Дождь

Арсений всегда знал, что может быть крайне задумчив. Особенно когда речь идет о чувствах к Антону. Но, черт возьми, не настолько же! Брюнет вернулся к реальности и понял, что происходит с погодой, только тогда, когда принесенная порывистым ветром ветка - к счастью, небольшая - со всей дури шарахнула его по спине. Парень резко вскочил на ноги и побежал к подъезду, руководствуясь скорее рефлексами, чем здравым смыслом, потому что подъездный козырек здесь не поможет. Он и не помог, поэтому "бедолага" пребывал в состоянии полнейшего шока, которое лишь усилилось, когда дверь за его спиной резко распахнулась, оттолкнув растерявшегося парня. В следующую секунду неизвестный схватил его за шиворот и затащил в подъезд, крича что-то вроде "какого хрена ты здесь делаешь". И эта фраза была самой цензурной из всех, что услышал Арсений. К его удивлению, неизвестным оказался Антон, чье лицо сейчас было красным, а дыхание - сбившимся. Еще несколько секунд он, словно по инерции, бросался различными ругательствами, а потом схватил Попова за руку и потянул к лифту, который недавно проигнорировал. * * * Шастун не знал почему, но он не мог отпустить руку любимого, пока они добирались до нужного этажа. Хотя... зачем обманывать самого себя? Блондин прекрасно знал, почему не сделал этого, и лишь надеялся, что его предмет воздыхания все еще находится в замешательстве и не понимает, что происходит. Зря. Антон распахнул нужную дверь, втолкнул замешкавшегося Арсения в квартиру, зашел сам и повернул дверную щеколду. С первой попытки. Исходя из его плана, сейчас должна прозвучать Речь, вот только сложившаяся ситуация совсем не была похожа на подходящий момент. Шастун обошел все еще стоявшего столбом друга и оглядел его с ног до головы. Промокший и растрепанный, Сеня походил на выпавшего из гнезда воробья. Огромного такого, голубоглазого воробья. И, наверное, именно поэтому в голове Антона промелькнула мысль о том, что нужно бы поискать хлебных крошек или... стоп! Какие хлебные крошки?! Это же живой человек, и с него нужно снять мокрую одежду, чтобы не простудился, и дать полотенце. Да. Обрадовавшись хоть какой-то адекватной мысли, блондин в один миг преодолел расстояние до спальни и, порывшись в находящемся там шкафу, выудил первые попавшиеся штаны, футболку и полотенце, которые, к слову, были из того самого подарочного комплекта от коллег. Он вручил Попову, до этого момента успешно изображавшему статую, найденное и, схватив того за локоть, потянул в сторону ванной. - Снимешь свою одежду, повесишь ее на веревки над ванной, вытрешь тело, - при упоминании тела Шастун запнулся на секунду, - и наденешь то, что я тебе дал, - парень объяснял все так, будто тащил пятилетнего ребенка, но это не мешало его сердцу биться со скоростью, раз в десять превышающей привычную. * * * Вся суть происходящего дошла до Арсения только тогда, когда за ним захлопнулась дверь ванной, однако поездку на лифте, а точнее их с Антоном сцепленные руки, он помнил до последней детали. Брюнет стал медленно стаскивать с себя промокшую одежду, пытаясь привести свои мысли и чувства хотя бы в некое подобие порядка. И эти попытки увенчались успехом. Итак, он в квартире у любимого человека - это раз. Он раздевается - это два. Ему хотелось бы раздеваться сейчас по другой причине и, может, при помощи чужих, хотя нет, родных рук - это три. Спешно отогнав последнюю мысль, парень принялся вытираться. Нужно было держать себя в руках, а не разводить здесь порно, пускай даже только в мыслях. Выданная Шастуном одежда показалась смутно знакомой... ну конечно, подарок! Тот самый, что Арсений лично выбирал в каком-то магазине. Парень за пару мгновений надел пижамные штаны и футболку и осмотрел себя. По большому счету, он просто тянул время. И сейчас, и когда начал осматривать содержимое полки над ванной: многочисленные флаконы от шампуня и пены для бритья, большинство из которых были пусты, и небольшой одинокий тюбик чего-то... о, Попов совершенно точно знал, что в этом тюбике. Но зачем это понадобилось Антону? Не пожелав и дальше отсиживаться в ванной, Арсений сделал глубокий вдох и открыл дверь. * * * Шастун стоял, прислонившись спиной к стене, и упорно гипнотизировал дверь, ведущую в ванную комнату. Когда она тихо скрипнула и наконец открылась, у него перехватило дыхание. Глядя на вышедшего Арсюшу - по-другому его назвать было нельзя - Антон едва сдерживался от того, чтобы расплыться по полу розовой лужицей умиления. Пижамные штаны синего цвета, усыпанные узорами в виде веселых уточек, были немного длинноваты, но сидели на брюнете просто идеально. Как, впрочем, и белоснежная футболка. - Ну, как тебе? - Сеня развел руки в стороны, демонстрируя свой прикид. Он попытался сдержаться, но одинокий смешок сорвался-таки с его губ. В следующую секунду парни уже дружно хохотали над новым имиджем Попова. Неловкость и напряженность, царившие до этого в квартире, начали уходить, уступая место уютной, даже немного романтичной атмосфере. Отсмеявшись, Антон предложил чаю, и ребята отправились на кухню. Все должно было идти идеально, и действительно шло, пока блондин не задал мучавший его уже некоторое время вопрос: - Так почему ты оказался в такую погоду возле моего подъезда, а не в своей "одинокой и скучающей" квартире? После этого вопроса Арсений заметно сконфузился и опустил взгляд на кружку с чаем. Он выглядел виноватым, а его другу совершенно не была понятна такая смена настроений. - Понимаешь, я думал, - Сеня ненадолго замолчал, пытаясь сформулировать все правильно. Это был Тот Самый Момент.- Я собирался с мыслями, хотел сказать тебе, что, - в горле пересохло, руки начали трястись, - что люблю, - последовала напряженная пауза, в ходе которой Шастун заметно побледнел, пытаясь прикинуть, кого мог полюбить Арсений, - тебя люблю и давно. То есть, не сказать, что прям давно... то есть, нет, не так... да, но... Дальше брюнет просто тараторил, то ли прося прощения, то ли объясняясь в любви, пока не заметил, как Антон пялится в одну точку, а его лицо не выражает никаких эмоций. Попов воспринял это как плохой знак и, поставив кружку, встал из-за стола. Он собирался уходить, хотя и не знал, как и куда пойдет в таком виде, но сейчас это было неважно.