и очнулся, только когда улыбка распалась в живое, отчасти озорное, отчасти виноватое выражение.       — Насколько далеко зашёл переполох?       — Не покинул дворца. Совет и то тревожить не стали.       — А обратились, стало быть, напрямую к вам? К человеку, который творит невозможное?       Сохраняя торжественное и озабоченное лицо, Артур поклонился.       — Вы льстите мне. Я всего лишь тот, кто отдаёт приказы и присваивает заслуги.       — Я наслышана, что у вас хорошо получается первое и неважно — второе, — она перевела на Уолтера вежливо-заинтересованный взгляд. — Вы — тот самый юноша, верно?       Не зная, что и как положено отвечать, Уолтер лишь постарался повторить лёгкий поклон Артура. Артур сжал его плечо и подтолкнул вперёд.       — Совершенно верно, Ваше Высочество, это Уолтер Дорнез. Мало кому все обязаны сегодняшним праздником больше, чем ему.       Уолтер сказал: «Добрый вечер». Точнее, очень надеялся, что чёртов онемевший язык артикулировал именно это.       — А с джентльменом рядом с вами, осмелюсь полагать, знакомство вы уже свели.       — Граф был исключительно любезен, — улыбнулась Её Высочество, пытаясь глянуть из-под полей шляпы через плечо и вверх. — Даже предложил мне шляпу для более успешной маскировки. А вы, кажется, были полны решимости спасти принцессу от дракона?       — Чувствовал определённую ответственность, Ваше Высочество. Особенно после того, как сам дракона на поиски принцессы и отправил.       Её Высочество, вздохнув, опустила глаза и снова приняла виноватый вид.       — Мы с Маргарет, — вторая девушка, девочка не старше Уолтера, безусловно, оказалась младшей принцессой Маргарет, — всего лишь хотели увидеть празднование вблизи, собственными глазами. Смешаться ненадолго с толпой. Это и наш праздник тоже, не так ли? Но отец был неумолим. Так что пришлось брать инициативу в свои руки, — она вздёрнула слегка подбородок. — В конце концов, о наших намерениях отец был осведомлён. Что нас не похитили и что я не сбежала с каким-нибудь греческим поклонником.       — В следующий раз, — абсолютно серьёзным тоном произнёс Артур, — обдумайте тщательнее маскировку. В военной форме вас видела на фотографиях вся Британия.       — Я думала об этом. Но с другой стороны, сегодня самое меньшее каждый третий вокруг в военной форме.       — Тоже верно. И как вам празднества?       — Давка была ужасна, — улучила наконец возможность вставить слово принцесса Маргарет, усталый и понурый вид которой свидетельствовал, что её тяга к приключениям на сегодня была удовлетворена с лихвой.       — Но там были качели! — наследная принцесса мечтательно вздохнула. — Представляете, кто-то взял и повесил качели прямо на ветку дуба, и вокруг собралась целая толпа, Но покачаться у всех на виду мы так и не решились... Впрочем, полагаю, вам пора препроводить нас во дворец, сэр Артур. Искренне прошу прощения за причинённое беспокойство. Я была уверена, что дело ограничится поднятой на уши дворцовой стражей.       Её Высочество приподнялась было, когда Артур остановил её протестующе и попросил дать ему несколько минут — позвонить из ближайшего автомата во дворец и унять панику. Уолтер увязался следом, отчасти боясь выставить себя дураком без поддержки Артура, отчасти заподозрив, что раз Артур надел новый костюм, то у него и пенни в карманах не завалялось. Так и было: увидев телефонную будку и очередь к ней, Артур принялся перетряхивать карманы. Дав ему около минуты на полную инспекцию, Уолтер приблизился и протянул портмоне. Невинный вид Артура не обманул: он погрозил кулаком, после чего, просияв, поблагодарил. Из пухлого портмоне с удостоверениями на все случаи жизни он выбрал полицейское и, когда будка освободилась, сунул его под нос крайнему в очереди усатому мужчине в клетчатом пиджаке, строго, но с ноткой извинения произнёс: «Прости, приятель, срочное дело полиции», — и шмыгнул в будку. Минуты три спустя они с Уолтером, оба по-своему довольные собой, но по дороге от самодовольства снова переходя к почтительному благоговению, вернулись в общество, выше которого и вообразить было невозможно. Её Высочество уже стояла под руку с Алукардом. Уолтер готов был биться об заклад, что Артур от этого не в восторге.       — Я проинформировал, что мы благополучно вас отыскали, — деловито отчитался Артур. — и что до дворца проводим вас сами. Но поскольку в парке толпа и давка, возвращаться придётся кружным путём. В том конце парка ведь много народу, Алукард?       — Никто не станет утверждать, что мало, — невозмутимо согласился Алукард. Её Высочество быстро перевела заинтригованный взгляд с одного на другого.       — Очень кружным путём, — вздохнул Артур, протягивая руку юной принцессе Маргарет. — Так где вы утверждаете, Ваши Высочества, были качели?       Они покачали царственных особ на простеньких: две верёвки и отполированная, добротная перекладина, — подвешенных на мощной ветке дуба качелях, которые вызывали, тем не менее, вопли восторга не только у осчастливленных девиц, но и у обступившей качели публики. Обратно через парк так и шли парами: Алукард с принцессой Елизаветой, которая заговаривала порой с ним, и Алукард склонялся к самому её лицу; Артур развлекал приободрившуюся младшую принцессу легкомысленной болтовнёй, а Уолтер замыкал шествие. В незамысловатой, должно быть, на посторонний взгляд компании ему чувствовалась торжественность волшебной, полуреальной процессии — может, впрочем, так оно и было, а обыденность исходила лишь от наведённой Алукардом маскирующей иллюзии? Так шли они мимо вездесущих пикников, их обгоняли и перебегали дорогу дети, одуревшие от праздника и возможности поноситься допоздна. А когда они вышли на не такую оживлённую улицу, и не оглушали больше перебивавшие друг друга военные оркестры, Её Высочество, разрумянившаяся и оживлённая, полуобернулась к Артуру:       — А ведь поговаривают, что вы мой конкурент, сэр Артур.       — Прошу прощения?       — Кое в каких спиритических кружках мне рассказывали: ещё в начале войны ходили слухи, будто настал час испытаний, когда королю Артуру положено вернуться из Авалона и спасти свою нацию. Разве не именно это вы — вы трое, если вам угодно, — и сделали?       — Ваше Высочество, — Артур укоризненно покачал головой, — чтобы стать королём, лишив законного трона вас, мне пришлось бы перестать быть джентльменом. А король-не джентльмен в этой стране, согласитесь, невозможен.       Её Высочество улыбнулась, намного живее, чем на фотографиях, ответом явно позабавленная.       — Виндзоры правят, Хеллсинги служат, — добавил Артур с помпезностью. — Позвольте уверить вас, что подобный расклад меня полностью удовлетворяет.       Их пропустили за ограду дворца, где царственных особ пришлось наконец оставить на гнев или милость отца. С витиеватым старинным поклоном Алукард склонился и поцеловал Её Высочеству на прощание руку, задержав её в своей чуть дольше, казалось, допустимого.       — Благодарю за незабываемый вечер.       В любых других обстоятельствах Уолтер скосил бы глаза подсмотреть за озабоченным и возмущённым Артуром. Вампир, которого ему было положено держать на коротком поводке, у него же на глазах очаровывал не кого-нибудь, а наследницу британского престола. Однако сам Уолтер слишком был очарован этой ненаигранной галантностью, такой же естественной для Алукарда, как и его кровожадность в бою, и впервые Уолтер настолько остро ощутил, как за Алукардом, которого, казалось, знал как облупленного: мужчиной, девочкой, даже бесформенной хаотичной массой, — тянется шлейф иных, недосягаемых времён и нравов.       Голова ещё слегка кружилась от невероятной прогулки, когда они брели от дворца. Уолтер вернул Артуру портсигар, не дожидаясь на сей раз, пока Артур хватится, а тот великодушно угостил обоих попутчиков, и какое-то время все шли молча, дымя вкусным, не каждодневным табаком.       — Надеюсь, Его Величество ты не обескровил?       — Меня и близко не подпустили. Предоставили подготовленный заранее образец крови.       — Королевскому мажордому сообразительности не занимать. И как тебе английская королевская кровь?       — Кровь немолодого мужчины не в самой лучшей форме? Никогда не входила в гурманское меню. Разочарован?       — Камень с души свалился. Не хватало ещё, чтобы ты вошёл во вкус королевской крови.       — Меня привлекает не кровь. Меня привлекает личность, — Алукард осклабился. — Заставил тебя понервничать?       — О чём ты? Будь у меня впечатлительная сестра лет четырнадцати, я бы тоже предпочёл оградить её от твоего общества.       — Не делай вид, что самопожертвование со стороны старшей сестры не было лишено определённой заинтересованности.       Артур нахмурил брови и впервые не нашёлся со своевременным ответом.       — Не доверяешь своему будущему сюзерену? — поддразнил Алукард.       — Доверяет. Просто слишком хорошо знает тебя.       Вмешательство Уолтера взяло врасплох обоих. Зато выкристаллизовавшийся было в воздухе тонкий ледок со звоном разбился вдребезги.       — Не теряй бдительности, Артур. Оглянуться не успеешь — а этот наглец уже не только отвечать, но и решать за тебя будет.       — Пока отвечает моими же словами и решает так, как решил бы я, — на здоровье. На мой век хватит и слов, и дел. А теперь, с вашего позволения, джентльмены, пора мне доложиться в клуб.       Будто устав от собственной и окружавшей его исключительности, Артур, как простой смертный, терпеливо отстоял очередь к таксофону, не выделяясь, насколько возможно было не выделяться для щёголя в дорогом костюме и контрастирующем с ним ярком галстуке. Терпение его, однако, вознаграждено не было. К Уолтеру и Алукарду он вернулся, разочарованно разводя руками.       — Никто не берёт трубку. То ли веселье в самом разгаре и персонал окончательно сбился с ног, то ли, наоборот, все уже разъехались. Подбросишь меня до клуба глянуть, что и как?       Уолтер ответил рассеянным согласием, будто пробуждаясь от зачарованного сна, от грёзы наяву. И тут, будто почувствовав непростительно тающее волшебство момента, Артур резко решение переменил:       — А к чёрту клуб, вообще-то. Что скажете, ведь мы втроём правда славно приложились к победе? Так, может, раз судьба так сложилась, и закончим этот вечер вместе? Разве что у кого-нибудь имеются свои планы, — он повернулся к Уолтеру, и тот резко помотал головой, пользуясь моментом, пока Артур не передумал снова.       — Вот и молодец. Знаешь, в определённый момент на полном серьёзе рассматривали возможность посвятить тебя в качестве награды за заслуги в рыцари. Но только, — Артур покосился на Алукарда, — смутило, что тем же, по логике вещей, пришлось бы наградить и твоего напарника...       — В рыцари меня посвятили давным-давно, Артур Хеллсинг, и не по прихоти горстки нуворишей и выскочек.       В розовом свете заката они застыли друг напротив друга. Алукард с неведомыми прежде нотками в голосе, с незнакомой осанкой, разбуженной, возможно, сегодняшней встречей, сложил руки на груди, грива волос чуть колыхалась под дуновением ветерка с Темзы — и Артур, который, расправив плечи, оценивающе уставился на него снизу вверх; положение, которое он практиковал не каждый день, но справлялся с недюжинной уверенностью в себе.       — И правда ведь, — спокойно признал он. — Нижайше прошу прощения, Граф.       Они раскланялись, и чего было в этом больше, игры или серьёзности, Уолтер судить не брался. Однако следующая фраза Артура звенела уже не подлежащей сомнению весёлостью:       — Не окажете ли нам любезность, Ваше Сиятельство, и не составите ли нам сегодня вечером компанию в благородном деле празднования?       — Можно уточнить, что имеется в виду под «празднованием»?       — А что найдём по дороге, то и подразумим. Тем более что искать сегодня особо не придётся.       Что правда, то правда: единственное, чего этим вечером в Лондоне пришлось бы поискать, — это тишины и покоя. Город бурлил, как огромная, выплёскивавшаяся во все улочки ярмарка. Проходящие мимо компании приветствовали знакомых, равно как и незнакомцев, и Артур, не связанный более ответственным заданием, от души на приветствия отзывался. На каждом углу в Ковент-Гарден уличные оркестры, профессиональные или случайно сбившиеся на один вечер, втягивали то в весёлый марш, то в танец, шарманки тянули приевшуюся «Давайте выкатим бочку», а на расчищенном фундаменте одного из разрушенных ещё во время Блица домов устроили небольшую танцплощадку. Под аккомпанемент взгромождённого на подмостки пианино певица чуть надрывно, но звонко голосила модные джазовые песни, на танцплощадке и рядом отплясывали молодые в основном пары. Маявшиеся без пары девицы жались к стенам рядом или толпились щебечущими стайками, сосредоточенные, казалось, исключительно друг на дружке. Но стоило Артуру остановиться, с интересом прислушиваясь, как одна из болтушек со стремительностью, достойной нежити, вмиг живо загляделась на музыкантов, не найдя лучшего места, чем за высоким, требовавшим приподняться на цыпочки, плечом Артура. Тот обернулся, пара слов — и будто не оставалось ничего другого, кроме как втянуть её в танец.       — Чёрт! Хорошо, что это было не покушение, — со смехом признался Уолтер Алукарду. Преувеличивал, конечно: опасность он почувствовал бы безошибочно. Алукард подметил, дескать, на что-то, быть может, и покушаются, заставив Уолтера фыркнуть и расслабиться окончательно       — Сэр Артур весь вечер сожалел, что велел тебе принять приличный вид, — доверительно сообщил он, воспользовавшись тем, что они остались вдвоём. Алукард криво блеснул клыком:       — Ни капли не сомневаюсь.       «Я тоже сожалею», — вертелось на языке Уолтера, но было не совсем правдой. Ни капли не было жаль, что он увидел Алукарда сегодня в новом свете. Однако, что и говорить, будь Алукард сейчас в облике девочки, пригласить его потанцевать было бы проще. И от неодобрения сэра Артура можно было бы отбиться шуточными заверениями, жертвует собой, мол, спасает честь английской короны. Правда, будь Алукард девочкой, необходимости спасать бы не возникло...       Он чуть не подскочил от неожиданного прикосновения. Снова ругая себя за потерю бдительности и нерасторопность, он обернулся. Рыжеволосая девица с бесцветным, но на глазах зардевшимся лицом, пригласила его на танец. Первой реакцией было отказать, но в нагретой весенним солнцем и праздником атмосфере висел такой заряд беспечного «почему бы и нет?», что Уолтер, отбросив высокие грёзы и нелепое смущение перед Алукардом, приглашение принял. Танцев этих он, правда, не знал совершенно и поначалу напряжённо следил за окружающими, копировал движения и шаги, но в целом танцевать оказалось не сложнее, чем драться. А ещё в танце не требовалось пустых слов вежливости, достаточно было улыбаться партнёрше время от времени или, если пробегала неловкость от молчания, подхватывать за певицей припев, пускай и лютую сентиментальщину вроде «Ты исполнил мои мечты всего несколько поцелуев назад». Уолтер не ожидал обнаружить, что не он, а его будут терпеливо дожидаться. Распрощавшись с партнёршей, он извинился за внезапную спешку выученным сегодня куртуазным поцелуем руки и выбрался к Артуру, который, благополучно пережив «покушение», горячо обсуждал с Алукардом достоинства и недостатки певицы.       — Не скажи, совсем ничего, как для белой — особенно. Музыка черномазых всё-таки, как ни крути...       Потом они застряли на площади, где бездомный в засаленном пальто и шарфе пытался жонглировать, вместо кеглей используя бутылки, пустые и полуполные, ронял их порой и панически, едва не падая сам, подхватывал, безошибочно спасая именно полуполные; впрочем, и пустые падали, благополучно не разбиваясь, только звонко раскатывались по тротуару. Отхохотавшись над незамысловатыми трюками до боли в животе, Уолтер догадался наконец, что бездомный явно не бездомный, а самый настоящий профессионал. Нашарив в кармане мелочь, он метко кинул монетку покрупнее через публику прямо в шляпу трюкача.       — Самим было бы уже неплохо выпить и закусить, а? — предложил Артур, раскрасневшийся и растянувший петлю яркого галстука почти до середины груди. Алукард, сверкнув клыками, не преминул поинтересоваться, насколько предложение касается его.       — Фу, хватать уличную еду после королевского завтрака!       Они безобидно поспорили ещё немного о преимуществах, недостатках и допустимости «уличной еды», двигаясь к наименованной цели, как Уолтер от души уже начинал надеяться. По дороге они втянулись ещё ненадолго в залихватскую народную пляску, а прежде чем перейти через мост в Саутварк, попререкались с подвыпившей публикой на барже, зазывавшей покататься по ночной Темзе на лодке. Весь путь через мост Артур, увлёкшись, с жаром предавался воспоминаниям о лодочных гонках в Оксфорде, а Уолтер, в далеко разливавшихся над рекой звуках музыки, голосов, смеха чётко различил нотку тревожной тишины, и плеск воды, и нагнали вдруг воспоминания о нервной ночной переправе через Вислу. Алукарду пришлось, разумеется, улечься в гроб, который занял всю лодку и та погрузилась почти по самые края. Побледневший проводник их крестился, не стесняясь, а под рукой сквозь древнее дерево Уолтер, казалось, физически мог ощутить животный страх и злобу на враждебную стихию...       Заведение, куда притащил их Артур, ни уютом, ни респектабельностью не отличалось. Пустых столов хватало, но большая часть публики всё равно, галдя, толпилась у стойки. Усадив попутчиков за один из покрытых протёршейся местами клеёнкой столов, Артур тут же исчез; клеёнка оказалась еще и липкой, как брезгливо заметил Уолтер, положив руки на стол. Даже нагулянный за полдня зверский мальчишеский аппетит не мог перебороть желание услышать: «Нет, что-то мне здесь сегодня не нравится. Давайте поищем другое место». Заведение Артуру было явно знакомо, что вселяло некоторую надежду хотя бы не отравиться. Но Артур вернулся, ловко удерживая в пальцах бутылку виски, два стакана и бокал с вином, и всякие придирки исчезли под захлестнувшим заново восторгом, что, чёрт возьми, не каждый день доводится гулять по ночному Лондону с сэром Артуром Хеллсингом и Алукардом, как с давними приятелями.       — Кухарку уже отпустили, но обещали собрать нам холодных закусок, — гордо отчитался Артур, поставил бокал перед Алукардом, разлил виски по стаканам и поднял свой. — Ваше здоровье, джентльмены, прижизненное и посмертное.       Большой глоток ожёг горло; Уолтер попытался задержать дыхание, но не помогло, закашлялся, смахнул выступившие слёзы. Артур хлопнул его по спине и хмыкнул: «Малолетка!»       — Нет, всё нормально, просто... достаточно. Слишком крепко.       Вкус был, конечно, совсем другой, но ударивший в нос, прилипчивый сивушный запах неумолимо воскресил воспоминания о доме Ковальчиков, об утрах, накопивших за ночь осевшую росой безнадёжность, потянуло так и не растворившейся в городских шумах струёй тревожной тишины, как недавно над рекой, и вспомнилось предупреждение Алукарда: «Вода точит и камень, и металл, и человеческую плоть». Уолтер глянул на него искоса, но Алукард манерно изучал содержимое бокала, будто винтаж из дешёвого паба правда стоил особого внимания. Артур слил себе остатки недопитого Уолтером виски и, когда официант принёс блюдо с обещанными закусками, заказал ещё кружку пива.       — Вот тебе, так и быть, газировки, малолетка ты.       Блюдо заняло почти весь небольшой стол, напитки пришлось опасно поставить по углам. Молча они налетели на ветчину и рулет, и на щедрыми кусками нарезанный пирог, и на рубленую селёдку с яйцом. С хищной жадностью утолив первый голод и пригубив уже без тоста, Артур заговорил снова:       — Что касается этой так называемой «нашей», а на деле вашей с Графом победы... Извини, что пока вы там отсиживались, здесь так долго тянули с ответом.       С таким аппетитом только что откушенный кусок пирога будто прямо во рту обратился в чёрствую горбушку.       — Всё нормально, — накликивать воспоминания Уолтер больше не хотел, но Артур сердито стукнул стаканом по столу, расплёскав на клеёнку.       — Нет, это ненормально, чёрт возьми, чтобы я вообще это дурацкое словечко больше не слышал. Не хочу я, чтобы подобное считалось у меня нормой. Путешествие ваше было чистой воды непродуманной авантюрой, — «не вижу ничего ненормального», — негромко вставил Алукард, но Артур пропустил мимо ушей. — Хью с Шелби два дня капали мне на мозги. И заткнулись лишь когда после вашей блистательной кавалерийской атаки в двадцать четыре часа накрыли три явочных квартиры из четырёх, где уговаривал вас спрятать Айлендз, чтобы потом переправить за границу, и затрещала по швам вся сеть агентов. В Радоме же было тихо, загвоздка была одна — вытащить вас оттуда, сам знаешь.       — Я боялся... — боялся быть списанным. Брошенным. Забытым. Боялся предательства со стороны Артура, но сейчас, когда они сидели за одним столом и ужинали из одной тарелки, язык не поворачивался признаться. И тогда бы в голову возможность такая не пришла, если бы не Алукард. Мельком Уолтер бросил на него сердитый взгляд, что не укрылось на сей раз от Артура, и тот глянул на Алукарда куда дольше и серьёзнее. Алукард невозмутимо щурился на обоих из-под тяжёлых век. Пророненное «боялся» требовало завершения. Боялся самостоятельного возвращения? Нет. Всерьёз опасность представлял только Алукард, а Алукарда, как любой нежити, Уолтер с детства научился не бояться. Боялся козней со стороны Ковальчиков, когда отношения между ними натянулись? Опасался немного — но теперь скорее был даже разочарован, как покорно они приняли отказ, не попытались бороться за своё. — Боялся, что русские приготовят какую-нибудь ловушку, вопреки договорённостям, попытаются захватить нас силой.       Перед глазами стоял ночной аэродром, куда русские доставили их вертолётом, и долгая сотня метров между вертолётом и поджидавшим Уолтера истребителем своих, сотня метров, которую он шёл, прилагая все усилия, чтобы не удариться в бег, а рядом шагала девочка в белом костюме с несуразно огромным чёрным гробом под мышкой.       — И правильно боялся, — одобрил Артур. — Мы сунули русским в зубы жирный кусок в обмен на помощь с твоим возвращением и сами скрестили пальцы, чтобы они не успели слишком быстро его пережевать, — в качестве иллюстрации Артур свернул и сунул в рот ломоть ветчины. — Совестью пожертвовали, можно сказать. Но не переживай. Это была совесть сэра Хью Айлендза.       — Она у него есть? — с искренним интересом вмешался Алукард.       — Ещё как! Просто надёжно заперта на пять замков вместе с драгоценностями короны. И демонстрируется лишь Его Величеству в исключительных случаях. Так что русским всё равно достался дубликат.       Уолтер заставил себя улыбнуться и запил пивом так и вязнущий в зубах злосчастный кусок пирога.       — Знаешь, — хмелея и серьёзнея, продолжал Артур,— у каждого бывают свои сомнения. Но такие вот истории раз за разом уверяют меня, что Бог не просто существует, но время от времени и делает нам одолжение, вмешивается в наши жизни, уберегая, как расшалившихся детей, когда мы подходим совсем уж близко к краю. Обращает наше зло если не в добро, то хотя бы во избежание самого страшного зла. Мы были возмущены, когда русские не оказали обещанной помощи восстанию в Варшаве. Но страшно представить, что бы произошло, если бы они переправились через Вислу, а немцы в качестве последнего средства бросили бы против них нежить, до того, как мы спохватились...       В Бога Уолтеру давно уже не верилось. Но он верил сэру Артуру Хеллсингу. Верил человеку, которому доверяли невозможное, который мог провести его за пару часов от вершины мира до затрапезного паба и из таксофона позвонить в Букингемский дворец; человеку, которого признавало хозяином пятисотлетнее чудовище, и вера которого, стало быть, не могла быть совсем уж детскими сказками.       — Я ведь мог бы взять с собой из Польши ещё одного человека? — в порыве обоюдной откровенности спросил он. Артур уставился недоумённо, явно не понимая, в чём тут проблема вообще. — Ну а вдруг русские военные заявили бы, что им поручено передать только одного мальчишку и одну девчонку, не двух?       О том, что под «ещё один человек» подразумевалась девушка, Уолтер признаваться не собирался, но Артур ёрничать в ответ не стал.       — Вот как? — он зачерпнул корочкой пирога рубленую селёдку, задумчиво прожевал. Уолтер надеялся на сочувственное «нет», и тогда Катажинке несравненно безопаснее было оставаться со своими, чем застрять одной в окружении русских солдат. Артур осклабился вдруг во все тридцать два зуба. — Что ж, в таком случае, я оставил бы им Алукарда. Вот была бы потеха!       — Я не подумал.       — Это потому что тебе надо больше практиковаться, — воспользовался поводом вывести удобную мораль Артур. — Но не переживай. Война кончилась, вот, теперь твоей тамошней зазнобе поспокойнее живётся. А у тебя всё впереди. И думать научиться можно, и девушки будут. Посмотри на себя, чёрт возьми! Вон, рыженькая на тебя сегодня заглядывалась, даром, что старше лет на пять. Годик-другой — и сможешь обаять любую женщину в Англии. Только, желательно, кроме тех двоих, кого мы сегодня сопровождали. И кое-каких, кто женщинами на самом деле не является.       Он ободряюще хлопнул Уолтера по плечу, расстегнул ремень кобуры и скинул вместе с пиджаком, прихватил стакан и бутылку и направился к стойке. Глядя ему вслед, Уолтер пожалел, что не получится поговорить с ним вне слышимости Алукарда. Раз пошли откровенности, спросить бы, отчего его лично так раздражает девчачий облик Алукарда. Или, наоборот, не раздражает, а слишком привлекает? Кто бы мог подумать: маленькие темноволосые девочки-подростки с неправильными чертами лица? Навскидку Уолтер попытался систематизировать пассий Артура, но никакого преимущества в сторону брюнеток или блондинок, высоких или маленьких установить не получалось. Может, Артура раздражает просто сам факт, что женщиной Алукард на самом деле не является, что облик этот — ненастоящий? А вот теперешний — настоящий? Портрет исторического Влада Дракулы Уолтеру в какой-то книге попадался. Кое-что общее действительно было — но чтобы сказать, что то же самое лицо? Портретное сходство с собственным портретом?       — И что же ты на меня уставился, Ангел смерти?       — Ничего. Думаю, как же сэр Артур так просто доверил тебе розыск принцесс.       — А кто сказал, что «просто»? Едва не час запреты на все случаи жизни перечислял.       — И, похоже, всё равно всего не учёл?       — Природного обаяния, чего же ещё?       Уолтер фыркнул в пивную кружку. Пойман с поличным, называется.       — Так ты искал их по королевской крови?       — Вообще-то ищейкой к Хеллсингам я не нанимался. Но, скажем так, мы договорились.       Шальная мысль на языке была тут как тут.       — А если дать тебе моей крови? Меня ты тоже везде найти сможешь?       — Тебя я и так уже, кажется, где угодно найду. Но предложение крови пускай остаётся на будущее.       Последние слова и смешок едва перекатились через свежую волну шума от стойки. Артур сел напротив не уступающего ему ростом здоровяка. Насторожившийся было, Уолтер тут же успокоился — всего лишь собирались побороться на руках. Он хлебнул ещё пива и придвинулся к Алукарду, чтобы удобнее было разговаривать, сказал он себе. Под столом задел бедром его колено, переставил было ногу, но тут же напористо вернул на место.       — Это твоя настоящая внешность? На свой портрет, ну, старинный, ты не больно похож.       — Смотря, что ты подразумеваешь под настоящей, — уклончиво, как и следовало ожидать, ответил Алукард. — Облик я могу менять и по желанию, и помимо него порой; и да, нелегко пятьсот лет удерживать в голове одно и то же, — лицо Алукарда было непривычно благодушным: то ли от нечастой мирной прогулки, то ли от умеренной порции вина. На вопрос Уолтера он, по крайней мере, не начал рассуждать, насколько настояща внешность самого Уолтера. Костлявое колено так и упиралось в его бедро; сквозь ткань начинала чувствоваться его прохлада. — Но шальная девчонка — точно не моё настоящее обличие.       — Знаю. Мне всё равно. То есть, наоборот, не всё равно.       Нет, ему как раз было не всё равно. Его завораживал этот... это существо. Уолтер видел, каково его подчинять и удерживать, знал, каково с ним соперничать, бороться, выпутываться из его правдоподобной лжи и режущей по живому правды. Знал, что есть у него уязвимые места, и что способен он на искренние привязанности. Уолтер хотел всего этого и хотел большего. Более близкого. Тесного. Откровенного. Особенного. Того, что можно было найти за иллюзиями, масками, ухмылками, тенетами лжи и правды — чего-то вроде сегодняшнего поцелуя руки.       — Мне не всё равно, — повторил он менее уверенно, без толку ища подходящие слова, не ударяться же в пошлые сентиментальности вроде «исполнил мои мечты всего несколько поцелуев назад». — И не думаю, что всё равно тебе.       — Не всё равно, — согласился Алукард, расслабленно щурясь.       Была не была; почему бы и не пошлые сентиментальности?       Уолтер приподнялся и, опираясь руками о край стола, приник к губам Алукарда поцелуем. Собственные губы помнили, как его целовать, как балансировать, чтобы не зацепить выступающие клыки, приноравливались к иной форме рта, который приоткрылся, позволяя чуть углубиться...       Голова кружилась и звенела, когда он наконец оторвался и плюхнулся, чудом приземлившись не мимо стула.       — Ух.       Одна ладонь вымазалась в разлитом по клеёнке алкоголе и более застарелой липкой дряни. Плевать.       — Мальчишка, — с довольным смешком поддразнил Алукард. Уолтер чувствовал жаром расползавшееся по лицу идиотски-блаженное выражение и упивался им. Примостился, чтобы снова ощущать под столом колено и бедро Алукарда. Член активно перенимал мыслительный процесс и даже не отмахнулся от ленивого вопроса Уолтера, не мог бы направить этот процесс на кого-нибудь понормальнее. Нет, это слово Артур приказал забыть.       — Я пьян.       — О да.       — Опять.       — Ничего удивительного, с такими-то примерами для подражания.       — Но дело не в этом. Нет, я не про примеры для подражания. Я не потому что пьян.       — Конечно. Трезвым, надеюсь, ты подобрал бы более подходящую обстановку.       — А?       Подняв голову, Уолтер осмотрелся, наткнулся на парочку откровенно брезгливых и враждебных взглядов.       — Плевать, — нагло отмахнулся он.       Подошёл, одеваясь, сияющий удовольствием Артур, коротко обсудил с Алукардом итоги матча («показал, что не все джентльмены — белоручки») и предложил отправляться дальше. Алукард допил вино, Уолтер двумя большими, не лезущими в горло глотками — пиво. За порогом он с удовольствием, шумно вздохнул полной грудью, а Артур, проворчав, что как для Лондона воздух безобразно чист, потянулся за портсигаром.       — Эй, вы!       Вслед за ними в дверь вывалилась целая компания, пять человек, мигом схватил взглядом Уолтер. Чем они не угодили местным, он заподозрил мигом. Но среди окликнувших был и здоровяк, и мелькнула надежда, что, может, сам Артур чего-то с ними не поделил. Мелькнула и угасла с зычным:       — Чтобы вас, сраных пидоров, здесь ноги больше не было, ясно?       Вытащив изо рта незажжённую сигарету, Артур вытаращился на выступившего вперёд коренастого заводилу в кепке, затем повернулся к Уолтеру и Алукарду, вернее, к Алукарду, смерил взглядом и пригвоздил увесистым «Ты». Уолтер даже обиделся немного, что его не считают полноправным участником шалости.       — Валите, валите, да поживее.       Артур снова повернулся к поплёвывающему презрительно заводиле, указал на него так и зажатой в правой руке незажжённой сигаретой.       — Собственно говоря, таковы и были наши планы, уважаемый, — «уважопываемый», передразнил кто-то под отклики смешков. — Просто хочу добавить ещё кое-что. Смотрите, кого называете пидорами.       На последней фразе молниеносным хуком в челюсть с левой Артур сбил заводилу с ног. Хмель в голове Уолтера мигом уступил место адреналину. Рефлекторно он хотел дёрнуть Артура за плечо и спрятать за себя с Алукардом, но Артур отскочил в сторону, увлекая за собой с бранью воющего заводилу и знакомого здоровяка. Их приятель заступил дорогу Уолтеру, двое других кинулись на Алукарда.       — Не убивать! — весело, звонко выкрикнул Артур. Уолтер без труда увернулся от первой попытки заграбастать его, на ходу соображая, что приказ предназначался не столько Алукарду, сколько ему. На Алукарде и без того висел запрет на причинение вреда людям. Он рассмеялся: приравнивание к самому опасному оружию ласкало самолюбие. Драться врукопашную с медленным в сравнении с лучшими бойцами «Хеллсинга», неуклюжим задирой казалось игрой. Уолтер легко уходил от описывающих размашистую дугу кулаков и поддразнивал противника меткими несильными ударами ног — Джонбраун приучил его в рукопашной бить прежде всего ногами, оберегая пальцы. А когда надоело, опрокинул задиру болезненным пинком под колено и глянул, как дела у остальных. Артур, будто всё ещё на танцплощадке, лавировал между противниками, постоянно выкручиваясь так, что те только мешали друг другу, и подогревал их азарт насмешливыми колкостями. Алукард выманил своих двоих в развалины разнесённого снарядом дома, заскочил на опасно нависающий кусок стены и, как огромная кошка, философски наблюдал за беснующимися и пытающимися дотянуться до него драчунами. Те, однако, быстро сообразили, что можно кидаться камнями, и один попал — вернее, метко брошенный в него камень Алукард поймал. Полыхнув глазами, взвесил в руке. Уолтер живо представил, как пущенный со скоростью пули булыжник вдребезги разносит череп или грудную клетку неудачливого задиры. Но Алукард с силой метнул камень в стену. Свисающий кусок, на котором он сидел, рухнул, не на самих драчунов, но обрушивая целую лавину каменного крошева и заставляя их с воплями отскочить, а затем кинуться за едва заметной сквозь поднявшуюся густую пыль призрачной фигурой. Сам Алукард на корточках сидел на уцелевшем краю стены, приняв строго параллельное земле положение. Любоваться позёром Уолтеру, однако, было недосуг. Зачинщик-коротышка с перекошенным, залитым кровью лицом ухватил Артура за рукав, с треском ткани Артур вырвался, однако заминки хватило, чтобы угодить в объятия здоровяка. Коротышка кинулся на Артура с победным кличем: «Ну те крышка!». Подскочив, Уолтер, не жалея сил, вывернул здоровяку руку, под пальцами щёлкнуло и глухо хрустнуло, Артур вывернулся, подставляя коротышке подножку — и тут ведром холодной воды кучу-малу раскидал полицейский свисток.       — Смывайтесь! — рявкнул Артур. — И дружка забирайте!       Подав руку, он вздёрнул на ноги того, кому Уолтер повредил колено, и коротышка, подхватив его, уверенно потрусил через развалины. Здоровяк с вывернутой рукой, переваливаясь и поругиваясь от боли, поспешил вслед за ними.       — А ты чего встал столбом?       Уолтер недоумённо уставился на Артура.       — Полиция, — почти по слогам выговорил Артур и сделал неожиданный для Уолтера, но явно совершенно логичный для себя вывод: — Бежим же! Ей-богу, хуже Айлендза!       Мельком он глянул в развалины, но, выбрав всё же путь понадёжнее, рванул вперёд и свернул в ближайшую улочку. Подхватив без лишней мысли брошенные в самом начале драки шлемы и улетевшую шляпу Артура, Уолтер сорвался с места следом. Свернув в улочку, не без облегчения увидел присоединившегося к ним Алукарда. Убегалось легко, как дралось, — будто желтоватый уличный свет ветром услужливо подталкивал в спину, в весеннем воздухе, которым дышалось полной грудью, была разлита неисчерпаемая энергия, позволявшая бежать долго, едва касаясь земли, совсем как во сне. И бок о бок они бежали дольше, чем было необходимо, а когда сбились с бега, Артур, смеясь, закинул тяжёлую руку Уолтеру на плечи и, шагая рядом, допытывался, каким словом назвать поведение, когда человек дерётся с полисменами, играет на чужие деньги и всё такое.       — Аристократическое же. Это откуда-то из Диккенса, знаешь? Ничегошеньки ты не знаешь. Ладно, сделаем из тебя человека ещё...       Подвешенные на локте шлемы дурацки стукались друг о друга, надо было оставить их на мотоцикле, вот зараза, украли бы, так украли, невелика беда, а теперь таскай с собой по-дурацки.       Они шли через Лондонский мост и затянули «Падает Лондонский мост», пропуская и перевирая безбожно половину куплетов, а когда пошли по второму кругу, Артур с Алукардом сбились совсем на другие стихи, но Уолтер едва замечал. По обе стороны реки Лондон непривычно светился окнами, уличными огнями, фарами ночных автомобилей, впервые представая перед глазами Уолтера без затемнения, и никогда потом, ни при каком буйстве неона, электричества и подсветок не казался ему освещён сильнее. От Сити они, не сговариваясь, взяли влево, замыкая сделанный по городу ощутимый уже в ногах круг, и долго, спокойно возвращались по почти опустевшим ночным улицам; одинокие ночные прохожие или парочки обходили их пугливо. Поначалу они вышли на Лестер-сквер, куда вывел Артур, уверенный, что мотоцикл они оставили именно там, и успел обнаружить его отсутствие, оплакать, послать на головы несуществующих похитителей проклятия, пока Уолтер не уверил его, что они припарковались дальше.       Искомое транспортное средство обнаружилось в целости и сохранности на Ганновер-сквер, но тут Уолтеру снова пришлось разочаровать Артура, желавшего немедленно отправиться домой.       — Я пьян, — гордо заявил Уолтер. — И за руль мне нельзя.       — Перестань валять дурака. Или дай ключи мне, если такая неженка.       — А вам нельзя тем более.       — А я не вожу.       — Тогда помоги хотя бы отобрать у него ключи.       — Эй, полегче! Врёшь, не отберёшь! Эй, прекратите оба, в самом деле. Никто не поведёт в пьяном виде. Проглочу сейчас, будете знать.       — А то я у тебя изнутри их не достану.       — Да-а? Тогда мне их в другое место, может, засунуть?       У жителей Ганновер-сквер вечер и ночь восьмого мая выдались оживлённые, поэтому двое высоких мужчин, которые с выкриками гонялись по площади за необычайно юрким подростком, не привлекли ни особого внимания, ни угроз вызвать полицию. Наконец все трое, договорившись о перемирии и что никто никуда не пытается ехать, устало рухнули на скамью, Артур посерёдке. Он обхватил за плечи обоих, и вроде только что тарахтел, как он ими гордится, как здорово провести время в изысканной компании, а затем выпить и подраться, чего ещё нужно для полного счастья, а теперь можно бы и по второму кругу, — и вдруг в секунду, поёрзав и удобно устроившись у Уолтера на плече, отключился, фальшиво пропев под конец: «Поставь человека караулить, моя прекрасная леди».       «Скорее всего, он уснёт, он уснёт», — подхватил Уолтер, чувствуя, как у самого глаза закрываются. Подумалось, что он точно уснёт, если не вспомнит дальнейшего куплета, чем спасался от сна человек, которого поставили караулить, но на память приходило только «он уснёт» и «падает Лондонский мост, потому что вода точит и камень, и металл, и человеческую плоть». Сдавшись, Уолтер через плечо Артура нащупал холодную жилистую кисть Алукарда, пробормотал: «Слушай, правда покарауль, моя прекрасная леди», — и закрыл глаза. Всего на полчаса, пообещал он себе.       Но проснулся он, только когда над лондонскими крышами вскарабкался живительный яркий рассвет.