Ёлочный сок

Вселенная не успевает вернуться на место, когда с руки убирается рука, чуть потрескивая, отлепляется от футболки лёгкая ткань алой рубашки… И как-то резко отстраняются, исчезают нежные, ласковые губы. На смену непростительной нежности, дикой вольности приходит смятение и неловкость. И что-то странное точно наполняет сердце. Что-то горячее заставляет другое биться… — Извини… — язык прилипает к нёбу, и вся извечная тишина этого дома звенит, корчится, хрустит, ломаясь, в голове. — Я видел, ты струны с баса своего снял, давай переставлю? — Да… — внутри что-то трещит и осыпается, как в старом доме в старом городе, где никогда больше не будет их. — А я пойду, сериал досмотрю… А то Лерку разорвёт от невозможности его с кем-нибудь обсудить… Неловко касаются, расставаясь, пальцы. Отдёргиваются от разрядов электричества между ними… И в серо-голубых глазах неожиданно мерцает отражение слёз, застывших в карих… — Что на обед приготовить? От кончиков пальцев по телу вверх ползёт смертельная боль. — Что хочешь… Мне всё равно… И только губы горят огнём. Проходит несколько часов. Глеб слышит, как за стенкой, в его комнате тихо всхлипывает, поддаваясь с трудом ловким пальцам настоящего профессионального гитариста басуха. Как болезненно вздрагивают, настраиваясь на нужный лад новые струны. Как в стены впитывается, проходит насквозь, втекает, причиняя боль, знакомая по шрамам на теле, сердце и душе песня, написанная для баса и голоса. Первая и, как казалось тогда, специально для себя… Как, отложив оконченную работу, Валера касается акустики, но не решается взять. Только пальцы профессиональными мозольками цепляют струны, вызывая к жизни тот самый звук, что развлекал накануне днём. Он выходит из комнаты, закрыв плотно за собой дверь, уходит на кухню, за пределы слышимости… Малдер на экране плюётся кровью, и Глеб начинает желать ему сдохнуть на этот раз уже навсегда. Где-то в квартире вибрирует, прося порции электрического обеда телефон. Босые ноги ступают почти бесшумно по грязному полу. Шуршит ворох одежды. На пол, точно на клавиши рояля, падает тетрадь. От шороха листком, от колебаний звуков, от сжимающегося болью, через колотый лёд пополам со стеклом, дрожащего сердца разрядами статического напряжения проскальзывают три аккорда. Ещё неслышимые, застревают в мозгах. Точно семечко, упавшее в промёрзшую землю — когда-нибудь прорастёт… Вздыхают, отстраняясь бусы штор. Соударяясь, пластиковые кристаллы и шарики шепчутся о тайне на кончиках пальцев человека, нарушившего их покой. — Не доводи больше гитары до такого состояния, чтобы все струны разом перетягивать пришлось… Бусины рассыпаются по стройным костлявым плечам, тянутся к лёгкой, бархатистой, тёплой алой ткани рубашки, целуют, покачиваясь, тонкие пушистые волосы. — Хорошо… Ноутбук с лёгким хлопком закрывается, чуть не прищемив палец. Некоторое время тишина дома пьёт затихающие отзвуки одиночных выстрелов, шума вертолётов, автомобильных сигнализаций и звона хирургического металла. Обнимает, массируя похрустывающую шею, проникает в мозг, всё ещё пытаясь утихомирить разгоревшийся после поцелуя в черепе огонь. — Глеб… Нам надо поговорить… Тонкая прядь отгораживающих комнату бус соскальзывает с плеча, не то кошкой не то змеёй ластится к груди. И, кажется, что осколок сердца в груди, трепыхаясь, издаёт звук языческого набата. Так громко, как не было ещё в жизни никогда. — Да, я знаю… Проходи, Аркаш, не переживай! Диван, напоённый слезами и потом, принимает как родной. Скрипят и проседают старые пружины. И замёрзшие от контраста между кухней и комнатой руки тянутся к пледу. — Глеб… Мне сложно говорить о том, что я чувствую. Отвык… Говорю об этом только с Лизой, когда бываем наедине, а это бывает редко… Сердце колотится оглушающее, разрывает сосуды, причиняет адскую боль, разносящуюся кровью от напряжённых барабанной мембраной висков по всему телу. — То, что произошло на кухне… Из-за того, что вы расстались с Костей, я, наверно, случайно отпустил тормоза. Прости… — обледенелое бесчувствие сосредоточения на том, чтобы не потерять сознание, прерывает хруст разрывающегося сосуда. Глотку и нос стремительно наполняет кровь. — Просто вышло так, что я очень сильно и очень давно тебя люблю…