чернилами.

Развалившийся на кровати ленивым тунцом Джонхён требует дать ему вдохновения, но единственное, что может ему дать Хун - это подзатыльник, чтобы больше не слышать нозящие стоны горе-композитора. Воплотить идею в реальность у него, правда, не получается, так как Джонхён успевает среагировать и перехватить худое запястье, хозяина которого он затем тянет на себя. Хун с громким шипением и непроизвольно вырвавшимся “блять” падает рядом с музыкантом и смотрит настолько убийственным взглядом, что Джонхёну впору повеситься на гитарной струне, чтобы не мучиться дальше. - Хун-аа, у меня нет идееей, - снова этот противный капризный стон, и чужой холодный нос утыкается в теплую ложбинку у ключицы - Хуна передёргивает от неожиданности, - побудь моей музой. Яви мне совершенную рифму, ну или просто поцелуй. Джонхён даже губы тянет, по которым и получает больной шлепок. - Ну, Хун-аа. - Сам думай, - не то чтобы Хун хотел быть стервой, но сегодня у него совсем нет желания что-то сочинять или подрабатывать музой для вдохновения. У него вообще одно желание - спать. Хорошо бы с Джонхёном в обнимку, но он сейчас так раздражён на него, что обнимашки с музыкантом можно поменять на объятия с любимой гитаркой. Хун задумывается над этой идей на некоторое время и не сразу замечает, как в руках Джонхёна появляется черный маркер. Он возвращается в реальность только тогда, когда где-то в области локтя становится невыносимо щекотно, а когда опускает взгляд, то видит крайне увлеченного рисованием Джонхёна, который, подперев щеку кулаком, с большим усердием выводил буковки на бледной коже Хуна. Руку возмущённый Ча, конечно, сразу одёргивает и ведёт ладонью по коже в надежде стереть полосы, но к его огромному сожалению и неописуемому восторгу Джонхёна, маркер уже въелся в клеточки кожи, и теперь только вода и мыло помогут избавиться от этого безобразия. - Ты решил меня всего заклеймить? - поджав губы, цедит Хун, всё ещё безнадёжно пытаясь оттереть большим пальцем верхнюю строчку. - Эй, татуировку ты сам захотел! Я просто выбрал тебе слово, - справедливо возмущается Джонхён и, игнорируя слабое противостояние, тянется через Хуна, задирая рукав и любуясь на собственное имя, выведенное вертикальным печатным шрифтом вдоль худой руки. Ничего примечательного, обычный машинописный шрифт, без всяких узоров, но Джонхён пришёл в дичайший восторг сразу как только увидел впервые. - И вообще, дай дописать. Может, это новый хит! - Хун проигрывает в недолгой борьбе и сдаётся подмятый тяжелым Джонхёном. Тот уже успел перехватить любимый блокнот и делал пометки там, бросая частые взгляды на исписанные черными чернилами руки Хуна. Хит, конечно, не получается, как и не получается усидеть спокойно на вроде бы бездвижном Хуне, слишком внимательно следящим за сосредоточенным музыкантом, который спустя несколько минут с тяжелым вздохом откидывает карандаш и блокнот в сторону и укладывается рядом с парнем. - Завтра тоже себе сделаю, - делится сокровенным желанием музыкант. - Тебе не пойдёт. - Но тебе же пошло! - Просто у тебя имя красивое, - у Джонхёна не находится ответа на этот аргумент, и он не знает, что делать, кроме как довольно улыбаться и водить пальцами по бархатной коже, на которой черными полосами проступает его собственное имя.