Взрослые игры

Meg Myers — Desire (Hucci Remix)

Чимин открывает рот, чтобы что-то сказать, но передумывает в ту же секунду и, дыша тяжело, ложится на постель. Приказ Юнги звенит в ушах холодной сталью, и Чимин всё ещё не уверен. Не уверен — надо ли ему это и зачем вообще он сюда приходит. В самом начале Юнги притягивал уверенностью в себе, широкой, красивой, чистой улыбкой, невероятным спокойствием и похуизмом. Казалось, что Юнги не надо много от жизни — делать музыку и чтоб хватало на личные расходы. Вот он играет в баскетбол, смеётся, тусит с Намджуном и иногда курит крепкие сигареты. Этот Юнги управляет своей жизнью, не допускает в неё хуйни и делает только то, что хочет. К этому Юнги хочется дотянутся, побыть рядом и оторвать кусочек гениальности для себя. Чимин тоже так хочет — заниматься любимым делом и забить на нравоучения семьи. И даже не важно, что с этим делом он ещё не определился, а семья его любит и хочет как лучше. Всё это не важно, когда перед глазами Юнги на баскетбольной площадке. Не важно, что ещё школу не окончил, что он мелкий ещё и до хёнов ему как до неба — пять лет разницы всегда будут барьером. Всё это было не важно. А сейчас Чимин думает, насколько важно для него всё то, что он видел в Юнги. И чего он хочет добиться, позволяя распинать себя в который раз. Гордости, правда, всегда было немного, если и была вообще. Но есть, наверное, черта, через которую он не сможет переступить. Чимин старается понять, где она, эта граница, когда слышит голос Юнги. — Ляг на спину. Колени согни и разведи шире. Чимин рдеет, но делает всё, как говорит Юнги. Он не может различить тонкую границу между просьбой и приказом. Кажется, что таким спокойным голосом могут только просить, но с другой стороны, от мысли, что не сделаешь так, как «просят», холодок бежит по коже. И это уже походит на приказ, который, если не выполнишь, понесёшь наказание. Чимину страшно даже думать о наказании, как и о злом Юнги в целом. Ведь никто на самом деле не знает, что там у него под белоснежной кожей, какие чудовища плавают в его Марианской впадине и что скрывает тяжёлое молчание. Юнги сегодня кажется задумчивым, будто здесь не он, а только его тело. Голова тяжелеет, и мысли рассыпаются, когда Чимин видит, как Юнги вынимает из кармана чёрные перчатки и натягивает их неспешно. — Мне показалось, что тебе не нравится прикосновение резины, поэтому я заказал специальные, из самой тонкой и нежной кожи. — Он щёлкает клипсами на запястьях и шевелит пальцами, чтобы те хорошо сели, плотно облегая ладони. Юнги сегодня одет в белую тонкую рубашку с длинным рукавом и чёрные свободные, спортивного типа штаны. На шее у него плотно замотана чёрная бандана, а на запястьях широкие браслеты из грубой толстой кожи. Волосы зачёсаны на бок и закреплены лаком. Кажется, что Юнги такой же твёрдый мужик, но, зайди Чимин к нему ванную, узнал бы, столько косметики по уходу за телом и скальпом у него на полках. Но в ванную Чимину дорога закрыта, и он так и не может понять, почему его вытирают влажным полотенцем вместо того, чтобы предложить душ. У Чимина сердце бьётся в районе горла и потеют ладони. Тело покрывается мурашками, когда Юнги ласково гладит согнутую коленку. Парень прикрывает немного глаза и дёргает бёдрами, чувствуя напряжение в паху. Мышцы сводит, отчётливо чувствуется, как от кончиков пальцев вверх расползается дурманящая нега. Чимин старается проглотить густую слюну, но не выходит, и в горле образуется непривычная засуха. Ощущения от медленно передвигающейся ладони, облачённой в кожу, нельзя сравнить ни с чем. Не холодная, как обычно, но и не тёплая. Под перчаткой скрываются окончания нервов и запрет на чувства. Чимин дрожит, когда ладонь останавливается на внутренней стороне бедра, и выгибается со стоном, когда Юнги сжимает сильно, властно оттягивая мякоть. Язык сам скользит по губам, а дыхание сбивается к чертям. Он закрывает глаза, жмурится. Чимина откровенно ведёт от каждого прикосновения Юнги. Он отчаянно их желает, и даже малейший контакт доводит его до исступления, до точки. Будь то похлопывание по спине за удачно брошенный в кольцо мяч, будь то случайное прикосновение холодными пальцами в закусочной на углу, когда они заказывают лапшу, или же осторожное касание через тонкие перчатки. Но когда Юнги так сильно сжимает его ляжку, Чимину просто хочется кончить и кричать «ещё», «больше», «сильнее». Чимин воображает себе Юнги, гладящего его бедра открытыми ладонями, как тогда, в самом начале. Не отказался бы даже ещё раз облизать его пальцы, чувствуя их вкус. И содрогается от одной мысли, что было бы можно провести ещё раз по ним языком. И хнычет, потому что и пощёчину бы сейчас принял с радостью. Лишь бы ещё раз, ещё один раз… — Открой! — громко брошенное слово, словно хлыст, разрезает воздух. Чимин открывает растерянно глаза и видит перед собой злой прищур, от которого сразу же бросает в холодный пот. Становится страшно. Так страшно, что пальцы ног поджимаются, глаза расширяются, а сердце стучит бешено. У Юнги от гнева дрожат руки, а ладони сжимаются в кулаки, что не уходит от внимания Чимина. Он сглатывает и автоматически сводит колени, в желании закрыться от удара. Юнги следит за этим жестом и отворачивается. Всё понятно без слов. — Пошёл вон. — Он стоит спиной и, не глядя на парня, бросает его одежду на кровать. Чимин подбирает под себя колени и мнёт в руках одежду. Он дрожит и понимает, что разочаровал, что завалил экзамен, что сломался из-за глупого страха. Но больнее всего, что Юнги не хочет на него даже смотреть. — Нет, — шепчет он, наблюдая, как вздрагивают напряжённые плечи. — Уходи, или я накажу тебя, — уже спокойнее, без ноток злости повторяет Юнги в надежде, что тот и правда уйдёт. Чимин чувствует, как снежным комом катится по наклонной. Чувства страха и желания стираются в порошок, перемешиваются и ядом бегут по венам. Он боится, да. Боится Юнги. Страх сильный настолько, что мурашки по телу и пот холодный по спине. Но Чимин понимает, что, несмотря на этот парализующий страх, даст Юнги себя даже на куски порезать. И от этого не менее страшно. — Так накажи. Я заслужил. Юнги оборачивается резко и смотрит Чимину в глаза, пробуя понять, что с ним происходит, за что он так отчаянно борется с самим собой, почему так упорно отказывается уходить. На дне зрачков плещется страх, отчаянный страх перед неизвестным, а губы шепчут, что хотят, хотят наказания. Юнги чувствует, как кровь бежит быстрее, а сердце ускоряет ритм. — Хорошо, — на границе слышимости отвечает он. — Вернись в позицию. И если ещё хоть раз закроешь глаза до окончания сессии… Сам знаешь. Чимину плохо. Он мнёт рубашку с брюками в руках, разглаживает пальцем невидимые складки и, наконец свёрнув в комок, сталкивает с края постели. Спокойно лечь на спину, без нервной дрожи, получается с трудом, когда в руках Юнги он замечает чёрный кейс. Лицо хёна абсолютно спокойно и не выражает никаких эмоций. Чимин не может понять, скучно ли ему, злится ли он сейчас или просто… Просто что? Зачем он всё это делает? Почему он так с ним обращается? Чимин хочет понять. И единственный способ понять Юнги, как ему кажется, это отдать себя в его руки. Дать сделать с собой всё, что тот пожелает. Позволить истязать своё тело и душу. И, может, так стать к нему ближе. Стать ему ближе. Юнги вынимает зажимы для сосков, что Чимину уже довелось испытать на себе, какой-то шарик на ремне, тонкую полоску кожи со шнурками и тот самый чёрный фаллос, от вида которого перехватывает дыхание. Чимин уже знает, что может его принять в себя, но только сейчас осознает размер, содрогается и старается дышать, дышать, дышать. Он прикусывает нижнюю губу, что не уходит от внимательного взгляда Юнги. Как и то, что Чимин снова возбуждается. Хищник наклоняется над жертвой и, придерживая тонкими пальцами конец ремешка, колышет шариком перед глазами, будто старается загипнотизировать. Тонкий запах холодного парфюма Юнги щекочет ноздри, и Чимин замирает. — Знаешь, что это? — Чимин мотает головой. — Сядь. Открой рот. Вот так, хороший мальчик. — Юнги пропихивает круглый с дырками пластик между губ и затягивает ремешок на затылке. — Это, мой хороший, называется кляп. А отверстия в нём, чтобы ты не задохнулся. Юнги проводит носом по потной скуле и слушает влажный хрип, пробивающийся через кляп. Ему самому дышать становится тяжелее. Как сильно возбуждающе выглядит сейчас Чимин, тому и невдомёк. Ещё бы связать ему туго руки за спиной, поставить на колени и… Юнги сглатывает и передёргивает плечами, разминает пальцы и хрустит костяшками, пробуя отвлечься. Такое Чимину нельзя, рано ещё. Чимин осваивается с новыми ощущениями. Кляп не приносит особых неудобств, кроме одного — дышать через нос уже не получается, что не способствует успокоению нарастающего возбуждения.Чувство беспомощности появляется всего спустя минуту вместе с осознанием, что сомкнуть челюсти он уже не сможет, как бы не хотел. А ещё проглатывание слюны, кажется, можно заносить в список вещей невозможных. Чимин устремляет полный мольбы взгляд на Юнги и ожидает всего, но только не тёплой усмешки. Юнги доволен. Чимин опустился на одну ступеньку ниже. Он чувствует это сам, хоть ещё и не понимает. Юнги треплет Чимина по голове, словно щенка, ероша волосы, и улыбается. — Ложись. Тело у Чимина то, что надо, полностью во вкусе Юнги. Всё ещё молодое, упругое, способное многое вынести. Ещё и не полностью взрослое, но уже без подростковых припухлостей, подтянутое и полностью сформировавшееся. Кожа у Чимина словно мёд, со способностью быстро регенерироваться и с прекрасным запахом, от которого Юнги просто неимоверно ведёт. Мыть парня до и после секса просто нет совести. Как и желания. Юнги даже не стирает постель, пока запах не выветривается полностью. Юнги любуется. Чимин лежит с кляпом во рту и пальцами теребит простынь. Он чувствует на себе взгляд, но не хочет сейчас смотреть на Юнги, разглядывая, вместо него, самоотверженно потолок. Юнги улыбается и в одну ладонь Чимина кладёт тюбик смазки, а в другую — дилдо. — Развлекайся, — ласково произносит он, облизываясь, и садится в кресло напротив. Чимину, кажется, становится совсем плохо. Он понимает, что на этот раз нужно будет не только себя растянуть, но и… Он старается дышать ровно и не хныкнуть ненароком. Если он привык к наготе, то к подобным манипуляциям со своим телом никак нет. Юнги смотрит, и последнее чего хочет Чимин, так это разочаровать его. — Ну, — торопит его Юнги. — Ты же хороший мальчик, верно? Чимин кивает и поворачивает голову в его сторону, смотрит прямо в глаза. Он не отрывает взгляда, когда погружает в себя скользкие пальцы и шевелит ими, стараясь растянуть упрямые мышцы. Он почти не дышит и отключается от окружающего мира, утопая в глазах напротив. Ему даже не надо ничего говорить. «Это всё для тебя», — думает он, пропихивая головку «чёрного мстителя», как окрестил его Чимин. С каждым миллиметром он отдаляется от собственного представления о себе и своей жизни в целом. Чем глубже входит игрушка, тем меньше Чимин верит, что всё закончится хорошо. И что вообще значит «хорошо», он уже не в состоянии сказать. Чимин дрожит, пот выступает на груди и шее, скатываясь на простынь. Фаллос вбит по основание, но он ни разу не закрыл глаз. Член ноет и сочится смазкой, но Юнги, кажется, совсем не обращает на это внимания. Он не разрывает зрительного контакта. Чимину кажется, что ещё немного, и он начнёт терять не только ощущение времени и пространства, но и понемногу рассудок. Растрепанные и прилипнувшие ко лбу волосы, пальцы, нервно сжимающие простынь, дрожащие губы, обхватывающие чёрный шарик, торчащие бусинки сосков в тёмном ареоле, натянутая кожа на ключицах, блестящий от пота пресс, переходящий в напряжённые бёдра, и твёрдый от возбуждения орган. Юнги видит всё, замечает каждую деталь, впитывает жадно. И если бы был художником, а не музыкантом, то писал бы с Чимина картины. Маслом, углём, пастелью, акварелью, гуашью и кровью со спермой. Можно бы было воспользоваться камерой, но это кажется Юнги недопустимым посягательством на столь прекрасный момент упадка гордости и морали. Чимин лежит беспомощный, опущенный самим собой и желающий, отчаянно желающий внимания и похвалы. Чего же хотеть ещё? — Хороший мальчик, — тянет Юнги, улыбаясь хищно, и наблюдает, как Чимин содрогается, как его колотит от заветной фразы. Чимин хрипит, пробуя дышать, и не обращает внимания на слюну, пачкающую постель. Он думает только о том, чтобы Юнги наконец до него дотронулся и облегчил невыносимое напряжение и возбуждение. Что его возбуждает, Чимин так и не может понять. То ли смирение с позицией игрушки, то ли этот гигантский резиновый член в заднице, то ли то, что Юнги смотрит и одобряет. Или даже что Юнги просто смотрит. Кажется, что так смотреть может только он. Жадно, хищно, со страстью, желанием и восхищением. От этого взгляда Чимин не выдерживает и стонет, двигает бёдрами и засасывает член, сокращая мышцы, ещё глубже, чувствуя, как он проходит по чувствительной точке. Это пускает разряд тока по телу, и он выгибается, подбрасывая тело вверх. Чимин дышит очень громко, как загнанный зверь. Юнги знает свою выдержку, но дальше сидеть просто нет смысла. Он видит, что, если Чимина передержать, тот кончит даже без дополнительных стимуляторов. А это уже будет совсем не смешно, так как не та сегодня цель наказания. Он встаёт с кресла и становится на колени меж разведённых ног Чимина так, чтобы видеть его лицо. Ладони упираются в колени и проводят по ногам, приближаясь к паху. Чимин податлив как пластилин, мягок и готов на всё. А это возбуждает очень и очень сильно. Даже сквозь перчатки Юнги чувствует раскалённое тело и благодарит бога, что сегодня они не резиновые. Этот жар способен растопить каждый лёд. Чимин дышит надсадно и стонет тихо, жалобно, когда ладони проходят по члену, лаская совсем невесомо. Но одна из них опускается ниже и хватает за основание дилдо, двигая им, вытягивая немного и заполняя до краёв обратно. Мучает, плавно совершая круговые движения. Чимин стонет громче и берёт свои мысли обратно на тему рассудка. Тот отплывает именно сейчас. Он шарит руками вокруг себя в надежде ухватиться за что-то, скребёт ногтями по тонкому белому хлопку и запрокидывает голову, выставляя на обозрение острый кадык. Но Юнги знает, как издеваться. Он убирает руки и возвращает ладони на его колени, разводя их шире, чтобы видеть лучше. — Ласкай себя. Чимин смотрит растерянно и думает, что ослышался. Но по ухмылке понимает, что нет, не ослышался. Он отчаянно пробует проглотить слюну, но получается плохо из-за кляпа. Хочется пить. Дрожащая ладонь опускается на изнывающий член и начинает двигаться. — Быстрее, — Юнги смотрит, слушает стоны и ловит отчаянный, полный просьбы взгляд Чимина. — Да, так. Не прекращай. Хороший мальчик. Юнги знает, что Чимин не посмеет кончить без позволения, поэтому реагирует спокойно на следующую волну судорог, громкий протяжный стон и натянутое струной тело. Он вынимает из кармана чёрную полоску кожи со шнурками и смотрит Чимину в глаза. — А вот это и есть твоё наказание. — Чимин мычит что-то вопросительно и моргает несколько раз. — Держи его ровно. Да, вот так. Вторую руку заложи за голову. Умница. Юнги перетягивает основание члена Чимина и туго шнурует, завязывая бантик. Любуется, как концы шнурка дразнят чувствительные припухшие края ануса, из-за чего Чимин сжимается непроизвольно и опять стонет. — Теперь ты не сможешь кончить, даже если захочешь. Но это не значит, что ты должен прекращать. Даже наоборот, — Юнги наклоняется так близко, что Чимин видит адское пламя на дне его зрачков, — ты должен стараться ещё больше. Покажи мне, как сильно ты хочешь удовлетворить себя. Чимин хочет, очень сильно хочет. Он надрачивает отчаянно и почти плачет от сильного возбуждения, граничащего с болью. Это продолжается, наверное, бесконечно. Даже лицо Юнги, кажется, застыло каменной маской, а по венам уже не кровь течёт, а раскалённая лава. — Ох, а не забыли ли мы кое о чём? — голос Юнги вырывает Чимина из оцепенения и собственного ада. О чём ещё мог забыть этот дьявол? Когда до его ушей доходит звук переливающихся из руки в руку цепочек, всё становится предельно ясно. Нет, о зажимах никак не забыл. Он просто втайне надеялся, что пронесёт. Чувствительные от возбуждения соски пронзает боль, граничащая с наслаждением. Тело выгибается дугой, и только кляп заглушает крик, рвущийся наружу. И если Чимин думал, что граница того, как сильно хочет он кончить, прошла минут десять назад, то сейчас он провёл новую черту. Ещё немного, и мозг взорвётся от противоречивых ощущений. Ладонь скользит вверх-вниз со скоростью света, и только глаза напротив держат его в этой реальности. Два бездонных омута, где пляшут не только черти, но и все повелители преисподней. А Юнги, похоже, сам Люцифер, заправляющий этим балом. Юнги даже дышать старается как можно тише. Он впивается в колени Чимина цепкими пальцами и сжимает почти до боли, боясь потерять над собой контроль. Уже давно у него в паху неразрешимая проблема, которую нельзя показать свету. Поэтому дышать, дышать медленно и не двигаться, не дай бог, чтобы не сорваться. Чтобы не снять этих перчаток и не провести по потному прессу ладонями, чтобы не лизнуть бусинки зажатых сосков, чтобы не попробовать на вкус сочащуюся обильно смазку, чтобы не заменить фаллос собственными пальцами, чтобы не упасть ниже, чем это допустимо. Юнги уделяется дрожь, и от хриплых стонов голова идёт кругом. Чимин закатывает глаза и понемногу теряет себя. Юнги останавливает его и сжимает своей ладонью, увеличивая давление на чувствительный, до предела уже, орган. Он наклоняется так, что между лицами парней всего сантиметров десять, а от такой близости потряхивает их обоих. Юнги не хочет упустить ни секунды, поэтому другой рукой тянет за шнурок, освобождая Чимина от блокады. С широко открытыми глазами и ртом он вдыхает воздух из лёгких парня и проводит языком по шарику, вдавливая его сильнее между губ. Мускусный запах ударяет в ноздри, и Юнги, сильнее сжимая ладонь Чимина, лежащую на члене, отстраняется резко. Чимина скручивает внезапно, раздрабливая остатки того, что можно было назвать личностью, и мощная струя пачкает его собственные лицо и грудь. Сперма оседает на волосах и щеках, попадает в уголок рта и на кляп, стекая по подбородку. Чимин даже не стонет, он скулит и воет, тянет руки куда-то вверх и, не находя ничего, обнимает себя сам, заваливаясь на бок в эмбриональной позиции. Юнги дрожит и отстранённо думает, что сейчас у Чимина расцветут синяки на коленях с точными отпечатками его пальцев. Он задыхается, захлёбывается оргазмом Чимина как своим собственным, а может даже и похлеще. Нервы, эмоции и ощущения раскручивают мозг, вырывают с корнями деревья и кидают в пропасть. Из неё нет дороги обратно. Не сегодня. Юнги притрагивается к его щеке, вытирает белые вязкие капли и украдкой втирает в свою шею, размазывая за ухом. Он усилием воли останавливает себя перед тем, чтобы не лизнуть сейчас парня, пока он в полной отключке. Вместо этого он ложится рядом, упирается лбом в чужие лопатки, мокрые от пота, вдыхает запах удовлетворенного тела и сжимает через штаны собственный член. Хватает нескольких секунд и прикушенной ладони, чтобы ничем себя не выдать. И похуй на то, что штаны новые и брендовые, за долго копленные деньги. На всё похуй. Юнги выдыхает осторожно, еле заметно. И всё ещё борется с желанием лизнуть на этот раз позвоночник и пройтись языком вдоль косточек, до самой шеи. Чимин, всё ещё с фаллосом, кляпом во рту и зажимами, сопротивляться будет вряд ли. Если вообще проснётся. Но совесть не позволяет, и Юнги, несмотря на мокрые штаны, осторожно, заботливо освобождает Чимина от игрушек. Единственное, что он себе позволяет, так это снять перчатки и свободной ладонью пройтись по влажным от пота волосам тонсена. Хотя, какой из него тонсен? Такой же, как и из Юнги хён. Они понемногу, плавно переходят на дорогу мастера и саба. Юнги морщится недовольно. Физическая или психическая зависимость — не то, что его устраивает. А что тебе нужно? Юнги смотрит на спящего Чимина и прикрывает одеялом.