###
— Сегодня стало известно, что компания молодого бизнесмена Чон Чонгука получила госзаказ на строительство спортивной арены в центре Сеула. Правда, жители города не верят, что это возможно, город так заселен, что места для арены может попросту не хватить. Однако директор Чон мастерски показывает свои навыки в сфере архитектуры. Далее интервью с мнением представителя главной партии, поддержавшей проект. Речь ведущей вечерних новостей изредка прерывается стуком ножа о доску для резки овощей, парень специально сделал потише, как только услышал заветное имя, дабы его не было слышно из соседней-то комнаты. Не хватало того, чтобы Чонгук зазвездился раньше времени. Тэхён уже целиком и полностью уверен в том, что к нему не испытывают никаких чувств, как только директор получил этот чертов проект, так на него до сих пор и взгляд не обратил свой: секретарю просто скучно здесь находиться, да и зачем, в общем-то. Ему обещали внимание и заботу круглосуточные, для этого же директор домой перевез всю свою работу, устроил себе отдых, называется. В итоге Чонгук вкалывает круглыми днями, а Тэхён остается с носом и безответной любовью. Все когда-то да сталкивались с безответной любовью, такой застилающей глаза, позволяющей прощать буквально всё, а только потом додумывать, что ты что-то делаешь не так. Переплетенные жизни сливаются воедино, и всё это не вызывает отвращение ни в одном из персонажей этой сказки. У Чон Чонгука и впрямь есть деловая жилка, желание заниматься любовью со своей работой, у него глаза горят, когда он на чертежи смотрит, будто там совсем не прямые черные линии на белом, понятные только ему. И вроде бы это гипер-сексуально, настолько, что у Тэхёна ком в горле и пальчики на ногах поджимаются сами собой при виде этого, но с другой стороны этот директоришка — бесявый и вечно из себя что-то строящий — ни разу внимания на него не обратит, пока у него важный проект на носу. Хочется взять и разлечься на столе у этого гореработника, выкинуть непонятные чертежи, развести ноги пошире так, чтобы у самого Чонгука дух захватило, и… Золушка. Тупо Золушка — вот кем он себя ощущает. Да вот только Тэхён убираться не любит, разве что пыль протирает, да не прогибается под чьим-то авторитетом, пускай даже и директорским. Именно по этой причине он немного бесится из-за буквального заточения в золотой клетке. Идёт вторая неделя больничного, щёки у него уже наливаются румянцем, а сам Тэхён ощущает прирост то ли мышечной, то ли жировой прослойки у себя, что — как говорит Чон Чонгук — только красит парня. И всё это время секретарь только и делает, что кушает, готовит ужин и обед -директор отказывается завтракать — отдыхает, изредка встречается взглядом с мужчиной и переговаривается фразочками по типу «ужин готов». Всё обыденно до жути, и отчего-то Тэхёну это совсем не нравится. Они будто бы фейковая семья, сначала Чонгук признается в любви и обещает оберегать парня, потом его ловят на лжи (хотя «красную помаду», конечно, Тэхён даже обсуждать не собирается — не его уровень, знаете ли) — и всё идёт наперекосяк. Иногда кажется, что его словили как трофей и поставили на полку в серванте за стеклом, а ведь обещали постоянный присмотр и контроль, он же на больничном всё-таки. /очень обидно/ Ким Тэхён всё жалеет, что люди не изобрели специальный флюорограф: просветил мозг человека — и понял, что у него за тараканы по голове ползают, какие извилины работают особо хорошо, а какие вяленькие, что этот человек такую чушь выделывает в реальности. Какие маты только у Тэхёна не проскальзывают, когда он встречается с очередным «Я занят», когда понимает, что незачем протирает свои штаны здесь — в чужой квартире, к которой уже отторжение вызывается. И зачем его вообще сюда забрали, если никаких поползновений в его сторону не предпринимают?! У Золушки под ногами хрустальные туфельки разлетаются на миллиарды осколков: топает она сильно громко, да и размерчик сороковой не совсем кстати. Парень по-настоящему бесится, потребность в чувственном эксгибиционизме увеличивается в разы, он уже как оголённый проводок со своими нервными окончаниями, и как-то по-другому это всё: отличается от юношеских лет и их манеры поведения. Он впервые примеряет на себя образ соблазнительницы-неудачницы и старается именно старается заполучить внимание от парня (потому что в их прошлом такого никогда не было, они скорее по обоюдному согласию тащились друг от друга с момента знакомства). Когда уже все сериалы пересмотрены, по телевизору не находится ничего стоящего, а Тэхён перепробовал всё, что было в его кулинарной книге под названием «десять способов зажечь в его желудке огонь», да вот ни чилийские булочки, ни паста со специями не произвели особого впечатления на Чон Чонгука (но, стоит признать, что пожар в желудке всё-таки был зажжен). Парень понимает, что он немного эгоист, привыкнув получать внимание от директора, он не готов бороться за первое место с любимой работой Чонгука, а вариант с раздвинутыми ножками кажется уже самым верным. Хотелось бы оставаться мечтателем, верить в то, что невозможно априори, но единственное, на чем он зацикливается, — это любовь его директора, он щеночком готов ластиться и выполнять любые прихоти, чтобы на него внимание обратили, погладили, приласкали. А Чон Чонгук старается ничего вокруг себя не замечать, как обещал сконцентрироваться на работе — так и выполняет своё дело размеренно и методично. «Чонгук, помнишь, как мы парили над землей, когда целовались, сходили с ума друг по другу, украдкой зажимались в туалете, а ты ещё всегда смеялся, когда нас палили учителя. Мы любили друг друга, я это точно знаю». Он вновь и вновь прокручивает у себя в голове заготовку, с которой хочет начать этот вечер. Если честно, то получается так себе — всё, что он говорит, и толики не описывает из того, что Тэхён ощущает. Черт, всё не то. Алые капли стекают на разделочную доску, окрашивая нарезанные овощи. Кимтэ завороженно смотрит на то, как огурцы неудачно маскируются под помидоры, и только через несколько мгновений осознает, что именно происходит. Он успел порезаться, пока летал в облаке под названием «Прекрасный директор Чон». Тэхён, со всей своей нежностью и брезгливостью заранее предсказывает, что точно будет пищать при любом пощипывании, а если уж и заражение будет (!) — ему просто необходим пластырь. Первые открытые ящики наугад не содержат в себе ничего полезного, и парень смеётся под нос от того, что орудует на кухне уже столько времени, а ещё ни разу не просматривал сразу все ящики, но, как ни странно, ничего там и не находит в итоге. Кровь уже начинает стекать по пальцу вниз, на ладонь, и от этого в сотни раз неприятнее, ещё чуть-чуть и его белая рубашка, специально надетая из желания привлечь директора, будет безвозвратно испорчена. — Чонгук! — это внезапный порыв, ничего не подразумевающий, ему всего лишь надо найти пластырь как можно скорее. Парень останавливается только перед дверью в попытке успокоиться и спросить об этом ненавязчиво, дабы не прилетело под горячую руку начальника во время его работы. — Ким Тэхён, ты забыл про правило «Не входить, когда я занят проектом»? — слишком горделиво и резко, так, что парень за дверью даже отступает на пару шагов, но после соображает, что только хозяин квартиры сможет сделать необходимое. Тэхён медленно открывает дверь, зная, что встретится сейчас с испепеляющим взглядом. — Но у меня тут одно важное неотложное дело, — он сразу же показывает свою окровавленную кисть, выставляя её вперед, будто маленький обиженный ребенок, хотя, по идее, Кимтэ таковым и является. Стоит только вспомнить, как долго он уже не получал сладенького. Чонгук сделал всё методично как настоящий родитель: наобещал десертов сверх меры, а после понадеялся на то, что мозг ребенка попросту не запомнит этого. Как жаль, что Чонгук не его папочка, который сразу же прижмет к своей груди и приласкает, стоит тебе топнуть ножкой в знак обиды. Секретарь только сейчас замечает, что начальник сидит за столом в очках, и он вообще не предполагал, что у Чонгука какие-либо проблемы со зрением. Но выглядит он ещё мужественнее, чем обычно, за счет этого, как-то гипер-сексуально. Очки сиюсекундно откладывают на стол, приподнимаются, не заботясь о том, что несколько листов с документами валятся на пол. У Чонгука рукава рубашки завернуты, она скорее домашняя, чем рабочая, серо-голубая, в полосочку тонкую, полурасстегнутая, будто мужчина пытался настроиться на рабочий лад посредством этого. Ключицы выглядывают из отогнутого ворота рубашки и притягивают к себе внимание Тэхёна, что вмиг краснеет и отводит взгляд. /ну и дурак/ Первое прикосновение за эти дни проносит электрический разряд по всему телу, Кимтэ чуть ли не стонет, когда встречается с долгожданной заботой, пока его руку притягиваются к себе и осматривают порез. Он действительно слишком отвлекся, и рана выглядит глубокой, заставляет поморщится мужчину: каким бы бруталом он не был — кровь вызывает отвращение. — Как тебя угораздило?! — Чонгук отходит вглубь комнаты, останавливаясь у тумбочки из черного дуба при рабочем столе, отодвигает второй ящик и достает маленькую коробку, как оказалось, с марлей, пластырями и обеззараживающим раствором. Он приглашает Тэхёна сесть на его кресло, и это кажется особенно интимным, ведь доселе Кимтэ даже не имел права входить в это чонгуково рабочее святилище. Секретарь не знает, как отреагировать на то, что директор присаживается (Тэхён может поклясться, что происходит это будто в замедленной съемке) на свой стол, небрежно отодвинув ранее занятные для него документы по новому проекту. — Я… готовил салат на ужин, а потом эти новости с тобой и… ох, — он осекается, понимая, что сказал лишнего, а директор расплывается в улыбке. Чонгук нависает над ним, и приходится смотреть снизу вверх, отчего всё в стократ трогательнее. Тэхён и сам мог о себе позаботиться, ему достаточно было и того, чтобы ему дали эту заветную коробочку, но о нём заботятся, офигеть. — Соскучился по моим приставаниям? — произносится с ухмылкой, от которой всё дребезжит внутри, будто хрусталь на ветру. Тэхён бежит по парапету в безбрежном океане, носками лишь касаясь холодной поверхности, зная, чуть влево, чуть вправо — умрёт от разрыва сердца неминуемо. Ким Тэхён так ждал, так ждал этого с их первой встречи после долгой разлуки, он надеялся втайне, что скоро вернётся всё на свои места, а они наконец-таки воссоединятся. Так и не заведя новые отношения во времена студенчества, он понимал, что зациклился лишь на одном человеке. Садистская пытка для его психического состояния, он болеет последней стадией Чонгука, что сейчас специально тянет резину и всячески показывает своё нежелание по отношению к своему секретарю. — Вот нисколечко! — сердце ёкает, но он не хочет поддаваться этим чарам так сразу, не хочет выглядеть проигравшим в этой не обговоренной заранее и никем игре. Руки сжимают его ладонь, после дезинфицирования ранки на неё дуют немного, вынуждая привстать на кресле, чтобы руку не тянуть. Взгляд пристальный, прицел — губы, вытянутые трубочкой. /хочется целоваться/ — Жаль. А я хотел бы, чтобы это было так. Пластырь оказывается на пальце, а руки всё так же не отпускают, сжимают и проезжаются к плечам. Чонгук необычайно серьезен, смотрит прямо, не моргая, и нависает прежде, а только потом произносит: — Прости, совсем скоро нам выходить на работу, а я так и не уделил должного внимания тебе. Я обещал заботиться, а даже за таким не смог уследить. Я даже не знаю, как загладить вину перед тобой. Извинения не проходят незамеченными и даже в некой степени удовлетворяют парня: кому не понравится искреннее раскаяние того, кто уже успел обидеть. Но в любом случае — показывать, что он доволен, было нельзя сдаваться, и этот мужчина определенно умел вводить в транс своей силой, затаенной в каждом движении и мельчайших эмоциях на лице. В комнате так и витает сексуальное напряжение, да вот только Чонгук делает вид, что ничего не замечает, а у Тэхёна вдребезги все разлетается и желание прилипнуть к человеку целиком и полностью появляется. — Чон Чонгук, я всегда задавался вопросом, как такой умный и мудрый, — на этих словах Ким Тэхён всё же встаёт со своего кресла и сжимает предплечья директора, — мужчина, как ты, может тупить в такие моменты? — Ты о чем? — ухмылка, показывающая, что вопрос всё-таки риторический. Чертов Чон Чонгук, ты эдакий засранец, если не показываешь своих реальных чувств в такую минуту. Перед ним его прекрасный секретарь, смотрящий снизу-вверх и буквально рот разевающий при виде его. Директор доминант по натуре, и ему льстит то, как его мальчик реагирует только на его присутствие. Часики тикают, возбуждение растёт, и Тэхён плевать хотел на эти документы на столе, которые наверняка помнутся, но… Руки тянутся вверх, притягивая тело мужчины ближе, сжимая плечи и сминая пальцами рубашку. Тэхён ещё тысячу раз будет корить себя за то, что именно он сделал первый шаг в этот момент, и что бы ни говорил Чон Чонгук — он здесь, похоже, и пальцем не пошевелил, дабы спровоцировать не только стояк секретаря, но и не свойственный ему порыв: впервые за всю свою жизнь он готов бороться за внимание мужчины, и дело тут не в высоком состоянии или чем-то подобном. У Тэхёна нервы коротит при каждом взгляде на Чон Чонгука, мозг отказывается работать, а уж об управлении собственным телом вообще думать не стоит, кстати, и нечем думать-то. Впервые Чонгук показывает своё отношение к происходящему, когда отвечает на поцелуй, вместе с тем притягивая к себе бывшего любовника. Мужские большие ладони ложатся на ягодицы парня, сжимая их, у Чонгука вены на костяшках показываются, руки напряжены до безумия, что Ким Тэхён в своей голове называет их каменными и отдается вновь и вновь поцелую. — Как же я хочу тебя, — Чонгук прикусывает губу парня, оттягивая её, пока тот подтягивается на носочках и боится издать впервые громкий звук. Эмоции бьют через край, и Тэхён лишь в свой пубертат испытывал такой выплеск гормонов. Зуд и жжение по всему телу, Чонгук распаляется на то, чтобы в любой момент оставаться главенствующим во всем, и не может отказаться от подчиняющегося ему Тэхёна в нерабочее время. Секретарь не хочет отставать в лидерстве и толкает своего директора на стол, что, определенно выводит Чонгука из равновесия, но он вовремя подхватывает парня под бедра, усаживая на себя. — Хочу, чтобы ты взял меня прямо здесь, — Тэхён шипит это и расстегивает вместе с тем одну пуговицу на рубашке Чонгука за другой. Сам он в белой рубашке-сорочке и черных обтягивающих повседневных штанах, которые выигрышно смотрятся, пока секретарь ёрзает на бедрах директора и пытается удовлетвориться через одежду. С подростковых лет Чон Чонгук возмужал и обрёл эталонное тело, накачанная грудь и выделяющиеся кубики пресса захватывают дух у Тэхёна, что водит руками по коже мужчины, наслаждаясь ощущениями. Он ещё никогда не был в постели с Аполлоном, хотя если быть точным, то они и не в постели в данный момент. Документы летят на пол, и секретарь радуется тому, что ему не прилетит по шапке за это: директор не был против такого расклада событий. А Чонгук лыбится под лучами восхищения, пока его освещают словно солнышко, у Тэхёна глаза округляются, и в них желание разгорается с новой силой. Чонгук забирается руками под рубашку секретаря, поглаживая его всё ещё тощее тело, и он на миг осекается, думая, выдержит ли парень такую нагрузку ввиду своей слабости, однако Тэхён так резв и энергичен в данный момент, что сомнения в том, что он чего-то может не выдержать, улетучиваются. Они вновь сливаются в поцелуе, пока Чонгук настойчиво лезет в тэхёновские узкие штаны, зато сейчас и парень не против этого: сразу видно, кому более невтерпеж. Объятия его горячие, пылкие, что Тэхён всё плавится и плавится, представляя себя сладким вареньем, растекающимся по твердой поверхности. Первый стон сопровождает первое касание к достоинству Тэхёна, он в свою очередь беснуется, сидя верхом на Чонгуке, сжимает его плечи до кровавых отметин и ни капли об этом не жалеет: пусть через рубашку просвечивать будет, и все поймут — чей это мужчина. Хочется прирасти к человеку и не отпускать его наконец, знать, что он никуда не денется, что любит только тебя. И в глазах этих напротив, таких любимых и одновременно убийственных, всё то, что ожидаешь увидеть, о чем грезишь во снах и наяву: Чонгук действительно всё ещё помнит те чувства, которые были между ними, и даже более того — он их испытывает. Тэхён улыбается по-дурацки в своём стиле, целует преданно по-щенячьи и молится про себя, чтобы с него наконец-таки стянули эти чертовы обтягивающие штаны. И Чонгук угадывает. Всё вплоть до толики. Он приподнимает Тэхёна, помогая ему встать на ноги на пол, оголяет парня как нерв, стягивая всё, что служит барьером. Предстаёт перед ним нагим сам, откидывая свои брюки, как и вещи секретаря, куда-то за своё кожаное кресло, хотя это и не совсем важно в данный момент. На склонившимся тонкой тростинкой теле выцеловывают каждый дюйм, Чонгук рад, что ему в кои то веке дозволено обладать своенравным и импульсивным Ким Тэхёном. Голый директор — тот ещё объект сексуальных фантазий, и теперь секретарь осознает, что не зря представлял его в роли греческого бога, пока засыпал каждую ночь. Парень как завороженный оглаживает косые выделяющиеся мышцы на торсе, чуть не скуля от их эталонности — вот с чего надо лепить скульптурные слепки и оставлять потомкам на суд. Кажется, сердце потихоньку останавливает своё биение, к концу вечера у него точно разовьется брадикардия. В висках пульсирует, а голова кружится от переживаемых эмоций рядом с бывшим (и уже нынешним, раз уж на то пошло) любовником. Тэхён нарочито смущенно и осторожно раздвигает колени, дабы быть ближе к мужчине, чтобы тот не боялся и тоже отдавался ему полностью. Кимтэ за эти годы больше всего скучал по взаимности, так и не потеряв в неё веру, надеется всё ещё с ней встретиться и радуется как пятилетний ребёнок, получая желаемое. — Ты такой прекрасный, Тэхён, — восторгается и делит сбитое дыхание, сокращая расстояние до миллиметров. Этот сумбур становится похож на сказку, и удовольствие получают оба, несомненно. В коробке с лекарствами по случайности находится детский увлажняющий крем, и кто будет отрицать, что Тэхён не ребёнок, когда скулит и просит, строя гримасы на своём прекрасном личике. И пускай он просит войти в себя поскорее, елозит голой задницей по документам на многомиллионном контракте. Чон Чонгук тоже не железный, чтобы выдерживать такое и оставаться равнодушным. Крем смягчает проникновение (похоже, первое для Тэхёна за эти годы), и у мужчины внезапно коротит на мысли, что ему хранили верность (?) всё это время. Тэхён идеальный даже со своими выпирающими рёбрами, гнущийся как прутик, такой податливый и отзывающийся на каждое движение Чонгука. Непрошеная нежность завладевает директором, и он успокаивается, из-за чего секретарь с ума сходит и хочет ударить пару раз по этой накачанной груди, да вот боится себя покалечить. Не болен он! Он полностью здоров и полон сил, а ещё хочет, чтобы его взяли наконец по-мужски. — Пожалуйста, люби меня так, как можешь только ты. Покажи мне, Чонгук, — молит секретарь, запрокидывая руки и цепляясь ими за края рабочего стола из дорогого дерева, пока его бёдра захватывают и приподнимают выше, ускоряя толчки. Чон Чонгук дарит долгожданное наслаждение, держа ягодицы Тэхёна навесу, сминая их руками и оставляя на них отметины своих пальцев, и Кимтэ не удивится, если завтра обнаружит в отражении зеркала целую пятерню, украшающую обе половинки. Впервые за долгое мучительное время слившись воедино, оба чувствуют себя изголодавшимися зверями, наконец-то забредшими в оазис с водой и живностью. Поцелуи превращаются в покусывания, ногти впиваются в древесное покрытие, соскабливая лак, Тэхёна дерет во всех смыслах, и это всё так прекрасно, чувство заполненности и эйфория от близости с любимым человеком. И он бы соврал, если бы сказал, что ему не нравится, когда его так властно склоняют и берут. — Я люблю тебя! И ему впервой в роли секретаря не скрывать своих истинных чувств, показывать свою душу такой, какая она есть. Чувство насыщения и полнейшего облегчения заполняет тела, они приближаются к разрядке и почти одновременно кончают: Чонгук помогает Тэхёну рукой, стимулируя особо чувствительные точки на головке парня, а тот в свою очередь стонет не стесняясь во весь голос и подается навстречу движениям, самостоятельно насаживаясь на эрегированный член своего директора. Оргазм один единственный на двоих — просто слившийся в продолжительную мелодию иступленных голосов, измученных и перенапряженных за это время. Чонгук валится на потную, вздымающуюся от яркого дыхания грудь Тэхёна, попутно целуя её, обхватывая запрокинутые назад руки. Пальцы переплетаются так же, как и их судьбы. Единожды — навсегда. И отпускать желания нет, скрепить бы чем-нибудь и говорить, что так природа придумала. И они действительно не властны над своею всеобъемлющей любовью. Она у них тоже одна на двоих.###