Драбблы по BTS

      Юнги успешно избегает Сокджина уже пару недель, перестав появляться на их тусовках, и вообще всю их компанию обходит десятой дорогой. Ровно до тех пор, пока его за шкирку не ловит Хосок и не вычитывает полуторачасовую лекцию на тему «зачем нужны друзья и почему теперь он, Чон Хосок, лучший друг и товарищ, считает Юнги мудаком». Лекция, конечно, интересная, и Юнги по окончанию её советует Хосоку податься в преподы, чтоб талант не пропадал, но тот отвешивает хёну подзатыльник и говорит, что если он не придет на их сбор и сегодня, они больше не друзья.       Не то, чтобы Юнги так сильно дорожил дружбой с надоедливым истеричным Хосоком, но тот стал первым его другом после переезда в Сеул, втянул в новую компанию и вообще делал жизнь Шуги много комфортней и веселее. Поэтому приходится стиснуть зубы и клятвенно заверить, что он придет, при этом отчаянно молясь, чтобы Джина там не было.       Джин там был. Даже больше: собраться решили снова у него на квартире. От ненужных расспросов спас Тэхён, тяжелой гирькой повиснувший на шее и верещащий сиреной что-то про «хён — мудак» и «как он соскучился». Отодрать обезумевшее от радости тело Тэхёна — задача из ряда фантастических, как достать единорога. Тем более, когда Тэхён цепляется всеми конечностями. Поэтому Шуга вынужден около часа сидеть на диване и слушать вой, рядом с которым всякие сирены рядом не стоят, оплетенный, как лианами, руками и ногами, пока наконец не приходит Чонгук и резким рывком не отрывает пригревшегося и разомлевшего Тэ. Тот смотрит обиженным щенком, у которого отобрали любимую игрушку, но быстро забывает обо всём и уже активно пристаёт к младшему, подбивая на очередную пакость.       Намджун смотрит на всё это с плоской, но мягкой отеческой улыбкой, и внутри живота расслабляется доселе игнорируемый узел, болезненно нывший все эти две недели. Юнги хлопает ладонью по дивану рядом, приглашая сесть, и тот падает, немного болезненно поморщившись, но на удивлённый взгляд лишь качает головой, мол, всё в порядке, и протягивает банку пива. А потом выдает фразу, от которой это треклятое пиво, гадко тёплое и как-то особенно горькое идёт у Шуги носом: — Мы с Сокджином встречаемся.       Хохот распирает Юнги, рвётся наружу булькающим хрипом пополам с кашлем — пиво из дыхательных путей выходить упорно не желает — и, кажется, Шуга сейчас подавится воздухом. На лице Намджуна — коктейль беспокойства и откровенного шока в качестве зонтика на бокале, но Юнги качает головой, кое-как справляется с кашлем, хихикает полуистерически и давит сиплое «рад за вас, дружище». По мозгам долбит Сокджинова фраза, брошенная тогда, и от всей иронии ситуации смешно даже вдвойне. Намджун смотрит с жалостью, и в гуле голосов с музыкой пополам тонет «тебе лечиться надо, дебил». Юнги только кивает и думает, что лечиться надо бы им всем. «Особенно угрёбищу твоему озабоченному», — хочет сорваться с языка, но Шуга в последний момент прикусывает его кончик и сбегает в ванную, ничего не сказав.       В ванной даже пахнет, как в ту ночь: стойким духом Сокджинового парфюма и сыростью подплесневевшего в углах кафеля. На полочке опять набор разнообразных кремов-масочек-всякой ненужной мужику херни. И две зубных щётки в стакане, розовая и зелёная. И почему-то наличие этой треклятой зелёной щётки заставляет ныть чему-то в груди, ныть надсадно, ощутимо, так, чтобы рвать в клочья кожу и руку меж ребер, только бы вытащить этот треклятый ноющий комок. Что-то мерзко-чёрное, проснувшись, вновь скребёт по рёбрам изнутри, цепляя оголённые нервы. И всё это до того странно, до того непривычно и неестественно, что хочется вскрикнуть, но в горле ком, и звукоизоляция в доме никакая априори.       Внезапный стук в дверь выводит Юнги из прострации, и голос за ней ввинчивается в уши сверлом, будоража внутреннего монстра с новой силой: — Все в порядке, Юнги? — Всё окей. Я скоро вернусь. Голос звучит на удивление ровно и лишь немного дрожит. За дверью топчется Сокджин, странно сопит, но не уходит. Юнги тихо сползает по двери на пол и со стуком откидывает голову назад. Сопение за дверью стихает, и удаляющиеся шаги гулко отзываются в голове.

***

      Юнги находит себя в трёх кварталах от собственной холодной квартиры, задыхающимся и тяжело привалившимся к стене какого-то дома. Лёгкие раздирает холодный воздух, и в голове целое нихуя, пульсирующее в висках.       Какой позор, Мин Юнги. Какой. Позор.       Сбежать под шумок с тусовки, не успевшей еще даже начаться, просто от того, что человек, трахнувший тебя, встречается с другим. — Какая… Ирония, — плевком яда в пустоту, и злой, обиженный смех разрезает ночную тишину.       Отсмеявшись, Юнги заставляет себя подняться, хлопает по карманам в поисках мобильника, ключей от квартиры и денег и идет в противоположную дому сторону.       В бар. Дезинфицировать кровоточащую пробоину в груди.