Enjoy your fucking stay

Комната отдыха была заполнена людьми, суетой и толкотней, несмотря на довольно ранний час. Санитары уже бегали, как ненормальные, а пациенты, как обычно, стабильно ехали крышей. Бак широко зевнул, смахнул выступившие слезы с глаз и сложил руки на груди, наблюдая за развитием событий. – Это ты мне, блять, угрожаешь? Ты мне, сука, хочешь показать свои белые яйца, вместо фильма? Прямо напротив него разворачивался очередной акт драмы «Ваас и персонал Рук»: Монтенегро, которого только недавно выпустили из карцера, буйствовал после завтрака и пытался убедить одного из санитаров включить ему любимый фильм. Какие фильмы любит Ваас, все уже знали наизусть, включая и персонал, и пациентов, а что-то новое в клинике появлялось редко. К большому сожалению всех участников. А ведь Монтенегро не остановится, пока не получит свое. Поэтому отказ воспринимался звездой Рук крайне тяжко и близко к сердцу. Бак еще раз зевнул, чуть ухмыльнувшись, когда санитар, попытавшийся оттащить Вааса от телевизора, хорошо так получил в ебало, что у него даже нос хрустнул. Так хрустнул, что Бак из другого конца комнаты сразу понял, что нос сломался в крошку. – Еще раз дотронешься до меня и я твои глаза ложкой для пудинга выжру, – заорал Монтенегро на корчившегося на полу санитара, который был явно несколько... дезориентирован. Ваас наклонился перед ним, уперев руки в колени, и ткнул в него пальцем, – Еще раз ты протянешь ко мне свои ебучие кегли… Договорить ему не дали, потому что кто-то из пациентов заплакал, а пострадавший санитар тут же нажал красную кнопку рации, сообщавшую об опасности. В комнату сразу забежали четыре человека, как по команде, один из которых был с электрошокером, а второй держал наготове наполненный шприц. Бак покачал головой и чуть склонил ее к плечу. Если Вааса опять упекут в карцер, то это будет его уже четвертый приход за две недели. Не рекордное количество для него, учитывая, что в карцере держали дня по два-три подряд, но и не самое маленькое. – Ваас, ты отвратительно себя вел. Кажется, нам придется надеть на тебя рубашку. Давай, в свою палату, – предупреждающе сказал Карлос. Один из руководящих санитаров, которым было дозволено работать с Ваасом, он тут же забрал у помощника готовый шприц и протянул его на вытянутой руке, чтобы показать Монтенегро. Как дрессировщик со зверем, ну на самом деле. Тот широко улыбнулся, с безумным блеском в глазах окинув взглядом иголку, а потом заржал. Искренне так, громко. Один из пациентов, который сначала лишь тихо хлюпал носом, разразился душераздирающими рыданиями. Бак вздохнул и цокнул языком. Когда Ваас злился или буйствовал – остальные пациенты теряли контроль над собой. Свистопляски начинались. – А себе поставить ЭТО не хочешь? – Ваас искренне презирал весь государственный аппарат и политику лечения пациентов, которая, скорее, просто делала из них живых зомби, но что поделать – не ему выбирать. Не то что бы сам Бак не боялся Вааса Монтенегро. Боялся. Его боялись все люди, которые находились в Рук. И Хьюз не был исключением. Сам он оказался запертым в Рук чуть раньше, но никогда не был грозой этого учреждения. Да и не стремился. Слава за Баком ходила иного рода, она не то что бы пугала – скорее отвращала. Вот так и случилось, когда в клинику Рук привезли Вааса. Он упорно игнорировал Бака с самого начала своего срока. Тот полагал, что он его просто презирает, а потому не считает нужным, что об него нужно марать руки, как-то вообще к нему относиться. И Хьюз, как ни странно, полностью поддерживал это начинание. Он не лез к Ваасу, сам и не огребал, а Ваас не лез к нему и… и, в общем, результат тот же – Бак не огребал. Пусть он был как прокаженный, но зато в относительной целости и сохранности. – Кажется вам, амиго, стоит завалить свой ебальник, а потом включить мне сраный фильм. Тогда мы все разойдемся в разные стороны и будем делать то, что нам нравится, – голос Вааса прыгал с высокой, громкой интонации на шепот и обратно, но он, похоже, сегодня не собирался драться, по нему не было видно, чтобы он вошел в раж, – знаешь, Карлос, мой папаша тоже был испанец и он наверняка не был таким мудилой. Таким безответственным, непрофессиональным мудилой, как ты. Карлос, выслушав его, выдохнул, опустил руки и махнул остальным. Отбой тревоги. Монтенегро сегодня не будет пытаться заработать себе билет на путевку в карцер. Санитары, которые уже были привычны к полужестовому общению без слов, опустили вниз свои средства усмирения пациентов. Один из них кинулся поднимать пострадавшего новичка, который корчился от боли из-за разбитого носа, а потом увел его в санитарский блок. Бак подумал, что капли крови на их белоснежной форме смотрятся, как минимум, очень эстетично. Он бы не отказался видеть это почаще. – Ваас, – Карлос подошел поближе к нему и достал из кармана формы плоскую карточку, на которой отмечался утренний прием лекарств. Пациенты, подходящие к выдаче таблеток, должны были назвать свое имя, чтобы медсестра, сидящая за зарешеченным окошком, смогла отметить их. Это означало, что больной на сегодня принял утреннюю дозу. – Почему я не вижу галочки рядом с твоим именем, а? Кажется, ты обещал доктору Эрнхарду, что будешь пить торазин по утрам. Ты совсем недавно вышел из темной*. Неужели жаждешь попасть обратно? Не ты ли там орал два дня назад всю ночь, что хочешь наружу? Ваас хмыкнул и приблизился к Карлосу вплотную, почти соприкасаясь с ним носами. Его ноздри широко раздувались, а, поскольку санитар был несколько выше ростом, его взгляд был исподлобья. Очень обиженный. Он молчал, но был опасно собран, готовый кинуться в любую секунду. Вокруг повисла тишина, как будто кто-то включил громко тикающий детонатор. Бак заинтересованно вытянул шею и на пару шагов отошел в сторону, чтобы сменить угол обзора, предвкушая, что же сейчас будет. Карлос, надо отдать ему должное, даже не пикнул и не сдвинулся с места. Он продолжал спокойно смотреть Монтенегро прямо в глаза. Хьюз прищурился и улыбнулся. У этого парня были просто стальные яйца. Ваас, тем временем, немного помолчав, наконец разлепил губы и низко, тихо, но очень четко проговорил: – Потому что у меня от него запор. Старику придется пересмотреть свой рецепт, иначе я скончаюсь от количества дерьма внутри. Улыбка Бака расползалась все шире по мере изменения выражения лица Карлоса. Сначала тот был удивлен. Хьюз заржал. Откровенно так и очень нагло. Не удержался – уж очень смешно было слушать про дерьмо ВНУТРИ Вааса, зная, сколько народу он замочил и какими способами. Остальные пациенты недоуменно переглянулись между собой, а кое-кто из больных, поддаваясь зычному смеху Бака, сначала улыбнулся, а потом тоже едва слышно захихикал. Через минуту уже вся комната наполнилась нервными и не очень смешками. И только две фигуры остались обездвиженными. Карлос гневно смотрел на Монтенегро, а тот издевательски на него. Оба не двигались, дыша друг другу в лицо. – Слушай, Ваас, – начал Карлос, прикрыв глаза, и выдохнул, отойдя на шаг от пациента, – у меня была охренительно тяжелая ночка, а моя смена закончится только через три часа. Мне проблем по горло хватает. Давай ты не будешь усугублять жизнь мне и себе, окей? Просто вернись в свою палату, мы наденем на тебя рубашку. И ты выпьешь лекарства. Я передам доктору Эрнхардту, чтобы он повидался с тобой в ближайшее время. Давай, будь послушным мальчиком. Иначе мне придется позвать дядюшку Сэма, а тебе совсем не хочется с ним видеться. Карлос говорил это довольно тихо, но Ваас сразу заинтересованно навострил уши и хищно облизался. – Ого, амиго, – Монтенегро дал Карлосу взять себя за локоть и потянуть в сторону одиночных палат. Он пошел за ним, правда, без особого рвения, но и не сопротивлялся, – а я помню, что ты уже второй день без перерыва работаешь. Что ж ты молчал-то тогда? Ну раз такое дело… Много работы, значит? Тихий разговор снисходил на нет по мере их удаления. Бак задумчиво почесал бороду. Когда пациенты поняли, что сегодня драки не будет, внимание к Монтенегро и Карлосу как-то рассеялось, но только не внимание Хьюза. Он слышал все от слова до слова. Если в Рук прибавилось работы, значит, привезли нового пациента. Бак изучал последние новости по газетам довольно досконально, когда их за ненадобностью отдавали пациентам, но некрологи не сообщали о чем-то необычном. Поэтому кого могли привезти в Рук для Хьюза было интригующей загадкой. Новости не пестрили каким-то феноменальными убийствами или грабежами. Размышления прервал Гектор, тихо подойдя к нему со спины. Бак обернулся. Гектор сильно выделялся из всех пациентов психиатрической лечебницы Рук. Больные по внешнему виду делились на несколько групп: явные психопаты, которым требовалось лечение (например, Монтенегро с его лысиной, шрамами и безумным взглядом); явные уроды, которые были просто умственно отсталыми или недоразвитыми в чем-то, а загремели в психушку за какую-нибудь глупость; и, наконец, те, на кого был больше всего похож Гектор. Они выглядели нормальными. Вернее, совсем как не от этого жестокого больного мира, они смотрелись в нем странно и инородно, будто обычные люди снаружи, которые забрели в это место случайно и по ошибке. Гектор, не только отличаясь ясным взглядом и нормальной манерой поведения, он вдобавок был молод и хорош собой: белокожий, кареглазый блондин, сразу привлек внимание Бака. Его лицо было каким-то по-женски красивым, без той доли мужиковатости, которая обычно была присуща сброду Рук. Бак находил в этом лице эстетическое удовлетворение, ему нравилось смотреть на Гектора, видеть, как он дышит, как он говорит, ест, пьет. Гектор, правда, не слишком часто улыбался, но, когда вдруг это происходило, его мягкая улыбка делала окружающее пространство светлее и будто теплее. В сочетании с кудрями его внешний вид приводил к одному логичному вопросу: «как это прекрасное существо вообще попало в Рук?». Для Бака этот паренек был каким-то барочным ангелом, воплощением мира снаружи. Чего-то, что напоминало ему о том, что вне стен больницы все еще была жизнь, искусство, история, вечные и не тронутые ничем, когда здесь, в Рук, разворачивался ад. Впрочем, как бы это существо сюда ни попало, Гектор был практически единственным пациентом, который не сторонился Бака Хьюза. С Гектором, тем не менее, другие пациенты общаться не боялись и всегда крайне недоумевали, не стесняясь, напрямую его спрашивая, не противно ли ему общаться с «этим». – Бак, ты обещал мне историю, – Гектор, как и всегда, говорил настолько тихо, чтобы остальные его не слышали. Бак невольно улыбнулся. – Конечно же! Неужто ты думаешь, что я забыл? У Бака Хьюза всегда найдется для тебя история-другая, – он приобнял Гектора за плечи и потянул в сторону освободившегося от Вааса дивана. Один из охранников, которые бдили покой Рук наравне с санитарами, осуждающе покачал головой. Такой молодой парень, как Гектор, у которого еще были шансы выйти из Рук, найти себе какую-нибудь простую работенку, вроде строительства или на железной дороге, а заобщался со старым прожженным педофилом, на счету которого было чуть ли не с два десятка изнасилованных детей и молодых парней, которых он потом душил и складывал у себя в подвале. Просто пиздец, кого охранять приходится.

***

Деннис Роджерс выглядел, мягко говоря, очень усталым, а его помятая форма, своим видом не предвещала ничего хорошего. Сэм нахмурился, когда увидел, как старший санитар уверенным шагом приближается к его посту. Начальник охраны сразу же отставил свой кофе в сторону и открыл дверь. – Ничего не говори, – мрачно поприветствовал его Деннис, зайдя внутрь комнаты с большими непробиваемыми стеклами, – я зашел сказать, что тебя там Волкер ищет. Что-то по поводу нашего нового пациента. Просил тебя быть у него где-то через полчаса. Сэм сложил одну руку на груди, а второй задумчиво почесал бороду. А потом изрек: – А что все с ним так носятся? С новеньким. Ты видел его? Кого нам оставили-то, Геббельса, что ли? Деннис сначала напряженно замер, уставившись в одну точку на груди Сэма, а потом коротко буркнул: – Джейсон Броди из Санта-Моники. Конечно, видел, всю ночь с ним провел. Там… Почитай его дело. Советую познакомиться с бумагами, прежде чем к Хойту идти. Тебе передали папку? – он тут же отвернулся, не дождавшись ответа, но остановился у двери. – Про Геббельса не смешно было, – добавил он и быстро выскочил наружу. Сэм саркастически заломил брови и проводил его взглядом. У этих американцев абсолютно не было чувства юмора. Или африканцев. Или кто там был, этот Деннис? Бекер никак не мог запомнить, откуда приехал их старший санитар. И искренне не понимал, почему босс поставил негра на такой пост. Хотя, по правде говоря, в Рук вообще было мало белых людей. Не то что бы он недолюбливал Денниса. Просто их старший санитар был очень подвержен сплетням, как и любой ленивый американский эмигрант, которому лишь бы не работать – дай языком почесать про вышестоящих. Черная, вырождающая лень и деградация. Сэм отошел обратно к своему столу и сел, намереваясь допить кофе. Дело новенького Джейсона Броди лежало прямо перед ним, он успел уже немного изучить бумаги по приходу с утра на работу. Впрочем, изучать было почти нечего: оно состояло буквально из нескольких страниц, в которых весьма скомкано и сухо были описаны биометрические и разные стандартные данные, какой-то размытый диагноз, много симптомов и огромный уголовный послужной список. Одной интересной деталью было то, что все его деяния так или иначе были связаны с жертвами Вааса Монтенегро: либо манерой убийства, якобы, он его подражатель, либо родственными связями между жертвами. "Не похоже на Вендетту, далека уж Калифорния от родины Вааса", подумал Сэм. Так постараться один парнишка явно не мог. Ну, он же не Ваас Монтенегро, разумеется. Бекер недоумевал, читая дело, потому что список, закрепленный за Джейсоном, был каким-то… как бы это сказать? Как будто из книжки по криминологии. Такой тщательно и педантично подбитый, что по нему можно было писать научные работы. Даже сам Монтенегро поступил не с таким ясным и полным делом, его еще раз тридцать правили да переправляли. А здесь – красивое, логичное дело. – И что ты за птичка, Джейсон Броди, а? – Сэм сунул в рот деревянную зубочистку и пробежался глазами по тексту. – И где твоя компания, не один же ты всё это сделал? Продажа оружия, наркотиков, разбой – это все было не так интересно. Половина преступников Рук обладали этими же строчками в своих делах. А дальше начиналось кое-что более впечатляющее: убийства, насилие, изнасилования, нанесение тяжких увечий… Закачаешься, прямо справочник, а не личное дело нестабильного пациента. Нет, у Бекера не шла голова кругом, он даже не был удивлен. Но что-то его беспокоило по поводу этого Джейсона. И пусть чертова половина пациентов Рук могла похвалиться такими же заслугами, Броди его беспокоил совсем по-другому. Сэм прищурился, посмотрев на подшитую фотографию Броди, и спустился глазами ниже. Молодой парень, всего двадцать пять лет, шалопай с детства, часто оказывался в кабинете директора, но все же закончил школу с хорошими оценками и отличился на поприще спорта, хотя и быстро выбыл из соревнований. Долго занимался экстремальным спортом, для себя. Имеет двух братьев и мать, отец долго болел и умер незадолго до поступления сына в колледж. Джейсон все равно поступил, закончил, хоть и не с отличием, но с хорошими оценками. Журналист. Написал несколько злободневных статей… в колонку криминальных новостей. Сэм хмыкнул. Злодейка-Судьба нихуево любила совпадения. Видимо, его собственные статьи очень восхитили Джейсона на свои подвиги. Бекер откинулся на спинку стула и посмотрел в окно. Его пост был отдельной каморкой, которая располагалась на втором этаже прямо над комнатой отдыха пациентов с одной стороны, входом в больницу с другой, а с третьей просматривался коридор в одиночные палаты. Такой уникальный надзорный пункт Хойт построил лично для охраны. На посте находились управление сигнализацией, всеми замками клиники, связь с КПП и внешним миром, а также специальная блокировка сигнала, глушащая телефоны, на случай, если какой-то хитрый пациент раздобудет мобильник, помимо того, здесь можно было найти различную документацию, сертификаты, снаряжение и форму для охраны. Сейчас, как видел Сэм по камерам, внизу была тишь да гладь. В комнате отдыха в разных углах стояло шесть санитаров, а с ними четыре охранника. Пациенты расползлись и занимались какими-то своими делами под присмотром. И почему это утро не могло продолжаться так? Обязательно начальству нужно было вмешаться в обычный распорядок Бекера. – Ну, на то и босс, чтобы вызывать без предупреждений, – утешил себя Сэм и посмотрел на наручные часы. Минутная стрелка приближалась к назначенному времени рандеву с Хойтом, а поскольку начальник охраны считал себя педантом, то опоздать позволить себе не мог. Он одним махом допил кофе, забрал пропуск с особым допуском почти в любое крыло клиники, тщательно запер пост, а ключи повесил на пояс формы. Хойт, несмотря на то, что был довольно важной шишкой не только в жизни психиатрической клиники, но и во внешнем мире, почему-то сразу отгородился от остального здания и устроил свой «административный блок» в самом дальнем ответвлении. Туда Сэм и направился. В центральном блоке, фасаде здания, в основном, находился только сам Бекер с его охранным постом, приемный покой и комнаты для гостей, куда пациенты не пускались без особого разрешения и сопровождения, комната отдыха (одна из нескольких, та, в которой даже стоял телевизор, за который вечно велась драка) и начало одиночных палат. Три ветки здания, располагающиеся за его фасадом, делились весьма нехитро: целая ветка, выделенная под одного Монтенегро, ветка, которая была прямым продолжением одиночных палат-камер и, наконец, самый хорошо отремонтированный блок Хойта. Там были заняты только два помещения: небольшое для секретарши и огромный кабинет Волкера с лоджией. Все остальные комнаты и бывшие камеры этого блока были закрыты и огорожены, пылились и обрастали мхом от влаги Монтерея. Сэм, быстро ориентируясь в многочисленных коридорах, подошел к решетке в третий блок и вздохнул, когда увидел, что дверь в офис секретарши Хойта широко открыта и оттуда льет дневной свет. Начальство было на месте, стало быть, в полном вооружении. Он приложил свою карточку, дождавшись тонкого писка, открыл проход и зашел в блок. К нему тут же навстречу выплыла миловидная девушка. – Доброго утра, мистер Бекер, – вежливо поздоровалась она, держа в руках какие-то бумаги и ручку. Сэм молча кивнул в ответ и попытался улыбнуться. Лиза Сноу была самой типичной секретаршей, какую только можно было найти. Тупая, как пробка, но с приличной выучкой, вечной улыбкой, хорошей фигурой и сиськами. Заметными, большими сиськами. Просто не тот типаж, который хоть как-либо нравился бы Сэму. Хотя дать ей в эти пухлые розовые губки подержать свой член он не отказался бы, наверное, но он подозревал, что начальник и сам неплохо нагружает такой деятельностью голову своей секретарши. – Босс, вроде, хотел меня видеть? – отозвался он, смотря на хлопающую ресницами Лизу. Та еще разок моргнула, прежде чем ответить: – Хотел, – она заулыбалась и показала рукой на свой офис, – не хотите выпить кофе или чай, мистер Бекер? Я пока сообщу мистеру Хойту, что вы уже здесь. Сэм вежливо отказался от напитков, когда зашел в офис, и плюхнулся на диван для посетителей. Лиза села за стол напротив него и что-то тихо прощебетала в наушник. Босс, обычно, любил заставлять себя ждать. Увы, Бекеру были хорошо знакомы эти примочки больших и важных шишек, которые без записи даже поссать не сходят. Это его раздражало. Однако, как ни странно, сегодня все обошлось без лишнего психоза, потому что только Лиза сообщила о его прибытии, буквально через пару минут она оторвала лицо от компьютера и сказала, что «мистер Волкер ожидает». Не простой был этот Хойт, ох, не простой человек. Бекер всегда чувствовал себя рядом с ним не в своей тарелке. Что-то за его боссом скрывалось такое... Какая-то недосказанность, неясность. Педант Сэм не любил неясности. – Вызывали, босс? – не успев толком войти, спросил он с жизнерадостной интонацией. Пускай, он уже привык к Волкеру, в конце концов, не первый год работают вместе, но тошнота, казалось, никогда не исчезнет при входе в этот кабинет. Первое, что бросилось в глаза Сэму – открытая бутылка виски на столе. Рядом не было стакана, но зато стояла еще открытая бутылка воды, соль и порезанный апельсин. Хойт сидел в своем любимом коричневом кожаном кресле, стоящим столько же, сколько вся душонка Сэма и почки вместе взятые, повернутым спинкой ко входу. Поэтому, когда сидение чуть повернулось, Бекер смог увидеть только край руки Хойта с золотым огромным инкрустированным перстнем на длинных костлявых пальцах, держащую стакан с виски и льдом. Костяшки руки были покрасневшими, покрытыми ссадинами. Из-за спинки раздался голос: – Сэм, мой старый друг, проходи, – рука указала неопределенно в сторону, на стулья, – захотелось мне с тобой поболтать кое о чем. То, что я тебе скажу, безусловно, крайне важно, поэтому я хочу, чтобы ты собрал все силы и внимательно меня выслушал. Сегодня, ближе к ночи, в Рук доставили очередной девиантный кусок дерьма, как ты уже знаешь…