Ледяное сердце

Обычно утро в 717 комнате начиналось совсем не так. Первой чаще всего просыпалась Рэйрра. Без будильника. Стася и Сонечка говорили, что у нее есть свой собственный встроенный, но всё объяснялось гораздо проще. Рэйрре ничего не стоило услышать изменение тональности, в которой пели свою песню трубы системы водоснабжения. Включение или выключение, смотря по сезону, кондиционеров в комнатах и светильников под потолками. Шаги в коридоре. Звон часов и таймеров в соседних комнатах, где не было своих ксеносов со встроенными будильниками, и где приходилось надеяться только на верные гаджеты. Голоса просыпающихся студентов этажом ниже или выше. Общежитие просыпалось, и если для людей это были слабо различимые звуки чужой жизни, то для Рэйрры – утренняя песня целого огромного тридцатиэтажного дома, жившего своей собственной жизнью. – Эй, просыпайтесь! – взывала эрэянка и напевала подругам что-нибудь вроде «На заре ты ее не буди» или «Утро красит нежным светом…» Сегодня был пятый день недели – венерди, как называли его на Лире, отдавая дань языку первых колонистов. Что в данном случае означало – самый обычный рабочий день. Планета продолжала жить. И небо не рухнуло на землю. И не потекли вспять реки, и не окрасились спутники Лиры в апокалиптический кровавый цвет, обычно предвещающий всяческие катаклизмы. И приговор суда, в конце концов, тоже никто не отменял. Сегодняшнее утро началось с тишины. Не то что песни, а и простые слова «доброе утро» казались лишними. Рэйрра проснулась первой и осторожно оглядела соседок. Стаська спит, Сонечка лежит с закрытыми глазами и притворяется. Лучше всего сделать вид, что ничего не заметила и, стараясь не шуметь, тихой тенью проскользнуть в ванную. В голове было пусто и очень нехорошо. Дома, на Эрэо, если у родственника или знакомого случалась беда, высшим проявлением сочувствия было оставить его одного и всем своим поведением показывать, будто ничего не произошло. Подходить, выражать соболезнования, желать с честью выйти из испытаний и делать скорбное лицо могли лишь малознакомые, а то и чужие сопланетники. Да и тут важно было не перегнуть и не стать назойливым и бестактным. Когда Рэйрра вернулась в комнату, Стася сидела на постели и, исключительно интеллигентно и цензурно ругаясь, пыталась причесать до неприличия взлохматившиеся волосы. Если вспомнить, что в последний раз она причесывалась вчера утром, становилось ее даже жаль. Сонечка лежала на спине, вытянувшись как труп, укрытая одеялом по самый подбородок, и смотрела в потолок пустыми глазами. – Ты что, совсем не спала? – осторожно спросила Рэйрра у бедной скрипачки. – Повторяю, – тихим ровным голосом ответила та, видимо, уже успев поговорить на животрепещущую тему со Стасей, – со мной все в порядке. Давайте просто пойдем поучимся, потом поработаем. Всё как всегда. – Сонь, а может… – начала Стася. – Всё как всегда! – слегка повысила голос Сонечка. – Хорошо, – послушно кивнула Стася, опасаясь еще больше травмировать и так пострадавшую со всех сторон подругу. – Всё как всегда… Всё как всегда… – продолжала бормотать она по дороге в ванную. И лишь закрыв за собой дверь, недоуменно пожала плечами. Даже ей, бывшей лишь свидетелем вчерашней трагедии, пришлось пить на ночь успокоительное. Это было наимерзейшее ощущение – нервная дрожь сводила, кажется, все мышцы и не собиралась проходить. Стася пыталась ритмично дышать, считать сначала до ста, потом до тысячи, вызывать в памяти позитивные картины прошлого… ничего не помогало. Стоило закрыть глаза, перед внутренним взором возникало перекошенное дикой злобой лицо… Каково же было Соне? На кого была обращена эта злость, Стася старалась не думать. Вот Рэйрре она даже немного позавидовала. Знаменитая эрэйская сдержанность была, как она думала, не результатом воспитания, а особенностью организма. Между собой, чаще всего за глаза, девчонки называли Рэйрру «кибердива» и иногда шутили, что у нее в буквальном смысле слова каменные нервы – такие же как кожа или волосы. При этом подруги легкомысленно забывали, что эрэянка весьма охотно вместе с ними шутила, смеялась и даже пару раз участвовала в дружеских розыгрышах. Чувство юмора у нее было почти человеческое. А вот в смысле нытья, усталости и плохого настроения – да, тут нервы были просто твердокаменными. Ни разу более чем за год совместной учебы от нее не слышали ни одной жалобы. Сонечка, наконец, встала и привела себя в порядок. По крайней мере, заученные механические движения были такими же, как всегда. Умыться, одеться, причесаться, собрать планшеты с книгами и нотами, наборы голокристаллов и блокноты – все это она проделала на автомате. Результат был весьма спорным. Упорное стремление выглядеть «как всегда» привело к тому, что Сонечка в своем малиновом сарафане и с рыжими задорными хвостиками была похожа на детскую куклу, которой случайно пририсовали взрослое лицо. Несоответствие бросалось в глаза, как пятно на белой скатерти, но Стася с Рэйррой лишь молча переглянулись, боясь снова затрагивать запретную тему. Учебный день прошел скучно и тянулся невыносимо долго. Сколько раз в звучание Сониного инструмента примешивались скрип и свист, как долго Стасин голос не хотел просыпаться и некрасиво подсипывал, почему даже невозмутимая Рэйрра совсем забыла об «опоре»* и безбожно «пережимала» связки – об этом лучше было спросить у преподавателей. Еще вчера за это каждая бы огребла по полной программе. Но выпуск новостей успели посмотреть все, а кто не успел – был проинформирован коллегами на все сто. Поэтому сегодня бедным студенткам многое прощалось. К концу занятий, когда волей-неволей подруги включились в общую жизнь консерватории и привычный ход вещей начал оказывать свое целительное воздействие, выяснилось, что помимо освещенных в новостях событий, столицу сотрясают сразу несколько сенсаций. В городе орудует шайка сорванных киборгов, которая готовит бунт машин и для начала тренируется убивать людей на беззащитных молоденьких студентках. Одновременно с этим в окрестностях космопорта появился кровавый маньяк, вероятно, человек, но маскируется под киборга рабочей модели, чтобы не вызывать подозрений. Ходит в форменном комбинезоне, присматривает одиноких девушек, преимущественно рыжих, и сбрасывает их с крыш небоскребов. Так он мстит некогда бросившей его рыжей невесте. Кстати, если вы еще не знали, то тренировочная база космодесанта, расположенная на окраине материка, вовсе не тренировочная база, а секретный исследовательский центр по производству биологического оружия. И несколько дней назад оттуда произошла утечка очень опасных споровых организмов, которые уже распространились по всей планете. При попадании в дыхательные пути эти клетки с помощью своих жгутиков пробираются прямо в мозг, а через несколько часов из них вылупляются натуральнейшие мозгоеды, пожирающие человека (или киборга, на кого бог послал) изнутри. И вчерашний срыв биомашины – это начало страшнейшей пандемии. И вообще, Федерация находится на пороге новой войны с враждебной инопланетной цивилизацией, и нападения на красивых женщин – это первый удар, который злобные ксеносы намерены нанести по генофонду планеты. Конец света близок как никогда, граждане! В другое время дружный экипаж 717 комнаты от души бы посмеялся над этими глупыми сплетнями, но сегодня им было не до смеха. Они вернулись в общежитие мрачные и вымотанные до предела. А ведь предстояло еще идти отбывать трудовую повинность! А после этого Стася с Рэйррой хотели еще хоть пару часов посидеть в Учебном Пантеоне – так называли в консерватории крупнейшую на планете библио-, аудио- и видеотеку. Среди хранящихся там материалов попадались даже редчайшие издания XIX – XXI веков, еще со Старой Земли. А уж среди аудиофайлов можно было найти, наверное, любую музыку, какая только была написана человечеством за всю долгую историю. Доступ к материалам Пантеона был возможен только с учебных терминалов в специально построенном здании. Увы, такова была принципиальная политика руководства консерватории – студент, по их представлениям, не должен был готовиться к занятиям, удобно развалившись перед компьютером в домашнем кресле с банкой пива в руке. Учебный процесс должен дисциплинировать, а труд – облагораживать. С этим, конечно, хотелось, поспорить. Но увы, такой возможности студентам не предоставил бы и самый демократичный ректор. Негромко просигналил видеофон. Стася приняла вызов. В вирт-окне появился Ким. – Привет, – сдержанно улыбаясь, поздоровался предводитель «Катти Сарк». – Ну как вы? – Нормально, – коротко ответила Стася, хотя обычно любила поболтать с симпатичным гитаристом. – Давай сразу по делу. Что сегодня? – Музло, – вздохнул Ким. – И психи. Темы я сейчас сброшу. Сонь, может, ты за меня и выступишь, а? Вгони Львицу в ступор! Сонечка вяло улыбнулась, отошла в дальний угол комнаты и присела в кресло. Стася сделала Киму страшные глаза и преувеличенно бодро пообещала: – Ладушки, всё будет! После чего отключилась и повернулась к Соне: – Если не хочешь, никуда не ходи. Мы с Рэри справимся, и в Пантик сами сходим, и от работы тебя отмажем. Соня помотала головой и закрыла глаза. – На работу, арестанты, – проговорила она, решительно тряхнув головой, и первая начала сборы. Это была их давняя порочная практика. У ребят практически не было ни одного свободного вечера, много времени занимали репетиции и выступления. Но учебного плана никто не отменял. Если по спецпредметам у таких увлеченных музыкантов не было никаких проблем, то по некоторым теоретическим курсам они явно отставали, и, если бы не помощь подруг, могли бы с легкостью завалить ближайший семестр. Не помогли бы ни просьбы, ни жалобные стенания, ни пространные рассуждения на тему «Зачем мне, гитаристу по призванию, изучать какую-то всеобщую историю или, прости господи, методику?» Поэтому нередко девчонки выкраивали время, чтобы сделать за ребят реферат или презентацию. На сегодняшний день хвосты висели на самом Киме и клавишнике Керро, у первого презентация по музыкальной литературе, у второго доклад по музпсихологии. И если музыкальная психология еще дарила надежду на то, что добрая и не очень внимательная психологиня сжалится над нерадивым студентом, то музло – музыкальная литература – не оставляла никаких шансов. Регина Рексовна Львова, строгая и педантичная дама-доцент, славилась на всю консерваторию своим свирепым нравом. Ее круглые желто-карие глаза действительно как будто принадлежали хищной кошке, и этими безжалостными глазами она очень умело пользовалась. Под тяжелым немигающим взглядом Львицы самые добросовестные и подготовленные студенты начинали запинаться и чувствовать себя тупыми недорослями. А уж то, как она скептически пожимала плечами на каждую реплику отвечающего и как, с искусно выдержанными неравными промежутками времени, иронично хмыкала, не поддавалось никакому описанию. За те почти полтора года, что проучились у Львицы обитательницы 717 комнаты и их друзья, только один раз они видели преподавательницу музла растерявшейся. И была этим героем, удивившим Львицу и вошедшим в консерваторский народный эпос, не кто иной, как тихая и кроткая Сонечка Верещагина, от которой никто и никогда не мог бы ожидать подобной выходки. Да она и сама не рада была такой славе. Все вышло, надо признаться, совершенно случайно. Тогда, на первом курсе, лекции по музлу шли в большой аудитории для нескольких объединенных групп первокурсников. В тот день Сонечка умудрилась опоздать. Увлеклась скрипичными экзерсисами и совсем забыла о времени. Рэйрра уже сидела в аудитории, а Стася вообще прогуливала. Не по злому умыслу, конечно, а лишь по суровой необходимости. Мама прислала ей ко дню рождения посылку с подарком, а почтовое уведомление в результате сбоя в сети не дошло до адресата. В результате невостребованная синяя картонная коробочка провалялась месяц в камере хранения общежития, потом перекочевала на главпочтамт с пометкой «адресат выбыл», а потом какой-то добросовестный почтовый служащий выяснил, что гражданка Любимова таки проживает в данном общежитии, но теперь должна лично явиться за своим почтовым отправлением, о чем и оповестил Стасю со всем старанием. Лишь одна маленькая деталь омрачила Стасе радость от вновь обретенного подарка – с завтрашнего дня заканчивалось бесплатное хранение посылки, а посуточная плата была хоть и невелика, но нежелательна для любого нормального студента. Стася села в маршрутку и стрелой полетела на другой конец города. Сонечка осталась в полном одиночестве и одна врываться в аудиторию во время лекции побоялась. Поэтому она решила дождаться подругу. Набрав ее номер на видеофоне, пугливая скрипачка слезно взмолилась: – Стась! Ну ты скоро вернешься? – Не знаю. Не жди меня, – честно ответила Стася. – Я тут в какой-то незнакомой промзоне. Вообще не знаю этих мест. И лететь еще несколько остановок. Связь начала сбоить. Стасин маршрутный флайер несколько раз нырял то под эстакаду, то в тоннель, то проносился мимо линии электропередачи. – Алло, алло, Стаська! Я тебя не слышу! – надрывалась над видеофоном Сонечка. – Что ты сказала? Я не слышу! Алло! Ответом было невнятное бульканье и серые полосы в вирт-окне. – Алло! Ну ты что, специально смеешься надо мной? – не на шутку обиделась Сонечка. – Я тут не знаю, что делать, а она смеется! Алло! Алло! Ну ответить-то можно? Ответить-то человеку можно? В этот момент пропало даже бульканье. Сонечка обиделась до степени «смертельно» и, не выходя из образа, направилась ко входу в аудиторию. Резко и зло рванув на себя дверь, она почти выкрикнула тем же капризным тоном: – Алло! Ну зайти-то можно?! Не дожидаясь приглашения, зашла и с грохотом захлопнула за собой дверь. Регина Рексовна как раз гипнотизировала взглядом очередную жертву – маленького вертлявого студента, осмелившегося во время лекции обернуться к соседу, сидящему сзади, и попросить у него зарядное устройство для планшета. Выходка Верещагиной, обычно тихой, как шелест ангелова крыла, застала грозную преподавательницу врасплох. Она с трудом вернула в исходное положение отпавшую челюсть и, не найдя слов, лишь сделала рукой приглашающий жест. Сонечка небрежно кивнула, процокала каблуками мимо кафедры в противоположный конец аудитории, поднялась на самый верхний ряд и плюхнулась на скамью, довольно громко и печально вздохнув. – Итак, продолжим… – поняв, что извинений не дождется, Львица решила возобновить лекцию. Сонечкина выходка так и осталась без последствий, вероятно, в силу своей уникальности. Шутки шутками, но суровая жизненная правда вновь напомнила о себе. Перед тремя героинями трудового фронта возвышалась стеклянная громада госпиталя. И лишь подойдя к ней вплотную, они поняли, как же им этого не хотелось. Вновь оказаться здесь. Стоять, опустив головы, чтобы не видеть резко очерченного на фоне синего лирийского неба ограждения крыши. И стараться не смотреть влево. Туда, где еще вчера на жестком асфальте… К счастью, в этот момент кто-то вышел из центрального подъезда и приветственно им помахал. Присмотревшись, подруги узнали Лёху. – Эй, девчонки, – заговорил он, подбегая к ним. – Не дрейфьте, все будет пучком. Я обо всем договорился. Сначала все идите в кабинет 102а. Там вас осмотрят. Блин, заботятся, эскулапы! Потом идем работать. Нас всех перевели на первый этаж в страховой отдел. Во избежание! Действительно, администрация госпиталя проявила понимание и сочувствие к жертвам инцидента. Их осмотрели, выдали Сонечке коробочку с успокоительными таблетками и велели пить три раза в день после еды. После чего направили в просторный операторский зал, где им надлежало вносить в текущие страховые договоры все данные от врачей о проведенных процедурах и назначенных лекарствах, проверять сроки страховок и при необходимости заводить новые. Работа была несложная, чисто механическая и монотонная, зато отлично загружала мозги, не давая отвлекаться на посторонние страдания. Примерно через час Соня и Стася заметили, что Рэйрра нервничает. Ну то есть, посторонний наблюдатель не заметил бы ничего и никогда, но соседки сразу отметили и легкое напряжение в обычно звучном серебристом голосе, и слишком прямую осанку, и небольшие, едва ощутимые паузы между заданным вопросом и произнесенным подругой ответом. На прямой вопрос – а в чем, собственно, дело? – Рэйрра ответила столь же прямо: – Можете меня прикрыть? Я отбегу минут на… двадцать. Или тридцать… Это очень важно, правда! – Прикроем, – не задумываясь, пообещала Стася. – А что случилось? – Девочки, потом расскажу, честное слово! – Иди, – кивнула и Сонечка. Рэйрра заполнила до конца очередной бланк, вышла из зала и направилась в противоположное крыло здания. Там она немного постояла и подумала, после чего решительно направилась к дальнему коридору, где параллельно шахте грузового лифта все здание насквозь пронизывала еще одна лестница. Именно по лестнице, пешком, старательно прислушиваясь, Рэйрра поднялась на четвертый этаж. Она правильно рассчитала – лестница была пуста. Теперь надо было улучить момент, когда в коридоре никого не будет, и проскользнуть на этаж. Тонкий слух был ей хорошим помощником. В кабинете, судя по всему, тихо и мирно сидел завотделением. И даже, кажется, спал! Еще на этаже присутствовали две медсестры. Дождавшись момента, когда одна из медсестер направилась в процедурную, а другая, гремя столиком с медикаментами, начала развозить их по палатам, Рэйрра крадучись добралась до заветного бокса. Он ее ожидал. И боялся не дождаться. Рэйрра улыбнулась и с удовольствием увидела на измученном беспокойством и болью лице ответную улыбку. – Я ждал, – беззвучно сказал он. – Я знаю. Я пришла, как только смогла. Я вижу… – она отметила, что приборная панель теперь светится не оранжевым, а желтым цветом. – Я вижу, что тебе уже лучше! Он кивнул, не отводя глаз от ее лица. – Прости меня. Но я, наверное, больше не смогу приходить. Я теперь работаю не здесь, а на первом этаже. – Нет! – почти в полный голос возразил он. – Нет, как же я без тебя! – Ну продержись только один день, прошу тебя. А послезавтра у тебя будет новая страховка. Я сегодня сама заполняла договор. И все пойдет по-другому, вот увидишь! Ты быстро выздоровеешь… – Но как же… – он вытянул руку и уперся ладонью в стекло. – Но как же я буду… – Ты будешь хорошо, – как можно более уверенно ответила эрэянка и приложила ладонь к тому самому месту с другой стороны стекла. – Закрой глаза. Слушай меня. Тихие размеренные звуки погрузили пациента в спасительный транс. Сердце забилось ровнее, дыхание стало глубоким и чистым, боль понемногу отпускала, и он полностью растворился в звуках волшебного голоса серебряной девушки, неизвестно зачем спустившейся с небес и отыскавшей его – ничем не примечательного солдата, безвестного и никому не нужного… Рэйрра отступила на шаг и перевела дух. Все было просто отлично. Больной спал. Цветовой индикатор приближался к зеленому. Можно было возвращаться вниз. – Ага! – негромко, но торжествующе, прозвучал над самым ухом смутно знакомый мужской голос. – Вот вы и попались, Рэйрра! Эрэянка вздрогнула. Действительно, она так увлеклась, что забыла о том, где находится. О, серые скалы, почему она была так неосторожна!