Звёзды

Чонгук улыбается – бледный, слабый, дышащий рвано и скованно. У него под кожей прорастают цветы и звёздами взрываются надежды. Звёздная пыль вокруг едкая и совсем не зыбкая – он чувствует её привкус на языке и морщится. Противно ощущать, как клетка за клеткой умирает собственное тело, пленённое душистыми паразитирующими цветами, которыми он заразился от случайного пореза в каком-то из городов прошлого тура. Пыльца въелась в рану, споры распространились по крови заместо зёрнышек, вызывая очаги прорастания – места, где с кровью лопалась кожа, обнажая тонкие зелёные стебельки, вырывающие из тела жизнь с каждым проявляющимся миллиметром. Врач неутешительно качает головой – растение пустило корни слишком глубоко, инфицировало полностью, разнося с собой споры в каждую клетку. У них нет таких технологий и умений, чтобы извлечь всё и разом, перелить чистую кровь со стойко выработанным иммунитетом, оградить от поражения органы. Даже система искусственного жизнеобеспечения не поможет, лишь продляя мучения. По лучшим ожиданиям ему остаётся чуть больше полугода – пока растения не повредят тело окончательно, не забьют собою лёгкие до конца, заставляя болезненно хрипеть и откашливать кровь. Когда грудная клетка по рёбрам будет полностью поражена, и любое движение станет мучительной болью – они не смогут помочь, потому что желают скрыть этот случай. Сейчас он ещё счастливый – считает звёзды под веками, пьёт лекарства и думает о будущем в десятилетиях. Но однажды настанет время, когда он станет цветком – проросшие, насытившиеся кислорода и его крови, растения распустятся уродливо-прекрасными бутонами, заставляя его умереть. От этих мыслей тяжелеет голова, они свинцовыми птицами бьются в голове и доктор Ким впервые осознаёт всю силу своей беспомощности – слабый, он не может спасти хрупкую жизнь, наблюдая за мучительной гибелью известного айдола, что будет жить в памяти людей вечность. – Мистер Чон, – он кладёт ручку на стол, отрывается от толстой папки с его медицинским диагнозом, смотрит на ссутулившуюся фигуру на другом конце стола и не может сдержать своей нервозности, – я сожалею, но лечение всё также невозможно. Вы можете попытаться прожить обычную жизнь, но полгода никогда не заменят жизнь, которой не будет. Он кивает – давно привык уже к этой мысли, смирился, принял. У него есть полгода и безоблачное небо Сеула над головой – в больнице противно пахнет проевшими стены лекарствами, и реальность отказывается принять его таким. Чонгуку уже дурно – от внимательного взгляда доктора Кима, что рассматривает закрывающую его фигуру безразмерную кофту и бинты, виднеющиеся на запястьях; от лимонных стен приёмной, молочно-белой палаты и болезненных уколов; от сбивающей дыхание и мысли боли. Он помнит, как впервые увидел проклёвывающийся пагон на своей руке – чуть ниже локтя кожа противно зудела, потом стала болеть и наливаться синюшным оттенком, а потом, расплескивая на одежду бурую кровь, растение показалось ему. Отвратительно, страшно, до сорванного криком голоса – он рыдал, хоть врач и обещал, что хватит и вырезать инородное тело. А потом такие же пагоны проросли на его спине и руках. Его доставили в больницу с лихорадкой – менеджер испугано говорил что-то по телефону, никто из ребят не мог к нему подойти. Он видел, как Хосок держал Тэхёна поперёк груди мертвой хаткой, как нервно пытался улыбаться на следующий день навестивший его Джин, как растеряно говорил Чимин и молчаливо ронял слёзы Шуга. Видел, как мелко дрожали руки Намджуна, когда врач огласил его диагноз – заражение редким вирусом, прогрессирующие в росте цветы, прижившиеся в крови споры. Это его верная гибель – множественные очаги по всему телу невозможно прооперировать. Поэтому он в последний раз навещает свою семью, надеясь, что человеческая память действительно вечна. Его сердце разрывается в клочья от тяжелого чувства разочарования, но он едва ощутимо обнимает родителей и улыбается им напоследок. Они знают о болезни, и лишь когда за ним закрывается дверь, позволяют себе слёзы. Последние полгода Чонгук живёт так, будто не проснётся завтра больше – они записывают последний альбом с его участием, делают последние фотографии, Тэхён сопровождает его на прогулке вдоль реки Хан, вместе с ним проходит по золотому песку берега моря. Морская пена лижет им ноги, волны съедают берег и на следующий день Чонгука госпитализируют – у него был ещё миллиард надежд и драгоценных мгновений, но время бабочкой сгорело перед ним. – Когда я стану цветком, Тэхён, не плачь обо мне, хорошо? – он выблевал кровь и едва не желудок, алые разводы остались на губах и лицо противно горело. Чонгук не хотел, чтобы этот день был последним, но кровавые бинты, которые заменили десятью минутами ранее, сковали его волю. Когда-то глупо-улыбчивый Тэхён промолчал, сильнее сжимая его руку – на тыльной стороне ладони распустились крошечные жёлтые цветы. Ему осталось несколько дней, казалось. На чёрном мониторе одиноко изгибалась кривая, отмечающая биение сердца. За окном пели птицы и цвели краски жаркого лета. От кондиционера в палате было немного зябко, но тепло подстрекало цветы распускаться скорее. Если бы они узнали об этом раньше – Чонгук успел бы уехать куда-нибудь на Север, где паразит внутри замер, а жизнь стала вечной. Мир перед глазами Чона задрожал, размываясь – боль стала нестерпимой, медсестра уколола ещё обезболивающего, когда-то одногруппник в последний раз улыбнулся ему. Чонгук закрыл глаза на операционном столе, чтобы не открыть более – у них был единый шанс спасти его, но цветы проросли слишком глубоко, и сердце не выдержало – оборвалось последним ударом. На столе в его палате, рядом с фотографией его семьи и группы, одиноко остался последний альбом, в записи которого он, запертый на границе, участвовал. Хосок принёс его двумя днями ранее и тут же ушёл – период цветения опасен своей заразностью, и лишь в Тэхёне достаточно дури, чтобы забыть об этом, проводя в его палате все дни и ночи. «Время, когда они были цветами» на обложке, и история его израненной жизни, плачущего кровью сердца и отчаянного желания счастливо прожить последние дни. Всё смешалось воедино – на обложке чёртова тысяча цветов и Чонгук, на тыльной стороне ладоней которого мелкой россыпью рисуются жёлтые цветы. Он сидит среди обломков, которые застелены цветочным покрывалом, и ловит пустые взгляды одногруппников. Это его конец, время, когда он сам был цветком. На руке Тэхёна распустились мелкой россыпью красные цветы, которые он с ненавистью вырвал, не смотря на боль – они пронизывали его руку, паразитировали в нём и он, не стремящийся донести миру о своей боли, просто закрыл глаза. Знал, что период цветения опасен – доктор предупреждал об этом не раз, одёргивал его, когда он ночевал у кровати Чона. Вот только без самого Чонгука жизнь Тэхёна не имеет смысла.