221-В

Я ворвался в прихожую своего дома в Паддингтоне, как ангел мщения, напугав Мэри-Джейн, которая ойкнула, увидев мою перекошенную гневом физиономию, и вжалась в стену, нерешительно протягивая руки за шляпой и тростью. Скинув ей на руки ещё и пальто, я поспешил в кабинет, чтобы укрыться там и немного прийти в себя. На столе лежала записка от коллеги, который сегодня принимал моих пациентов. В сердцах я стукнул кулаком по столу. Вот! Вот, чёрт возьми, чем я должен заниматься! Схватив сигареты, я упал на диван и нервно закурил. Чем я заслужил такое пренебрежение? Разве я не бежал ему на помощь при первом зове, бросал все свои дела, пренебрегал и работой, и даже семейной жизнью? Я подавил в себе внезапный порыв — кинуться к жене в ноги и просить прощения. Вот успокоюсь немного и поговорю с ней. Когда сигарета была почти докурена, мои мысли вернулись к делу, невольным участником которого я стал. Да, оно было интересное, необычное. Должен признать, что Холмс ловко разоблачил этого Кэлвертона Смита. Разоблачил. С моей помощью. Вскочив, я зашагал по кабинету. Я невольно представил себе, как бы описал эту историю. Свои переживания, как обычно, я оставил бы за кадром, преуменьшил. На сцене блистал бы один Холмс. «Но его фразу о том, что он забыл о моём присутствии, я оставлю», — мстительно подумал я. Потом преступника уводят, и следует эффектная концовка. Да, конечно, и опять упоминание о любимом ресторане Холмса. Надо сказать, что я до последнего держался, но когда он заговорил, что недурно было бы на обратном пути из Скотланд-Ярда завернуть к Симпсону, это стало последней каплей. Я вспылил, высказал Холмсу всё, что я думаю о его бесчувственности, его эгоизме, схватил пальто и шляпу и выскочил из комнаты, хлопнув дверью. Увы, я настолько не владел собой, что выглядел не лучшим образом. Гордо удалиться не получилось. В дверь постучали. — Джон, к тебе можно? — услышал я голос жены. — Да, дорогая, — я открыл дверь и пропустил Мэри в кабинет. — Ты чем-то расстроен? С мистером Холмсом всё в порядке? — спросила она обеспокоенно. — О! — возопил я, едва не воздевая руки к потолку. — Более чем! Мэри удивлённо посмотрела на меня. — Он симулировал! — отчеканил я, опять вскипая. — Понимаешь? Он симулировал! Он обманул меня, облапошил, воспользовался моей помощью, при этом выставил полным дураком! — Джон! — Мэри посмотрела на меня с упрёком, потом приподнялась на цыпочки и поцеловала в щёку. — Я ни за что не поверю, что мистер Холмс на такое способен. Давай сядем на диван, и ты мне всё расскажешь. Вот ещё один человек, который может вить из меня верёвки. Я послушно поплёлся к дивану, растеряв разом всю свою воинственность. Потом я пересказал Мэри всю историю с начала до конца. Моя милая жена держала меня за руку, поглаживала её, но в глазах её плясали бесенята. — Этот человек — Смит — убил своего племянника? — спросила Мэри, нахмурившись. — Да, довольно изощрённо. — И мистер Холмс сумел его разоблачить… — И ты на его стороне? — спросил я тоном Цезаря, узревшего Брута на Капитолии. — Я сохраняю разумный нейтралитет, — звонко рассмеялась моя милая жена. — И вы оба не правы. Ты не прав, что сердишься, Джон. А ведь ты лучше других знаешь характер своего друга. — Друга ли? — пробурчал я. — Друга. А ещё ты знаешь, что у мистера Холмса нет больше друзей. Только ты. — Это такое ребячество! Жестокое ребячество! — продолжал я жалеть себя. — Как он мог? — Правильно, Джон. Ребячество. А для тебя это такая новость? — она погладила меня по голове. Говорим о ребячестве Холмса, а, как мальчишку, утешают меня. Мне стало стыдно. — Но неужели он не понимал, как я буду за него волноваться? Он же тоже у меня единственный друг. Тут я вспомнил вопль ужаса, который издал Холмс, когда я пытался взять в руки коробочку с отравленной иглой. Он даже едва не выдал себя, не разрушил свой тщательно продуманный спектакль. И этот глубокий вздох облегчения, когда я поставил опасный предмет на место… Я улыбнулся. — Понимал, конечно. Но вряд ли он мог поставить себя на твоё место. — Почему? — Наверное, потому что он не в состоянии представить, что кто-то может быть настолько к нему привязан. Так иногда бывает, Джон. Одно дело знать, что ты чей-то единственный друг, а другое дело это чувствовать и понимать. Так иногда бывает у людей, которых очень мало в жизни любили. Как сказала бы моя индийская нянюшка, «такая карма у сахиба», — жена обняла меня за шею и поцеловала. Мэри почти успокоила меня, но я всё-таки решил взяться за ум и ближайшие несколько недель занимался исключительно работой и домом. И не пытался сам заглянуть к другу. Холмс тоже не давал о себе знать. Я начинал нервничать. Стыдно признаться, но однажды я даже прошёлся по Бейкер-стрит, разглядывая окна своей прежней квартиры. Свет горел, и мне показалось, что я заметил на шторе тень от долговязой фигуры. Значит, с ним всё в порядке. Наверное, не нужно никого звать, чтобы разыгрывать очередной спектакль. И верный биограф и почитатель талантов тоже не нужен. Нахмурившись, я зашагал прочь, раздражённо постукивая тростью по мостовой. Дома меня ждала телеграмма: «Расследую небольшое дельце в Западном Суррее. Вас ждать завтра в девять на вокзале Виктория? Холмс». Я недолго изображал роденовского Мыслителя, сидя с жёлтым бланком на диване и подпирая кулаком подбородок. Через десять минут я отправил посыльного с ответом на Бейкер-стрит. Там значилось только одно слово: «Да».