Все, чего мы ждем

Свое очередное имянаречение Санса встретила, дрожа от холода. На ней было платье из добротной ткани и поверх душегрейка столь толстой шерсти, что нить не протыкала ее, и Сансе не удалось вышить, как она хотела, летние цветы. Медвежьи меха дополняли ее наряд, но и они не помогали до конца. Морозы крепчали, еды ощутимо не хватало. Великий Чертог был полон северных лордов, празднующих день именин дочери Старков. Она смотрела на них, привычно подсчитывая в уме: у этого лорда остался один сын, да и тот калека, а вот вдова, потерявшая всех родичей во время долгих войн за Железный трон. Вот Гловеры, что переметнулись в конце войны от дома Баратеонов, а вот — Дастины, ушедшие от дома Болтонов. Вот несколько лордов Долины, приехавших специально, чтобы приветствовать ее, и среди них стоят все те же люди, которые узнали о ее истинном имени после смерти Лизы Аррен. Мормонты, Риды и Амберы. Из Королевской Гавани прибыла совсем небольшая делегация во главе с десницей королевы Тирионом Ланнистером — и то чудом было, что они добрались благополучно. Дары, которые они везли, были богаты: телеги с пшеницей, ячменем и овсом. Когда-то Санса мечтала о драгоценностях, как у королевы — но теперь зерно вызывало у нее куда больше радости. Это был шанс выжить для тех, кто по-прежнему считал Винтерфелл, полуразрушенный и потерявший свое величие, твердыней Севера. Блестящие камни зимой не съешь. Перед празднованием Тирион отвел ее в сторону и сказал: — Смотрите на людей внимательней, милая леди. Учитесь читать в их головах и сердцах, и не слушайте слов. Слова могут быть лживы, но глаза — никогда. Вы думаете, что вас окружают друзья — и это не так. Вам кажется, что вокруг враги — и это тоже неправда. Старки прямы, как старый дуб, это и есть ваша ошибка — станьте гибче, хитрее. Станьте на одну сотую Ланнистером, пусть вы были мне женой только формально. В его голосе была тень грусти. А может, ей только показалось. Поговаривали о том, что Тирион собирается свататься к Маргери Тирелл, и та получит очередной шанс стать королевой. Или хотя бы матерью короля. Что ж, Маргери заслужила этот шанс, хотя это было и забавно: уже второго мужа она похищала у Сансы. — Я была вам плохой женой, мой лорд, — сказала Санса. — У меня, пожалуй, нет таланта быть леди-женой. Ни вам, ни Джону я не принесла счастья. Она подумала о Маргери, раздающей хлеб на улицах, о Маргери, чье имя вопили бедняки Королевской Гавани. И о своей матери — спокойной и властной. И даже о капризной, но величественной Серсее Ланнистер. Было ли в мире хоть что-то, в чем Санса была бы хороша?.. — Полагаю, вы не совсем осознаете, что составляет семейное счастье, — ответил Тирион. Его голос был не укоризненным, а скорее поддразнивающим. — Да и кто понимает? Это не требуется. Будьте собой. И не сердитесь на королеву. Вестерос замерзает, а зимой творятся ужасные дела. Мы должны быть едины и не допустить бунтов. — Но она не взяла себе мужа, — начала было Санса, забывшись, — и... ох. Я прошу прощения. Милорд. — Она не может зачать, — спокойно сказал Тирион. — Вот и вся тайна. А хваленый Эйгон оказался всего лишь Блэкфайром. Я и Джон должны дать королевству наследников, чтобы не началась новая смута. Такова уж наша природа — мы, дети именитых родителей, рождены в золотых колыбелях, и все это золото лежит на наших плечах всю нашу жизнь, не давая дышать полной грудью. «Семья, долг, честь», — думала Санса, слушая, как все громче звучат тосты за ее здоровье — и за здоровье будущего наследника Винтерфелла, а возможно, и всего королевства. Никакого наследника не было даже в ее чреве. Возможно, в письмах в Королевскую Гавань Джон и описывал свое супружеское рвение, но здесь, в плену северных снегов, он оставался столь же холоден, как замерзший пруд в богороще. И разговаривать с ним было так же, как глядеться в зеркало изо льда: он мог улыбаться и сочувствовать, но лишь потому, что собеседник этого ждал. На имянаречение Джон также сделал ей подарок — восстановил маленькую септу, когда-то построенную для ее матери. В условиях, когда каждые рабочие руки были дороги, это был бесценный дар. Раскрасневшийся и непривычно веселый после пары чаш крепкого эля, он поцеловал ее в губы перед северными лордами, и они взревели от радости. Санса, улыбаясь, заглянула Джону в глаза и не увидела там ничего, кроме тоски.

***

Теон не пришел в Великий Чертог, да это было и неудивительно. Поэтому Санса, как только гости перепились достаточно, чтобы не заметить ее отсутствия, сама отправилась к нему, в гостевой дом, где он жил в полном уединении. — Джон подарил мне септу, — сказала она, входя в жарко натопленные покои. — Ты тоже можешь приходить туда. Его там не будет. Теон отвернулся от пламени, которое созерцал в молчании, и разомкнул тонкие губы. — Ты говорила, что и в богорощу он не придет. Твой супруг — хозяин замка, и волен бродить, где ему вздумается. Слова давались Теону с видимым трудом — даже после того, как мейстер вставил ему выбитые зубы. Очевидно, сказывалось отсутствие практики: говорил он только с Сансой, да и то мало и редко. — Я велю ему не приходить в септу, — упрямо сказала Санса. Ей захотелось топнуть ногой и зарыдать от бессилия, но слез не было, они приходили лишь по ночам, когда Призрак ложился рядом. Уголки губ Теона дернулись в подобии улыбки. — Так и скажешь — мол, дорогой мой лорд-муж, не вздумайте зайти в септу, а то нашему заложнику может взбрести в голову помолиться? «Мы оба заложники тут», — подумала Санса, а вслух сказала: — Это не так. Ты мой гость. Ты спас меня. — Хорошие деяния плохих не отменяют. Эту присказку Теон подцепил от бывшего короля Станниса — того, что сейчас доживал век на Стене. Кажется, несмотря на время, проведенное в кандалах, Теон симпатизировал ему в своей особой, странной манере. Санса помолчала, и через какое-то время оба они повернулись к горящему в очаге пламени. Жаль, что знаки огонь показывает только жрецам огненного демона — она бы могла посмотреть и увидеть свою дальнейшую судьбу. Впрочем, судьба эта вряд ли была достойна упоминания в стихах и песнях.

***

Джон не сказал ни слова, когда она пришла в опочивальню, хотя за окнами уже разгорался бледный зимний рассвет, и снег на горизонте окрасился в кроваво-красный. Это не было первым случаем, не было и последним. Санса не осмеливалась просить себе отдельные покои, зато могла не спать, хотя бы так избегая душной близости. Но он бодрствовал — полулежал на кровати, полностью одетый, и тяжелый взгляд его налитых кровью глаз внезапно напугал ее, напомнив другой взгляд и другого мужчину. Он мог встать и овладеть ею; никто не придет ей на помощь, да и жену ли от мужа защищать? Никто, даже Тирион не поможет. Разве что Грейджой мог бы попытаться. Но он слишком далеко, и кончилось бы это для него плохо... Санса застыла, не в силах сделать шаг. — Наследники важны для моей коронованной тети, — резко сказал Джон, видя, что она замерла и остановилась на полдороге. Его голос звучал немного смазанно. — Твои дети. Он не сказал «наши дети», и это было странно. Санса сглотнула комок в горле и попыталась подобрать приличествующие случаю слова, но Джон, не ожидая ответа, отвернулся к стене и через несколько мгновений захрапел. Тихо ступая, Санса подошла к кровати и несколько минут смотрела на спящего. Удивительно, насколько хорошо они ладили днем, управляя замком и разбирая ежедневные проблемы его жителей, настолько по ночам между ними вырастала стена отчуждения. Возможно, внезапно подумала Санса, и он хочет видеть на моем месте другую. Арья всегда была любимицей Джона, но она сгинула после того, как сбежала от Братства без знамен. И не было надежды на известия от нее — если бы она осталась жива, то уж наверное сообщила о себе. Может быть, ее поймали Болтонские ребята, а может — люди «Горы» Клигана, а может, просто изнасиловали и убили обычные лесные разбойники. Прежняя Санса упала бы в обморок от того, что осмелилась подумать такое о судьбе собственной сестры. С Арьей Джон не был бы так холоден. Арья всегда так заливисто смеялась, когда они вместе играли или стреляли из лука по мишеням. Арья смотрела на Джона влюбленными глазами еще в детстве. Санса попыталась представить себе детей Арьи и Джона. Они уж точно были бы лучше, чем дети от Джона и Сансы, которых нет и, скорее всего, не будет никогда. Что сделала бы мать на ее месте? Когда-то ее тоже выдали за человека, которого не она выбирала, и она сумела полюбить его и вызвать у него искреннюю любовь... Но Кейтилин Талли попросту повезло. Семья, долг и честь — лишь обманка, дымовая завеса для послушных дочек и сыновей. Красивые слова для обозначения неприятных обязанностей, от которых можно скрыться лишь в могиле. Если бы у Сансы родился ребенок, она бы не принуждала его, — или ее, — делить ложе с тем, кто вызывает страх, скуку или отвращение. Впрочем, скорее всего, и это понимание уже жило в ней, она поступила бы так же, как и все.