Звёзды

Тэхён попадает в аварию, приобретая постоянную головную боль – и абсолютную память. Серые коробки домов, однообразные пейзажи улиц, трещины в асфальте перед общежитием – он помнит всё и может воспроизвести до мельчайших деталей, рисуя карандашом пустые наброски в принесённом Намджуном альбоме. В них небо грифельное, надколенное, неравномерное – в пустых участках звёзды из тысячи деталей. Он помнит всё – и хочет забыть, лёжа на белых больничных простынях. Смотреть в окно – мука, видеть лица людей – головная боль, читать, зная каждое слово – бессмыслица. Такой мир, такой день надоедает Тэхёну спустя первые десять минут после полуночи, когда он, обессиленный и иступлённый собственной болезнью, по памяти может воспроизвести каждую из шести сотен секунд. Он вдруг теряет всё так резко и глупо, что хочется плакать – мог же обойтись ушибом, сотрясением, чем-то незначительным и пустым, но никак не памятью в каждой детали, абсолютном мгновении далеко не красоты. Синдром саванта расцветает цветами на ребрах и каждой секундой ушедшего дня. Он закрывает лицо руками, обессилено и немного исступлённо проклиная мир, глупый и жестоких, бесконечный и слишком точный. У него в руках звёздное небо, яркое, искристое, словно мир теряет свои границы ради одной лишь антрацитовой кромки и звёздной пыли, холодного серебра света и хрупкой Луны. У него в руках всё – и ничего, и даже это он бы отдал другим. Чонгук смеётся – «Ты везучий, хён» – и поправляет отросшие волосы. У него всё такая же проблемная кожа под слоем косметики, лукавый прищур и звон голоса. Ким Тэхён знает его от кончиков волос до пят – и не устаёт узнавать вновь – каждую родинку, каждый изгиб, каждый сорвавшийся с губ хриплый стон. Месяц остаётся до камбека, ослабленный Ви спит сутки напролёт, и, одурманенный собственной заботливостью, Джин пытается найти ответы в интернете, говорит со знакомыми врачами, получая лишь виноватое отрицание – никто не может помочь Тэхёну, проклятому и благословлённому ежесекундно, и Сокджин чувствует себя виноватым в этом. Нервный Юнги не спит третью ночь подряд, заканчивая свою часть текста и вновь выбрасывая исписанную тетрадь в корзину мусора; Хосок вдруг рисует звёзды на стене от глупости, забываясь, клеит размашисто вырванные из выброшенных тетрадей страницы, смеётся – это их реальность, не утопичная иллюзия совсем ужасного дня, «островок гениальности». Менеджер недовольно качает головой, когда видит Ви на кухне пьющим таблетки – простая белая пачка снотворного въедается в воспалённое восприятие Тэхёна также сильно, как и кричаще-яркая обёртка шоколада, становится почти наркотиком и часами пустоты, в которой нет ничего – и есть убаюкивающе-тихое спокойствие, которое он не может запомнить. Он хочет спокойствия, мечтает вернуть назад зыбкую память – и отказывается от всего, очередной ночью касаясь белого шелка, молочного бархата чужой кожи, на которой узоры – и его имя сладко-кричащими царапинами.