***
Намджун уже неделю ходит за Юнги по пятам. Они играют вместе, ходят выпивать и смотрят кино, но, как подступить к парню, он понятия не имеет. Юнги не даёт ни малейших намёков на то, что чего-то хочет или ожидает. Он, казалось бы, не отталкивает, но Намджуну почему-то страшно к нему притронуться. Это смешно, ведь знакомы они уже не первый год и никогда такого не случалось. Но Юнги ощутимо огорожен невидимой стеной, через которую не перепрыгнуть при всём желании, а о том, чтобы ломать, не может быть и речи. Намджун рад, что Пак с того разговора больше не появлялся и хотя бы это не тревожит Юнги. Они играют как всегда, иногда грубо пихая друг друга, и Намджун понимает, что, на самом деле, это единственный их физический контакт. Он со вздохом проводит ладонью по волосам, зачёсывая их назад, и сам себя ругает. Кажется, что малость сглупил, когда сказал Чимину, что «хён ему не по зубам», так как сейчас не уверен, что Юнги «по зубам» ему самому. Но это не отменяет факта, что Юнги хочется. На самом деле Намджун всегда хотел чего-то больше, чем дружба, но признаться в этом самому себе или Юнги он не мог. Да и не то чтобы Мина хотелось просто трахнуть, отнюдь нет. Хотелось его целого. Хотелось со всеми секретами, мыслями, переживаниями, с плохим настроением или злой, неискренней улыбкой. Хотелось, чтобы он чаще смеялся, так по-настоящему. Хотелось света в глазах. Кажется, что он настолько привык к их грустному выражению, что и позабыл, как два раза видел в них искренние радость и счастье. Первый раз, когда Намджун на накопленные деньги, в Рождество, подарил Юнги дорогущие колонки. А второй раз, когда собравшаяся толпа скандировала его псевдоним в первый раз. Оба раза Мин плакал. Первый — Намжуну в грудь, упираясь лбом между ключиц, а второй — в плечо, за сценой, заливая и пачкая толстовку соплями. Намджун понятия не имеет, что ещё может Юнги осчастливить или довести до слёз. Он закрыт, как принцесса в башне, и создаётся впечатление, что одиночке там вполне хорошо, и покидать убежище он не намерен. Но Намджуна терзает факт, что согласился же ведь с предложением. А значит не против. Но если не против, то почему они всё ещё делают вид, что разговора не было? Нет, Юнги его не избегает и взгляд не прячет, но всё равно… КАК К НЕМУ ПОДОБРАТЬСЯ? Намджун закипает внутри и, кажется, теряет терпение. После того, как он выигрывает всего одним очком, решается в конце концов на первый шаг. Юнги садится на скамейку и опирает о сидение стопу, туже завязывая шнурки, чтобы не потерять кроссовки по дороге домой. Намджун обходит его, делает вид, что в поисках чего-то роется в рюкзаке, а затем оборачивается и внезапно обнимает сзади. Юнги замирает и, кажется, даже не дышит. Намджун чувствует, как атмосфера вокруг охлаждается, когда Юнги в течение нескольких секунд превращается, даже не моргая, в каменное изваяние. — Что ты делаешь? — спрашивает он ледяным, пробирающим до мурашек тоном. — Обнимаю тебя, — Намджун заверяет себя, что всё это нужно, иначе они не продвинутся и на миллиметр. — А что? Юнги сглатывает, чувствуя сильные руки, блокирующие его собственные, и ладони парня, сцепленные в замок на его животе. Сердце бьётся в агонии, и давление стремительно поднимается, сдавливая виски тисками. Юнги не может дышать, хоть и старается. Пошевелиться он не может, да и не хочет, чтобы не нарваться на ещё, не дай боже, больший контакт с Намджуном. Парень чувствует, как напряженные до предела мышцы начинают подрагивать. Боли он не чувствует, пока. Внутри растёт и подкатывает к горлу слепая злоба. НУ ЖЕ, ДАВАЙТЕ, ЛАПАЙТЕ МЕНЯ! ЛАПАЙТЕ МЕНЯ ВСЕ, КАК ПОСЛЕДНЮЮ ШЛЮХУ! А чего ты хотел? Сам же согласился, не так ли? ТАК ЧЕГО ЖЕ СЕЙЧАС ВЫЁБЫВАЕШЬСЯ? После всего, что произошло, какая теперь разница, кто и как до тебя будет дотрагиваться? КАК И ГДЕ ТЕБЯ БУДУТ ТРОГАТЬ. ТЫ И ТАК УПАЛ, ТЫ НА ДНЕ, МИН ЮНГИ. Теперь уже без разницы, как и под кого ты ляжешь, да? ТЕПЕРЬ УЖЕ ВСЁ ЭТО НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ. Ты не смог, ТЫ НЕ СМОГ, мать твою, остаться ЧИСТЫМ. Юнги дышит коротко, прерывисто и не может уже контролировать мелкую дрожь; не может унять раздирающую грудь ненависть и отвращение к самому себе. — Мне это не нравится. — Он сбрасывает резко руки Намджуна и, схватив сумку, почти бегом уносится с площадки, оставляя парня одного. Намджун не обижается и совершенно не удивляется такой реакции. Честно говоря, он даже ожидал такое, неосознанно понимая, почему у них всё стояло на месте. Он не бежит за Юнги — не первый день знакомы, и очевидно, когда тот хочет остаться наедине с самим собой. А Юнги из тех людей, которые не любят, когда лезут в их зону комфорта. Намджуну хочется курить. Точнее, хотелось бы, если бы баловался сигаретами. А так он вздыхает, глядит на зажёгшиеся внезапно фонари и проверят время на телефоне. Что же мне с тобой делать, а, Юнги?***
Намджун думает долго, как лучше всего подготовить Юнги к сюрпризу. Он разрывается между обычным сообщением и кроваво-красной элегантной карточкой с приглашением. Или же, наплевав на всё, взять за руку, ничего не говоря? Конечно же, можно спросить, свободен ли Мин в этот день и намекнуть, чтобы был свободен. Но всё это только усложняет созревший план. А ещё делает Намджуна клубком нервов. Господи, как же стучит сердце в груди, когда он подходит к Юнги и берёт за руку, произнося негромко: «Пойдём со мной». Почему-то казалось, что парень начнёт упираться, задавать множество вопросов, но он молчит. Намджун тянет его за собой, не осознавая, что идёт очень быстро и Юнги еле за ним поспевает. Он старается не оборачиваться, чтобы, не дай бог, не увидеть то, из-за чего потеряет остатки решительности. Но, щет, деньги потрачены, всё приготовлено, и отступать уже совершенно бессмысленно. Да и Юнги не противится, а ладонь, которую Намджун крепко сжимает, постепенно теплеет. Господи, дай Бог, чтобы всё пошло по плану. Юнги старается быстрее переставлять ноги, но это не помогает, потому что у Намджуна они длиннее. Он растерян поведением Кима и внезапным выпадом. То, что Намджун нервничает, видно за версту, но в таком странном состоянии он видит друга впервые. Он сжимает ладонь уверенно, передавая тепло, сигналя: «Доверься мне». Юнги глух к подобного рода просьбам — он доверяет только одному человеку. Но чувство, что тебя ведут, приятное, и поддаться ему совсем не стыдно. Когда они входят в расположенный неподалёку мотель, Юнги тормозит в холле, смотря на Намджуна вопросительно. Тот улыбается немного нахально, немного пошло, и от этого бегут мурашки, а волосы на загривке становятся дыбом. Юнги сглатывает громко. Намджун, видя сначала удивление, а потом панику в глазах Юнги, снимает блокаду со спирали и совершает ход. Подходит ближе и шепчет на ухо: «Второй этаж, номер 15. Твой номер, детка». И Намджун готов поклясться, что тихий вздох, который он уловил, был совсем не от страха. Подталкивая Юнги к лифту, он дотрагивается, как бы невзначай, до чужой поясницы и проводит коротко большим пальцем. Юнги вздрагивает, как от разряда тока, и поворачивается резко. Намджун повторно дарит ему улыбку и знает, что тот не скажет ничего в ответ. Юнги чувствует себя загнанным в клетку зверем, переступая порог небольшой комнаты. Роскошью тут даже не пахнет. Кровать, две тумбочки по обе её стороны и шкаф. Он пробует не думать, не думать, не думать. Но каждые несколько секунд возвращается к тому, что будет здесь происходить. И от этого подкашиваются колени. Юнги не хочет. Юнги боится. Юнги собирается сказать: «Нет», - и уйти. Намджун замечает, что парень стоит как вкопанный, и кожей чувствует, что тот сейчас сделает два шага назад, возвращая всё до момента предложения. Намджун делает шаг вперёд и целым телом прижимает парня к стене. Юнги ёжится, но поднимает взгляд, приоткрывая рот, чтобы что-то сказать. Но так и не выдаёт ни единого звука, вместо этого наскоро облизывая обветрившиеся губы. Намджун, стоя к Юнги вплотную, рассматривает каждую чёрточку лица, так как впервые видит так близко. Красивые глаза, зрачки которых сейчас чернее ночи, расширены от страха, но не теряют своего шарма. Всё в Юнги как остриё ножа: и красота, и холод, и скрытое желание, в котором никогда не признается, даже под дулом пистолета. Намджун смотрит на влажные, розовые губы и сглатывает, понимая, что Юнги его возбуждает. Худое, костистое тело, плоская грудь и отсутствие бёдер уходят на второй план, но даже на нём они будоражат воображение, как это будет выглядеть вкупе с его собственным телом. От этого бросает в дрожь, и Намджун уже не сомневается ни капли. Он хватает Юнги за подбородок, не давая возможности отвернуть голову, и впивается в губы. Резко и жестоко он сминает их, проникает внутрь языком, раздвигая шире челюсть и толкается глубже, до самого горла. Юнги мычит, дёргается и делает рывок, пробуя освободиться, но Намджун держит крепко, не отпуская. У него мурашки по коже от воспоминания, что «ты у него будешь первым». Когда Юнги перестаёт трепыхаться и обмякает, Намджун ослабляет хватку и целует уже по-другому. Он плавно проводит языком по губам, засасывает нижнюю и прикусывает легко. Целует сладко, нежно и тягуче, только изредка проскальзывая языком внутрь. Ждёт, медленно дразня, когда Юнги ответит. Парень приоткрывает губы шире, когда Намджун углубляет поцелуй и шевелит своим языком, дотрагиваясь до его. По телу прокатывается тёплая волна, когда он слышит сдавленный стон. Несколькими моментами позже Мин, не обращая внимания на текущую по подбородку слюну, отвечает на поцелуй и вжимается в пухлые, горячие губы, понимая, что это… очень приятно. Намджун давит в себе стоны и прижимается к Юнги сильнее, втягивая в по-настоящему пылкий поцелуй, от которого оба начинают задыхаться.Agust D — Interlude Dream, Reality
Намджун отстраняется, тяжело дыша, и с восхищением рассматривает напротив раскрасневшееся лицо с мутноватым взглядом. Уже не таким испуганным, поэтому, стараясь не упустить момент, он, обнимая в талии, ведёт Юнги к кровати, выпутывая из куртки и оставляя в одной белой футболке. Парень всё ещё не улавливает происходящее и поддаётся уверенным движениям Кима. Он слышит, как задвигается ящик тумбочки, и пробует сфокусироваться на том, что находится в руках Намджуна. А в них серебряная изолента. Юнги трезвеет моментально, но не успевает отодвинуться, как Намджун валит его на постель и придавливает собой. Он заламывает руки и блокирует их правой, левой держа изоленту и отклеивая край зубами. Мину кажется, что Ким тренировался этому целый месяц, как справно получается в неполную минуту обездвижить и зафиксировать между собой запястья, склеивая их лентой. Юнги закрывает глаза и отворачивается. Намджун всё ещё боится, что Юнги дёрнется, попробует вырваться или сопротивляться. Но тот лежит спокойно и только брови, сведённые у переносицы, говорят о том, что он здесь. Болезненная гримаса полосует ножом по сердцу Намджуна, но он набирает воздух в лёгкие и отстраняется. Укладывая Юнги вдоль кровати, так, чтобы было обоим удобно, он поджимает губы, замечая, как тот, всё ещё не открывая глаз, пробует спрятать лицо в подушку. Намджун сжимает зубы и ещё крепче кулаки. А затем кладёт ладони на бёдра парня и проводит крепко, с нажимом, впиваясь в конце пальцами так, что Юнги распахивает глаза и вскрикивает от боли. Намджун давит, жмёт, ведёт ладонями под майку, но не заходит дальше живота. Слышит громкий вздох и, наспех расстегнув ширинку, тянет брюки вниз. Юнги дёргает ногами, пробуя помешать тому, что его так некрасиво и ужасно раздевают. Он вообще не хочет быть раздетым, но путается и охает, когда Намджун одним рывком освобождает от джинс. Юнги моментально подбирает под себя ноги, но Ким кладёт ладони на колени и давит так сильно, что распрямляет их, не смотря на сопротивление. Мин прерывисто глотает воздух и даже хочет уже лягнуть парня, но тот наклоняется и ведёт этими ладонями вверх. Это действие парализует, а взгляд, полный решимости, гипнотизирует. Намджун смотрит Юнги прямо в глаза и слышит звенящую тишину, образовавшуюся вокруг них. Чувствует под пальцами чужой страх и желание испариться прямо тут. Но Намджун не позволит. Он выломает этот страх с корнями, чего бы это ему не стоило. Он возвращает ладони на бёдра и теперь зажимает их ещё раз, на этот раз уже выше, задевая мягкую талию и жадно вглядываясь в оголившийся пупок. У Намджуна во рту собирается слюна, и он, не задумываясь даже, наклоняется и кусает рядом, потому что «если возьмешь его слишком нежно, он сломается». Юнги выгибается и мычит. Ему больно. От пальцев, ладоней и Намджуновых зубов, кусающих всё выше и выше. А потом, когда он уже мирится с такой жестокостью, Ким начинает целовать эти места, будто извиняется за содеянное. И Юнги поддаётся, выгибается навстречу горячим губам, сухо и нежно ведущим по болезненно пульсирующим точкам. Намджун дуреет от этой гибкости, от волны, которую всем телом создаёт Юнги, и как совсем тихо, на грани слышимости, коротко постанывает. Будто сам с собой борется, не желая признавать, что это приятно. Ким пробует справиться с накатывающим стремительно возбуждением и понимает, что надо действовать дальше. Он отстраняется, снимает наскоро чёрную борцовку, и, подхватывая Юнги под талией, притягивает к себе. Юнги еле успевает вдохнуть, как оказывается с Намджуном лицом к лицу. Тот поднимает его руки и, позорно связанные изолентой, опускает себе за шею. Юнги распрямляет локти, стараясь отодвинуться как можно дальше, но расстояние не увеличивается до более чем двадцати сантиметров. Намджун дышит рвано от такой головокружительной близости, но помнит о следующем шаге. Он кладёт ладонь на, выбритый недавно, загривок парня и сильно давит. Чувствуя отпор, он напрягает мускулы сильнее и ведёт голову в бок. Когда она от приложенных усилий ложится на его плечо, Намджун перехватывает непослушное тело сзади и сильно вжимает в себя. Чувствует, как оно напрягается каждой его клеточкой и кричит, душераздирающе кричит, так, как не может кричать сам Юнги. Но Намджун не отпускает, сжимает сильнее и ещё сильнее, пока не чувствует, что самому больно, и ждёт. «Создай впечатление, что ломаешь его, чтобы сохранить целым». Юнги не может дышать. Он не может осознать, теряет сознание от нехватки воздуха или от близости, которой не мог себе позволить целую вечность. Сначала понемногу, через силу, а потом вдруг одним махом оседает в объятиях Намджуна, опираясь щекой о плечо. Вздыхает, когда чувствует, что тот ослабляет хватку. А потом Ким отстраняется, подтягивает футболку Юнги до ключиц и прижимается вновь, уже раскалённой кожей. И вновь сжимает, не даёт уйти, чтобы Юнги мог привыкнуть к новым ощущениям. Намджун ждёт ещё минуту, и, когда Юнги не пробует уже оттолкнуть горячее тело, расслабляется и поглаживает его по затылку, кусает, а затем целует в плечо, наблюдая за сменой цвета кожи. Слушает, как быстро и громко бьётся сердце в груди напротив. Юнги подрагивает мелко, сопит нервно, а затем сам жмётся, укорачивает дистанцию, которую нарочно создал Намджун. Делает это несмело, неуверенно, как бы пробуя на вкус новые ощущения и стараясь понять, нравится ли ему это. Намджун вздыхает и понимает, как это приятно, а точнее, крышесносно, чувствовать, как маленькие соски трутся о его грудь. А ещё Юнги почти сидит на его колом стоящем члене. И это значит, что он даст ему немного больше времени поиграть в кота, чем ожидалось ранее. Юнги расслабляется полностью и даже ловит кайф от близости Намджуна. Он следует инстинкту и трётся щекой о шею, дышит на разгоряченную кожу и улыбается пьяно, когда слышит шумный вздох и чувствует рефлекторное движение бёдрами. Намджун считает, что медлить нельзя и, снимая с шеи руки, укладывает парня на кровать животом вниз. Делает глубокий вдох, зажмуривается и тянет вниз, почти срывая, боксёры Юнги. Тот, как и стоило ожидать, издаёт что-то высокое, сродни писку и пробует закрыться. Намджун выпускает воздух и, набирая по новой, тянет Юнги на себя, ставя на колени спиной к себе. Он берёт с тумбочки тюбик и выливает обильно гель на левую ладонь. Юнги задерживает дыхание, но, пока Намджун его не трогает, даже не пробует пошевелиться. Намджун коленом разводит ноги парня и уже чувствует его подкатывающую истерику. Закидывая правую руку вперёд, он локтевым сгибом давит на горло Юнги, не давая, без угрозы удушья, возможности пошевелиться. Намджун давит одновременно и на кадык, и на сфинктер, пробуя проскользнуть пальцами внутрь. Юнги, несмотря на уменьшающееся количество воздуха, пробует бороться и уйти от проникновения, подаваясь бёдрами вперёд. Но Ким давит безжалостно и, чувствуя, что этого недостаточно, впивается, остатками сил, зубами в плечо. Юнги кричит от боли, и слёзы наворачиваются на глаза, когда он чувствует в себе два пальца, вбитые по основание, и нежно целующие укус губы. Он дёргает бедром, но больше от желания вздохнуть глубже. Намджун двигает осторожно, оглаживая стенки и пробуя их расслабить. Но в этом больше помогает Юнги, когда нагибается немного вперёд и разводит колени шире. Ким всё так же работает пальцами и ждёт, пока парень привыкнет, понимая, что это может занять намного больше времени, чем первые несколько шагов. Юнги хочется хныкать от ужасного чувства позора, которым его раз за разом покрывает Намджун. Раз за разом показывая, что всё это, хоть и ужасно, но и приятно. Кажется, что Мин позабыл события пятилетней давности, и всё это было не с ним. Сейчас всё как в первый раз — страшно, стыдно и неловко. А потом Намджун немного меняет направление и под другим углом сгибает пальцы. Юнги стонет. Намджун и представить не мог, что можно это делать так чувственно и красиво. Так громко и так самоотверженно, закидывая голову назад и опирая о чужое плечо; выгибая тело и позволяя судороге наслаждения пройти по нему. Намджун чувствует, как тело вокруг сжимается, и ещё раз давит, вырывая из горла ещё один, более протяжный и низкий стон. Такой, от которого хочется выть, хочется накрыть розовые губы своими и выпить этот стон, как вино, до дна, без остатка. Юнги отплывает, понимая, что нет, даже если он забыл, то тело не забыло наслаждения, какое дарят такие ласки. Это и ужасно, и чудесно одновременно. Намджун прижимается членом к бедру Юнги и кладёт подбородок на его плечо. Вынимает пальцы и молится. Молится всем богам, которых знает. Он наклоняет Юнги, заставляя упираться локтями в матрац, и берёт в руки ножницы. Задерживая дыхание, он разрезает белую футболку, наблюдая, как ткань сползает по бокам, освобождает тело, оставляя ничем не прикрытую спину. Юнги дрожит. Юнги понимает, что в данный момент абсолютно, полностью наг. Это отключает мозг и швыряет его через окно, оставляя один на один со всем негативом, который собрался в жизни. Все дерьмо накатывает и, вперемешку с паникой и страхом, накрывает с головой. Намджун наклоняется и кусает левую лопатку. Не слыша никакой реакции, он кусает правую, а затем проходит по позвоночнику и, опирая руки по обеим сторонам парня, кусает в загривок. Юнги вскрикивает тихо, и тогда Намджун отстраняется и кладёт ладони на его спину. Он нежно гладит метки, поставленные на коже, и ласкает их почти невесомо. Юнги прогибается от горячих пальцев, пробует уйти от них. Кажется, что в местах, где касается его Намджун, кожа покрывается ожогами, а боль реальна настолько, что вытесняет из головы все мысли. Это настолько невыносимо, что он не выдерживает и плачет. Всхлипывает, как ребёнок, и позволяет слезам катиться по щекам. Пробует заглушить чувство беспомощности. Прячет лицо в запястьях, пробуя это скрыть. Намджун всё видит, но помнит. «Не смей отступать, даже если будет страшно и больно видеть его таким». Он гладит талию, сжимает её сильно и вбивается по основание, заменяя одну боль другой. Юнги будто током шарахает, разрывая нутро к чертям. Слёзы высыхают, когда внутри такое ужасно реальное чувство наполненности чем-то живым и тёплым. Он пробует вздохнуть, пошевелится, может, подать голос. Но вместо этого ощущает шершавые пальцы на члене, и всё вдруг становится таким далёким и неважным. Намджун боится двинуться даже немного, чтобы не причинить Юнги ещё больше боли. Он с удивлением отмечает, что член Юнги стоит и даже сочится смазкой. Сглатывая, Ким двигает неспешно ладонью и чувствует, как Юнги сжимается вокруг него. И, срань господня, это нельзя сравнить ни с какой другой вещью в мире. Это перебивает дыхание, это перебивает позвоночник и перебивает все колокола, что набатом бьют в голове. Единственное желание, которое Намджун сейчас испытывает, - это двинуться. Ожидание сводит с ума, поэтому он, неосознанно, сильнее сжимает член Юнги, когда тот вдруг двигается сам. Медленно покачиваясь, вперёд и назад, заставляет Намджуна почти выть. Юнги стонет. Стонет в унисон и Намджун, не выдерживая и размашисто работая бёдрами. Наклоняется и усыпает спину Юнги поцелуями. Он готов проклинать и молиться на все эти багровые пятна, что сам оставил. Приближаясь к оргазму, Юнги уверен, что слышит хор ангелов, будто во сне, когда был маленький. Он закрывает глаза и кончает с надрывным полустоном-полукриком. Намджун чувствует, как Юнги резко сжимается; не в силах выдержать даже несколько секунд дольше, выскальзывает и заливает горячим семенем ладонь. «А если после всего ты передумаешь или откажешься, я найду и убью тебя». … Намджун заклеивает Юнги рот и смотрит в усталые глаза. — А сейчас послушай внимательно. Я тебя пробил, и всё теперь знаю, включая то, чем ты занимался и как зарабатывал в прошлом. — Юнги дергается внезапно и, открывая глаза в полном ужасе, пробует освободится. — Думаю, тебе не стоит удивляться. Нет такой информации, которую нельзя купить, всё вопрос цены. А заплатил я знатно. Успокойся. — Намджун смотрит, как Юнги пытается отклеить языком серебряную ленту. — И на сучку эту, Вики, я вышел тоже и встретился. — Ким замолкает на несколько мгновений, когда в голове оживает их диалог. — Юнги, послушай, она лесба, и никогда не могла тебе ответить взаимностью, понимаешь?! — Намджун хватает Юнги за шею и притягивает лицом к лицу, повышает, на эмоциях, голос: — Она не единственный человек, которому ты можешь довериться, понимаешь? Я ведь тут, видишь? Мне похер, чем ты занимался и как зарабатывал в прошлом! Я не отвернусь от тебя. — Намджун потряхивает шокированного Юнги, не замечая, как трясётся сам. — Я тут, мне не мерзко и не неприятно, понимаешь? Я останусь с тобой, какой бы ты не был. Юнги не может понять, он в шоке. Его держат за шею и даже сказать не позволяют. Да теперь особо и нечего уже. Сексуальное удовлетворение, впервые в жизни такое яркое и мощное, опустошило его до конца. Новость от Намджуна выбила из равновесия, и сейчас Юнги оседает на подушки, даже не пробуя ничего предпринять. Ощущение, что он наконец опустился на дно бездны, достигнуто. Наступил момент, когда надо начинать с полного нуля. Намджун осторожно отклеивает ленту от губ и разрезает на запястьях, освобождая Юнги. Вздыхает и созерцает парня, который совершенно пустым взглядом уставился в потолок. — Никто тебя не предал. По крайней мере не я. Пойми, я не мог идти вслепую, не зная, что тобой движет и что пробуешь от меня скрыть. Последнее, чего бы мне хотелось, это причинить тебе боль или навредить своими поступками и неосторожными действиями. — Намджун ложится рядом и обнимает, перехватывая в талии, прижимает к себе. — Ты очень хрупкий, даже если хочешь казаться твёрдым. Я рад, что ты не разбился после сегодняшней ночи. А ещё безумно рад, что сохранил себя до момента встречи со мной. — Намджун целует за ухом, и Юнги вздрагивает от непривычки. — Господи, почему ты такой прекрасный? Слова Намджуна может и на вырост, но от них покалывает в груди. Намджун, вглядываясь в бледный профиль и не надеясь уже на ответ, засыпает, а на Юнги столько всего накатывает, что после пережитого сна ни в одном глазу. У него болит в груди, когда думает; когда обилие мыслей пробует разорвать черепную коробку. Они просто не дают отключиться. Юнги думает о Вики, вспоминает лучшие и самые яркие моменты их общения, дружбы, если это можно было так назвать. Вспоминает солнце Мексики, смех, ужасную выставку и острую до тошноты еду. Вспоминает Прагу, замки, жуткую усталость от перелёта и смены часовых поясов, смешных чехов и Вики, не отрывающуюся от бочонка с глинтвейном, поездку в карете и отмороженные пальцы. У Юнги много воспоминаний, и преимущественно они хорошие. Сейчас он думает о том, что вот он, конец. Юнги столько лет любил и хранил верность, что и забыл, каково это жить, по-настоящему жить. И даже осознавая, что любовь, наверное, уже прошла, что перестало болеть и ныть сердце, то нежелание отдаваться кому-либо, кроме неё, осталось. Выбор оставаться одному казался таким натуральным, таким лёгким, когда принимался. Оставаться чистым для человека, который никогда и не был заинтересован в твоём теле, не казалось чем-то ненормальным, а даже наоборот, правильным до границ возможности. Юнги думает, что зря он в ту ночь столько выпил и пожалел Чимина, что хотел дать то, чего сам не получил. Это было так неправильно, так низко. Не стоило смотреть ему в глаза. Именно поэтому всё пошло не так. Зря он вообще с Чимином связался. Ощущение, что за это ещё придётся расплачиваться, до сих пор не покидает. Юнги, наверное, устал и не уверен, что, соглашаясь с Намджуновым предложением, делал это в здравом уме. Но он действительно так устал стоять в одной, мёртвой и ужасно одинокой точке. Своим согласием он поставил машину на горе, снял ручной тормоз и позволил судьбе решить — разобьётся или же останется в живых. Абсолютный контроль, к которому он привык, против совершенной случайности с шансом 50/50. За окном мелькают деревья, а к ним стремительно приближаются светофоры. Машина катится, всё ещё. Юнги благополучно миновал первый перекрёсток и страха не чувствует. Он примет всё, как будет. В груди болит. Всё вокруг чужое. Юнги не знает ни запаха этого места, ни непонятно что представляющего вида из окна, за которым высотки и неоновые рекламы. Матрац жёсткий, а подушка твёрдая, и начинает болеть ухо. Он не понимает, как можно заснуть в таких условиях. Кроме собственного дома и действительно хороших отелей, Юнги нигде не спал. А тем более с кем-то под боком. И Чимин абсолютно не в счёт. Юнги хочет повернуться к Намджуну, чтобы рассмотреть его ближе, но не хочет, чтобы тот проснулся. Внутри боль немного стихает и превращается в пустоту. Юнги пробует понять, есть ли что-то, что он должен сделать. И на что он вообще будет способен в таком состоянии, когда мощная опора просто выскользнула из-под его ног. Вероятнее всего придётся заново учиться ходить. Намджун для Юнги самая известная из всех неизвестных. Но даже не смотря на время, которое они провели вместе, в Намджуне есть множество вещей, которые ускользают от Юнги. Он каждый раз умеет его удивить своим поведением и поразительной зрелостью. Издалека Ким кажется таким распиздяем, неловким и ужасно любопытным. А на деле оказывается отличником с высоко поставленными целями, и не ниже - моралью и убеждениями. То, что он разыскал Вики и склонил её к разговору, было ударом ниже пояса, но он сделал это. Он ЗНАЛ, что Юнги всё ещё её любит/или любил (неважно), но не отступил. И это рушит всё и даёт новое начало. У Юнги всё ещё не помещается в голове, как она могла сдать его с потрохами и как Намджун всё это проглотил, не поперхнувшись. Это за гранью понимания. Как он смог вот так принять Юнги, не моргнув глазом, наплевав на колоритное прошлое. Что придёт на место образовавшейся пустоты, непонятно. Хочется верить, хочется довериться, но, наверное, ещё пока не время. Юнги вздыхает. Осознавая, что потратил на размышления несколько часов, он садится на кровати, снимая с талии чужую руку. За окном дребезжит рассвет и издалека слышно пение птиц. Самое время собираться. Юнги поднимается, но его хватают за запястье. — Куда? — хриплый бас поднимает волоски на коже. — М-м-м, в душ, — Юнги врёт на автомате и разглядывает одежду, чтобы как можно быстрее что-то на себя накинуть. Остатки любимой футболки он похоронит с особыми почестями. — У меня… — Дела? — Намджун даже не открывает глаз, но Юнги кивает в ступоре. — Ага, знаю я твои дела. Я тебе не Чимин, — хватка усиливается, — потрахался и свалил. На случай, если захочешь улетучиться, у меня в шкафу наручники. Щиколотки у тебя поди менее нежные, так что прикую за ногу. Юнги садится обратно на кровать. Это он настолько предсказуем, или Намджун такой шустрый? — Ложись и засыпай. Знаю, это непривычно, но только поначалу. — Намджун тянет на себя, и он поддаётся, укладываясь рядом. Чувствует укус на загривке и табун мурашек по телу. — Я тебя никуда не пущу. Успокою и согрею, — хрипит он на ухо Юнги и проводит тёплыми ладонями по бёдрам. — Или разогрею. Юнги выгибается и дрожит, выдыхает накопленные мысли и, наконец, перестаёт волноваться о том, что будет, понимая, что именно этого добивался Намджун.***
Намджун случайно бросает взгляд на фигуру, стоящую у сетки, и угадывает в ней Чимина. Он упускает мяч, не реагируя, на толчок Юнги в плечо. Юнги поворачивается в ту же сторону, что и Намджун, и сердце пропускает удар, второй. Чимин стоит, вцепившись замёрзшими пальцами в ржавую сетку, и упирается в неё лбом. Он натянул капюшон, чтобы остаться незамеченным, и просто наблюдает за этими двоими. Намджун с Юнги играют, но более чем заметно, что между ними что-то изменилось. Намджун касается Юнги по-другому, не таранит, как обычно. Юнги улыбается, но не просто, а улыбается ему, как никогда не улыбался Чимину. В груди неприятно ноет. Чимин не собирается вмешиваться, но не прийти он не мог. Он просто не знает, что теперь с собой делать. Что делать с собой после потери всего, чем так дорожил: вниманием, уважением и настоящими друзьями. Юнги делает шаг в сторону Чимина, но Намджун перехватывает его рукой поперёк живота и шепчет на ухо: — Не смей. — Делает паузу в долгих двадцать секунд. — Не смей ломать. У него вся жизнь впереди. Юнги чувствует тепло руки и запах Намджуна, который окутывает и расслабляет. Он всё ещё не может привыкнуть, но сказать, что это неприятно, уже не может. — Мне надо с этим разобраться, — произносит он тихо в ответ. — И этого парня не сломать, поверь мне. Намджун опускает руку и смотрит уходящему Юнги вслед. Он волнуется, очень даже. Сам не понимает почему, но беспокойство его не покидает и только усиливается, когда парень подходит к Чимину и беседует о чём-то через ограждение. Тот выглядит полностью разбитым и подавленным. На Чимине лица нет, но моментом позже его глаза блестят, а лицо осветляет улыбка. Сердце Намджуна сжимается неприятно, и он понимает, что Чимин ему конкурент, и то самое неприятное чувство, которое засело под рёбрами, — ревность. А ещё сомнение: а вдруг Юнги выберет, даже после того, что было между ними, вот этого послушного и упрямого мальца. Но повлиять на это уже никак не может, поэтому, наблюдая, как они отдаляются вдвоём, Намджун ёжится от холода и принимает решение пойти выпить. … — Хён, я не могу. Я не могу без тебя, — хрипит Чимин простуженным голосом и думает, что рассыплется, когда видит лицо Юнги так близко. — Я теперь с Намджуном. — Юнги трёт нос неловко и вынимает пачку сигарет. Чимин сгибается и проезжает лбом по грязному металлу, оставляя на коже коричневые разводы. Хнычет надрывно, понимая, что даже плакать уже не может. — Пожалуйста, хён, не оставляй меня. — Он слышит, как чиркает зажигалка, и вокруг разносится запах крепких сигарет, на этот раз шоколадных. — Пойдём. — Юнги закидывает сумку на плечо. — Здесь не место для таких разговоров. Чимин поднимает лицо и, понимает, что, вот он, шанс, вот она, надежда. Он думает, что всё возможно ещё изменить, если скажет Юнги всё, что думает. Всё, что чувствует. Он не может сдержать улыбку, которая расцветает сама собой. Юнги машет рукой, и Чимин семенит молча следом, вдыхая запах табака, по которому соскучился не меньше. … Переступая порог квартиры, Чимин не знает, что делать дальше, но разувается и садится на кровать, ожидая, что же скажет Юнги. Тот проходит на кухню, вынимает из шкафчика два небольших стакана и бутылку текилы, возвращается в комнату и подаёт один из них Чимину. Наливает и себе, и ему три четверти, разливая на пол. — Пей. Чимин смотрит в стакан и ничего не понимает. Он пришёл поговорить ведь. — Не хочу, — тихо произносит он, глядя на желтоватую жидкость в стакане. — Пей, я сказал. — Юнги чокается с Чимином и опрокидывает всё в себя залпом. Парень выдыхает обречённо и выпивает всё, до остатка, морщась. — Что ты хотел? Юнги смотрит на Чимина, на его опущенные плечи, потупленный взор и чувствует, как начинают чесаться руки. Он в который раз удивляется своей реакции на парня и не может понять, почему же так тяжело его просто оттолкнуть. И если быть честным с самим собой, то хочется отталкивать так, чтобы Чимин уходил, но не выходя из поля зрения. Нет, Юнги хочет, чтобы Чимин ушёл. На самом деле всем бы было проще, особенно Чимину. Но пока тот не усвоит урок, вероятность, что отступит сам, равна практически нулю. Юнги поджимает губы и чувствует ту самую сладкую горечь, которая заливает его каждый раз при взгляде на это лицо и тело. Назвать это однозначно отрицательным или позитивным затруднительно. Коктейль чувств к Чимину губителен, и Юнги не может решить, как с ним поступить. Даже сейчас он своей покорностью призывает к действиям, аморальным и грязным. Но Юнги задвигает собственные желания подальше и решает дать Чимину шанс. Будь честен и дай ему выбрать. — Так чего ты хотел? — повторяет Юнги. Чимин вздрагивает. — Я хочу быть с тобой, — отставляя стакан на пол, произносит парень. — Мне невыносима мысль, что ты уйдёшь. — Я же сказал, что теперь с Намджуном. Как ты это себе представляешь? — Юнги поднимает бровь и глядит на удивлённое и растерянное лицо. — Мне всё равно, — шепчет Чимин. — Не отталкивай меня. Ты можешь быть с Намджуном, но не гони меня. — Он опускается на колени и утыкается лбом в ногу Юнги. — Хён, я люблю тебя. Я тебя люблю. Люблю, — шепчет парень, орошая брюки слезами и всхлипывая. Чимин не двигается. Не двигается и Юнги, совсем не удивлённый этим признанием. Будь честен. — А я тебя нет. И лучше тебе уйти. Чимин задерживает дыхание, и кажется, что, вот он, конец. Конец хрупкого мира, который он сам вокруг себя построил. — Я, конечно, могу позволить тебе остаться рядом и любить меня. Но взамен на это я никогда не полюблю тебя и никогда не притронусь к тебе вновь. Ты будешь меня видеть с Намджуном и даже заикнуться не сможешь, что тебе это не нравится. Ты будешь дико ревновать к тому, что я тут, счастлив с другим, прямо перед твоим носом, а ты нет. Ты будешь слать мне сообщения, а я буду отвечать тебе на них через день или два. Я буду писать тебе, когда захочу, и ты будешь этого ждать, будешь отвечать много, желая тем самым обратить на себя моё внимание. А я буду холоден и буду молчать. Ты будешь тосковать, тебе будет плохо, и твоя жизнь превратится в пустые промежутки времени от и до нашего короткого контакта на площадке. Но даже там ты не будешь получать достаточно, чтобы утолить боль разлуки. А я, улыбаясь, буду иногда трепать тебя по голове, давая короткую передышку от черноты, которой покроются твои внутренности. Ты будешь перерывать в памяти все моменты наших встреч здесь, в этой комнате, и стараться их не забыть, ни малейшей детали. И, наконец, тебе будет больно, физически больно от того, что так, как хорошо было здесь, уже не будет нигде. Чимин слушает, чувствуя, как от этих слов всё просто выворачивается, от боли, наизнанку. Подташнивает, и кружится голова от страха. — Ты согласен на такое?