Легенда о Рю Книга первая 乌 «Тьма» Глава четырнадцатая «Страх грядущего»
Солнце, большое, жёлтое и по-летнему яркое и тёплое резвилось себе в вышине среди пушистых облаков, то застенчиво прячась за ними от людских глаз, то столь же робко выглядывая. Какой же всё-таки хороший был июльский денёк! Ничего делать не хотелось, только лежать на зелёной-зелёной лужайке и глядеть в небо, предаваясь беззаботности и радуясь жизни. На кладбище стояла тишина, нарушавшаяся только редким криком чаек. В склепе с декоративными известняковыми колоннами бесшумно опустился на верёвках лакированный гроб из красного дерева с золочёным извивавшимся драконом в подсвеченный тусклой лампой загробный полумрак. Через некоторое время за ним последовал второй. Хирохито молчал. Лицо его, по-привычному грустное и серьёзное одновременно, не выражало ничего. Но никто от него этого и не требовал. В тесном помещении было малолюдно, душно и немного жарко, даже с распахнутой настежь дверью. Массивная светлая мраморная плита, очищенная от многолетних потемнений и лежавшая сбоку от прямоугольного отверстия, издав едва слышимый скрежет, приподнялась над подложенными под неё дощечками и мягко поплыла к нему, когда работники кладбища завершили проводы усопших и поднялись наверх. Лежавший тут же моток толстой свинцовой проволоки развернулся и заполнил собой щели между крышкой и поверхностью пола. «Здесь покоится Ясуюко Куро Сато, верная жена и мать», — гласила верхняя надпись, самая старая. «Здесь погребён Хироши Мото Сато, любящий отец и человек, изменивший мир», — шестнадцать лет и ещё несколько человек спустя ниже появилась следующая. И вот, через два с половиной десятилетия на плите вырезали новые слова: «Саяна Тао Сато и Охэ Хокай Акагава. Пусть духи упокоят их души». Семейная усыпальница заполнялась слишком быстро. Пришло время вновь запереть невысокую узорчатую деревянную дверь с металлическими клёпаными накладками с надеждой, что на этот раз надгробная плита останется нетронутой в течение гораздо более долгого срока. Снаружи над входом извивался в камне всё тот же дракон, символ семейства Сато. Возродившийся из древних родовых книг, он стал известен не меньше крылатого кабана. Проводить в последний путь супружескую чету было дозволено лишь самым близким родственникам и друзьям. Многие лица Хирохито узнавал, некоторые видел впервые. Бейфонги, Хонг Сё, Фунги, Накано — фамилий было слишком много, чтобы запомнить каждую из них, но ещё больше людей, причём совершенно незнакомых, самых обычных простых людей, пришло проститься несколькими днями ранее. Осиротевший ребёнок непроизвольно поморщил нос от упавшего на его кончик волоса, шмыгнул и огляделся. Среди присутствовавших он заметил и самого Бату Атуата, и горло словно обожгло. В последний раз своего прадеда парень видел очень давно. За одиннадцать лет бывший советник от Северного племени Воды ещё сильнее постарел и сгорбился, а его бамбуковая трость, некогда прочная и крепкая, совсем теперь растрескалась. Жил он где-то далеко в самой северной провинции Республики Наций и был живым примером того, что чистый горный воздух придавал сил и продлевал жизнь. Несколько раз семейство Акагава-Сато гостило в деревушке, где он обосновался и жил припеваючи на персональную пенсию, которую ему не на что было тратить. Кажется, однажды он приезжал ненадолго и к ним в город, но вскоре общение между родственниками совершенно прекратилось. Хирохито хорошо помнил перекошенное от гнева и злости лицо Бату, когда его четырёхлетний внук, ненароком повздорив на маленьком деревянном причале с ребятами постарше, вдруг оказался в ледяной речной воде. Сквозь жар, воспаление лёгких и рези в животе до мальчика доносились ругательства и проклятия в его адрес. К счастью, сами слова никак не отложились в его памяти, в отличие от ощущений, остававшихся после них. Он описывал их как «отравленную иглу, укол которой был не только болезнен сам по себе, но и ранка после него зудила и щипала». Отец после случившегося всё не оставлял попыток ввергнуть расположение деда, и без того безвозвратно оскорблённого своевольностью влюбившейся много лет назад в мага огня дочери, и даже порывался устроить внезапные и шедшие вразрез со всеми планами переделки в почти законченном особняке, дабы наводнить его всевозможной синевой, но стараниями жены это так и осталось одним лишь намерением. Из-за нахлынувших воспоминаний парень старался лишний раз не привлекать внимания его сморщенного жёлтого лица, словно готового начать плеваться желчью прямо здесь. Кладбище у Синей горы, названной так по оттенку складывавшего её камня, слыло местом знаковым. Многие видные деятели всевозможных сфер жизни нашли своё последнее пристанище именно здесь. В этот день, как и во многие другие такие же, оно было закрыто для широких масс, чтобы дать возможность спокойно провести погребение без излишнего внимания газет и случайных зевак. — Господин Акагава-Сато, разрешите вопрос? — донеслось до мага земли, едва он вышел за ворота с высокой кованой аркой. Человек с блокнотом и авторучкой наготове производил достаточно приятное впечатление, и парень не мог с ходу определить, чего от него стоило ожидать. — Радиожурнал «Вестник Республики»… Дальше парень уже не слушал. «Вестник Республики» за своим громким величавым названием скрывал обыкновенную жёлтую прессу, выделявшуюся на фоне собратьев лишь нестандартным форматом информирования охочих до интриг и скандалов жителей города. И Хирохито, прекрасно знавший о ней в силу безудержной всесторонней любознательности, не мог позволить даже просто видеть здесь в этот убийственно тяжёлый и страшный для себя момент никаких журналистов, тем более таких. — Вон отсюда! — вдруг прокричал он. — Что, простите? — Я сказал, вон отсюда! — громче прежнего проорал маг земли, демонстративно выкинув левую руку с вытянутым вперёд указательным пальцем. У репортёра, кажется, на миг заложило уши. Однако он, впечатлённый столь бурной реакцией подростка, остался невозмутим. Это была неотъемлемая часть его работы, и чем выше становился накал страстей, тем больше потом сумма фигурировала в чеке за новую скандальную статью об и без того скандальном семействе. — Что же Вы так с представителем прессы… — мягко продолжил мужчина, явно не собиравшийся так просто от него отделаться. Юнец уже почти набрал воздуха, чтобы закричать настолько сильно, насколько позволяли его голосовые связки и даже громче, лишь бы только этот ушлый человек оглох и больше никогда не смог услышать ответы на свои противные вопросы, как вдруг рядом с ним заговорил смутно знакомый голос. — Боюсь, от него Вы сейчас ничего не добьётесь. Только крики и ругань, но из этого и мало-мальски внятного репортажа не слепить. Вы, конечно, выглядите как человек, готовый продать совесть, душу и всё остальное за сенсационный материал, однако проявите хоть каплю уважения к чужому горю. Тем более, к горю ребёнка, потерявшего родителя. Представьте себя на его месте — захотели бы Вы в такой трудный момент разговаривать с прессой или даже просто с незнакомцем? Журналист помолчал, задумавшись на секунду, и произнеся «Мои соболезнования» с неизвестной степенью искренности, удалился восвояси, оставив собеседников в одиночестве. Хирохито взглянул на заступившегося за него человека и по-настоящему удивился: им оказался бывший советник. — Спасибо… дедушка. Старик смерил его прохладным взглядом, парень почувствовал, что нечто в его словах ему совсем не понравилось. — Хочу, чтобы знал, потому что больше никто тебе это столь откровенно никогда не расскажет, — начал он тоном, не предвещавшим ничего хорошего, а потом смолк, наблюдая за реакцией подростка. — Никакой я тебе не «дедушка». Даже не «прадедушка». Только «господин Атуат» и никак иначе. И дело совсем не в том, что для меня правнук значит столько же, сколько и посторонние люди. Всё гораздо проще: Охэ — не твой отец. — Что? С чего Вы это взяли?! — юнец смотрел на мужчину испуганными глазами, полными непонимания. — Не перебивай старших, щенок! — Бату больно стукнул Хирохито тростью по ноге. — Старших по положению в обществе — тем более. С чего я это взял? А сам ты додуматься никак не мог? Как вообще у представителей родов Северного племени Воды и колонии Страны Огня мог родиться ребёнок-маг земли? Какой бы своенравной Соти, да упокоят Духи её душу, ни была, моя дочь оставалась верна своему мужу до последнего вздоха. А с кем и как спуталась Саяна Сато шестнадцать лет назад, знать мне не дано, но я уже ни в чём не сомневаюсь после того, как её двоюродная сестра на пару с Аватаром попрала моральные и семейные ценности народов целого мира! И не надо мне здесь слёзы лить, сладкая ложь закончилась, настолько время горькой правды! Теперь прошу извинить, у меня не осталось желания тратить время на очередного внебрачного отпрыска, который всенепременно пожелает отхватить кусок моего состояния. Запомни раз и навсегда — ни фэня не получишь! Чёрный «Сато Феникс», арендованный для краткосрочной поездки прямо вместе с водителем, поднял с дороги залежавшуюся пыль, оставив Хирохито наедине с словами и мыслями советника Атуата. Он отнюдь не был глуп, и сам порой обращал внимание на это странное несоответствие, которое его пугало, однако парень старался успокоить себя мыслью, что для него обязательно существовало нормальное объяснение, в котором всё каким-то образом оставалось хорошо. Лучшим вариантом в этом случае было спросить у матери или отца в крайнем случае, но страх обмануться в своих ожиданиях всегда его останавливал. Останавливал до тех пор, пока не стало слишком поздно. — Хиро… — из-за спины послышался тихий голос. Девушка с длинными тёмно-каштановыми волосами тихонько коснулась руки своего друга, рухнувшего от бессилия на скамью у ворот. Вероятно, она собиралась взять её, но в последний момент остановилась. Айко очень хотелось прогнать прочь противного старика, говорившего ужасные неприятные вещи, однако ей не хватило на это смелости. Подросток молчал, немного отвернувшись от неё. — Что бы ни случилось, я тебя никогда не оставлю, всё будет в порядке, обещаю. Парень вновь ничего не ответил, только дрожаще выдохнул, уставившись в тротуар под ногами. Девушка присела справа от него и негромко произнесла: — Знаю, что дядя Джин совсем с тобой не ладил, но я попробую уговорить его. Или тётю. Если не захотят, то маму попрошу. Уж она точно поймёт. Места у нас в квартире немного, конечно, хотя, мне кажется, для тебя уголок найдётся. Я сделаю всё, что смогу, ты только скажи. Хоть что-нибудь скажи. Хирохито поднял взгляд и посмотрел на Айко, она увидела глаза, полные слёз. Он немного отвёл их и вдруг обнял девушку. Маг воды на миг опешила, это было очень непривычно со стороны обычно сдержанного и стеснительного юнца, однако затем сама положила руки ему на спину. В голове на секунду возникла мысль, не видел ли её сейчас Акира, но выяснять это она не захотела.
***
Неизвестно, что именно Айко наговорила своему дяде, но он, скрепя сердце, всё же согласился обратно впустить Хирохито в свой дом на неопределённый срок. Былые противоречия отошли на второй план. Полицейский даже как-то немного добрее стал. Но, скорее всего, это случилось потому, что он наконец смог выйти в долгожданный двухмесячный оплачиваемый отпуск. Каждый день с самого раннего утра мужчина хлопотал по дому, приводя его в порядок. Хонг уже готовился к выписке, усиленно занимаясь подготовкой документов, чтобы как можно скорее оформить опекунство над магом земли. Ему даже в палату для этого поставили телефон. Казалось, всё наконец начало возвращаться в спокойное русло. — Хирохито, — заглянул в его комнату Джин Фэн, теперь неустанно хлопотавший по дому с самого раннего утра. — Собирайся. — Собираться? Куда? — парень, опять что-то рисовавший в новом блокноте, уже успел подумать о двух-трёх интересных вариантах. — Приехали за тобой. Из опеки. Вообще они должны были тебя ещё в субботу забрать, на десятые сутки, но, видимо, у них там тоже пятидневная рабочая неделя. — Кто?! Какая опека?! Зачем они меня забирают и куда?! — В приют, как положено. Хонг пока ещё не успел всё оформить. Вернее, оформил, но что-то не утвердили, что-то завернули… В общем, какая-то своя у них там бюрократия, понимаешь? Я бы и рад тебя терпеть до самого конца, однако меня особо никто не спрашивал. А Айко тебе разве не сказала? — В-вы… Вы так просто выбросите меня н-на улицу? После всего? В самый т-тяжёлый момент? — запинающийся от волнения подросток никак не мог поверить, что в этом доме после переезда мага воды в свою квартиру он больше никому не нужен. — З-за что? — Во-первых, не на улицу, а на вполне неплохое социальное обеспечение. Старейший приют города, один из лучших в нём. Специально уточнял, чтобы дитятко меньше страдало. Давай, не заставляй человека ждать. — Нет… Н-не надо… Пожалуйста, не надо! — Хирохито, послушай, сейчас я тебе уже ничем помочь не могу. Не отдам сам, так собственноручно отберут. В конце концов, ты там ненадолго, день-другой — и Хонг тебя оттуда заберёт. Ладно, не день, мне про месяц сказали. Но это всего лишь месяц, ты у нас тут прожил столько же. А потом всё снова станет хорошо, будешь и дальше жить себе припеваючи. Договорились? — Нет… Нет! Я никуда не поеду! Никуда и ни с кем! В воздухе повисло напряжение. Возникло странное ощущение, будто что-то глубоко внутри затрепетало. Острое чувство несправедливости, одиночества и банальный страх за самого себя. Хирохито остался один, совершенно один. Сгинет — никто и не вспомнит. И, если не воспротивиться сейчас, после будет поздно. — Я ни шагу из этой комнаты не сделаю! — Так, с меня хватит, — мужчина схватил мага земли за предплечье и, резко стащив со стула, вытолкал в коридор. — Вон отсюда! Чтобы нога твоя в этот дом не ступала! Быстрее, пока не пришиб ненароком! Парень, сумев сохранить равновесие, медленно повернулся лицом к отцу Кеничи, широко раскинув руки и бросив краткий взгляд на его сына, вышедшего на шум. — Ну, вот он я, стою перед Вами, совершенно беззащитный и даже не думающий уходить. Бейте. Скорее, а то ведь внизу человек ждёт. Ему, правда, ещё придётся объяснить, почему меня ударили буквально в его присутствии. Почему же Вы медлите? — Не советую меня испытывать. Я — человек горячий и могу невзначай покалечить чуть сильнее, чем хотел. — Так это что получается, Ваша угроза на самом деле пустыми словами оказалась? — сирота неодобрительно поцокал языком. — Не солидно как-то получается, правда? — Хирохито, в последний раз предупреждаю, не зли меня. — А то что, пришибёте? Так вроде же не собирались? Решите уже наконец, чего время теряем? — Засунь себе своё красноречие знаешь куда? — Куда? — переспросил Хирохито максимально наивным голосом, состроив натужно миловидное выражение лица. Джин Фэну очень вдруг захотелось схватить несносного мальчишку за загривок и припечатать его лицом к шершавой стене, но сдержался, лишь крайне раздражённо дёрнув уголком рта. Парень, видя это, только больше осмелел, однако воспользоваться выхваченной инициативой не успел, полицейский за шиворот стащил его вниз по лестнице несмотря на все попытки схватиться за перила, углы и прочие выступы прямо в руки социального работника. А затем пришлось отпустить наверх, чтобы маг земли собрал свои вещи, о которых чуть было не забыл в пылу спора. Ему и дальше хотелось бороться, драться, ударить мужчину посильнее, даже зная, что ответ окажется гораздо больнее. Однако что-то внутри не давало это сделать. Было тяжело и страшно от одной лишь мысли, что он отправится туда, откуда, по его мнению, возврата не было. Сквозь слёзы и всхлипывания слышались поторапливания полицейского, чемодан медленно, но верно наполнялся одеждой и скромной собственностью. В память события следующих тридцати минут врезались как набор несвязных картинок вперемешку с не слишком приятными ощущениями. Ноги подкашивались, подросток чуть было с лестницы не навернулся, маленький порядочно уставший с годами «Байсай» не отличался ни плавностью хода, ни качеством материалов и управления. И тянулось это всё вплоть до большого четырёхэтажного здания приюта из красного кирпича, вопреки ожиданиям Хирохито, вполне ухоженного, со следами добротного ремонта или даже реставрации. Деревянные рамы окон были вышкурены и аккуратно окрашены, прилегающая территория выглядела не хуже. Подобные заведения парень обычно представлял несколько… Иначе. — Эй, ты чего? — спросил суховатый мужчина с усталым выражением лица у подростка, неожиданно остановившегося буквально в десяти шагах от гранитных ступенек. — Приютов разве не видел? Пошли давай. — Нет, — отчётливо ответил тот. — Что значит «нет»? — А что это ещё может означать? — Слушай, я понимаю, ты сейчас переживаешь сильный стресс из-за того, что твоя жизни резко и внезапно переменилась, причём совсем не в лучшую сторону, но… — Ни шагу не сделаю! — маг земли грубо перебил старшего. — Это место всяко лучше жизни на улице, и ты наверняка прекрасно это понимаешь. — Да мне плевать! — Орать-то зачем? — работник оставался всё так же спокоен, хоть подобные сцены сильно его утомляли. — Думаешь, мне нравится свозить сюда детей? И ладно бы только тех, о ком действительно больше некому заботиться, так нет, и сироты при живых родителях попадаются, и после повторных отказов тоже попадаются! Смотришь порой на вполне счастливую семью и никак понять не можешь, почему тебе нужно забрать из неё ребёнка, а то и двух и трёх! — На Вас жалость давит, на меня, увы, нет. Ни капли. Я всё равно туда не пойду. — Да что же за тугодум! О, Синри! — мужчина вдруг заметил коллегу, вышедшего на крыльцо посмотреть, кто там так громко кричал под окном. — Ты же психолог, вразуми этого парня! — А в чём, собственно, состоит проблема? — Не хочет идти дальше, упёрся и всё тут. И слушать даже не хочет. Уже не знаю, какими словами с ним разговаривать! — Давай-ка я тогда попробую найти общий язык. — Вот и ищи, — махнул рукой водитель. — С меня хватит, день только начался, а нервов потратил как за восемь часов! — Первый раз вижу его таким раздражённым… — новый собеседник проводил взглядом старого, направившегося в сторону служебного сатомобиля. — Ну, давай знакомиться. Меня зовут Синри, я здесь психологом работаю, но, впрочем, тебе и так уже это известно. А тебя как звать? Ответом юнца был лишь холодный хмурый взгляд. — Ладно, дело твоё. Я просто думаю, что вести разговор с человеком гораздо проще, если знаешь… — Хирохито. Хирохито. — Хм, очень приятно. И что привело тебя сюда? — А разве не ясно?! — Нет-нет, я не это имел в виду, — парень тут же поспешил оправдаться. — Зная, что именно пережил человек, можно и нужно найти грамотный подход к нему. Вот это я на самом деле хотел сказать. Извини, пожалуйста, у меня вечно проблема с правильным выражением мыслей. — Знакомо, — хмыкнул сирота, на мгновение перестав хмуриться, но затем вновь вернув прежнее выражение лица. — Тоже приходится постоянно делать пояснения. Скажешь одно, люди подумают другое, выводы сделают третьи. И так до бесконечности. — Пожалуй. Скажи, Хирохито, какова твоя история? Ну, именно в том смысле. — История… Слишком много чести для всех этих событий. Полицейские что-то спрашивали, что-то выпытывали, хотя меня дома не было! Я был под самым их носом тогда, в Департаменте! Всё случилось так быстро, что редкий человек не спросил после всех своих дурацких вопросов, почему я именно в этот момент отсутствовал там. Но толку-то? Я ничего не знаю о том, что произошло. Да и разница какая, если всё равно у меня теперь ни папы, — юнец как-то уж чересчур нервно дёрнул головой. — Ни мамы. Маг земли задрожал от волнения, всхлипнул и сел на ступени лестницы. — Я… Вернее… Мне… Нет. Нет… Кого я обманываю… — психолог, замолкнув на полуслове, также опустился на холодный гранит. — Я не знаю, что сказать, не знаю, как отреагировать. Слова «мне жаль» едва ли помогут, «я тебя понимаю» и вовсе наглая лицемерная ложь. Прости, что так резко, просто молчание тоже было бы неуместным… Непреднамеренное косноязычие, проблемы с выражением эмоций, длинные и долгие сложные фразы… У них определённо было что-то общее, и Хирохито, кажется, впервые смог взглянуть на самого себя со стороны. Зрелище было необычное и довольно странное. Этот Синри словно и внешне был на него похож, разве что волосы чуть светлее, да уши в стороны торчали не столь сильно. — А знаешь, — мужчина вдруг хлопнул по коленям и встал со ступенек. — Со словами у меня, может, и плохо, но вот с действиями… Пойдём в мой кабинет, там и тише, и удобнее, чай есть. И нет, я это всё предлагаю не с целью заманить тебя в приют, если ты вдруг мог так подумать, просто там, как минимум, сквозняка нет, а то я только-только с больничного вышел. Без меня тут как без рук, и если ещё раз слягу, то… — Ведите. — Что? — непонимающе переспросил психолог, прервав столь знакомые неумелые оправдания. — Но разве… Ты ведь буквально несколько минут назад довольно громко заявлял, что ни под каким предлогом туда не пойдёшь? — Я иду не в приют, я иду в Ваш кабинет. Это два разных места, пускай и одно находится в другом. Ровные свежеоштукатуренные стены блёклых пастельных тонов, обшитые снизу светлой сосновой доской, ещё наполняли длинные коридоры запахом смолы. Довершал аскетичный интерьер линолеум в крупную клетку. Рабочее место Синри находилось в небольшой комнатушке на третьем этаже. Угловой стол, стул, шкаф, тумба с графином и маленьким электрическим чайником — обычный серенький кабинет, коих в этом городе было великое множество. Но что-то в нём всё же отличало его от себе подобных. Идеальный порядок. Папки на полках, разные бумажки, всякая канцелярия на столе: всё вровень, всё параллельно и перпендикулярно, каждой мелочи было отведено своё конкретное место. — Присаживайся, — указал Синри на одно из двух мягких кресел, стоявших под прямым углом друг к другу, затем достал из тумбы пару белых фаянсовых чашек и щёлкнул выключателем электрочайника. — Тебе чай какой? Горячий или не особо? — Буквально чуток разбавить водой. — Как пожелаешь. Заварив ароматный напиток и протянув подростку его кружку, после взяв собственную, мужчина уселся возле своего нового знакомого, сделал несколько маленьких глотков и остановил взгляд на висящем на противоположной стене натюрморте с цветами, обдумывая что-то. — Если позволишь, — медленно начал он. — Я бы хотел ещё немного поспрашивать тебя о произошедшем… Вернее, не совсем об этом, а только о том, что могло бы произойти. Знаю, тебе эта тема совсем неприятна, я и сам бы стал снова её касаться… — Позволю, — прервал его парень. — Хорошо. В общем, я знаю, что тебе почти неизвестны детали случившегося. Вероятно, то же касается и человека или людей, которые… Которых теперь ищет полиция. Однако, если на миг представить, что это не так, ну, допустим, каким-то образом удастся выяснить личность хотя бы одного из… Мужчина явно терялся в словах, пытаясь не причинить какой-нибудь неосторожной фразой боль юнцу — Что я буду делать, если узнаю, кто отнял у меня родителей? — подросток даже не пытался скрыть своё раздражение всеми этими хождениями вокруг да около, но и с подбором выражений затруднений не испытывал. — Разыщу его, разумеется. — Если я правильно помню, согласно данным последней переписи населения пару лет назад в одном лишь Республиканском городе проживало на тот момент по меньшей мере семь с половиной миллионов человек. А со всеми пригородами и вовсе за десять с лишним. И это только официально! На мой взгляд, тут очень уместна пословица про иголку в стоге сена. — А на мой взгляд — магнит. Ладно, выманивать бесполезно, слишком много условий нужно учесть и продумать. Полиция найдёт кого угодно гораздо быстрее. Тем более, если попросить. У меня у друга там отец работает. Хотя… Они меня все дружно ненавидят, я ненавижу их в ответ, поэтому не вариант. Зато есть капитан Фунг, с ним, кажется, всё будет на порядок проще. Если только… — парень раздосадованно потёр виски, вспоминая последний их с полицейским разговор. — Ладно, это тоже может оказаться не лучшим выбором. Тогда напрямую к шефу Хонг Сё пойду. Надо поговорить с Тонгом, чтобы он поговорил с папой своим — и готово. Они ладят, так что дело пойдёт быстро. Другое дело, что я с самим Тонгом не в ладах… — Всё хорошо, я тебя понял. Весьма разумно, что ты не будешь пытаться сделать это всё самостоятельно, не полезешь в самое пекло, подвергая свою жизнь опасности. — Просто самое сложное дам на откуп тем, кто в этом разбирается лучше меня. А там уже и сам подключусь и всё закончу. В кабинете ненадолго повисла тишина. Синри задумался над словами подростка. — Не совсем понимаю, к чему ты клонишь. Ты дашь полиции разыскать преступника, а потом… — Убью его. Мужчина аж поперхнулся, чуть не пустив носом весь выпитый чай. — Ч-чего? — сдавленно прохрипел он, не понимая, что его напугало сильнее — готовность парня лишить жизни другого человека, пускай и виновного в гибели его семьи или то, насколько спокойно он это произнёс. — Н-но ведь… Это н-неправильно. Расправа над ним сделает тебя точно таким же убийцей. — А разве мне есть, что терять? И даже если так, я хотя бы буду спать спокойно, зная, что одним подонком, калечащим жизни других людей, станет меньше. — Послушай… — психолог на секунду замолк, полагая, что неплохо было бы этого самого Хирохито сводить к психиатру. — Сомневаюсь, что мне удастся тебя переубедить, скорее всего, ты продолжишь стоять на своём, даже после десятка веских аргументов против, но, знаешь, месть — это такая коварная штука, в один момент ты просто воздаёшь по заслугам, а через мгновение сам даёшь повод для ответной мести. Да и нет такого понятия в нашем законодательстве, убьёшь человека, пускай и за дело, тебя точно так же привлекут к ответственности. Лучше просто подсобить полиции в поимке преступника, чем устраивать самосуд, логично? — Логично… — В данный момент ты принимаешь решения под влиянием не разума, а эмоций, — Синри встал с кресла и, поставив на тумбу опустевшую чашку, продолжил. — И, чем сильнее последние, тем импульсивнее твои поступки и тем хуже их последствия. Не нужно бросаться восстанавливать справедливость прямо здесь и сейчас, сильно переоценивая собственные возможности. Поверь, время всё расставит на свои места, уж я-то знаю. — Ладно… — юнец несколько поник и потупил взгляд, будто и правда осознавая необдуманность своих решений. — Может быть, Вы действительно правы. Может быть… — Я рад, что нам с тобой удалось услышать друг друга, — Синри опять замолк секунды на три-четыре, пару раз стукнул кончиками указательных пальцев друг о друга и лишь затем вновь заговорил. — А в итоге… Что ты надумал насчёт… Насчёт места жительства? Всё ещё что угодно, но только не приют? — Всё ещё. Однако с учётом того, что в данный момент мне некуда идти, и некому обо мне заботиться… Придётся остаться здесь. Но скоро ситуация изменится. Месяц максимум — и я покину это место и вычеркну из памяти всё, что с ним связано. Ну, может быть, не всё, но явно большую часть. — Хорошо, я всеми руками и ногами за то, чтобы в твоей жизни появился кто-то, кто хотя бы попытается заменить тебе семью. Теперь же, раз мы этот вопрос решили, полагаю, будет нелишним провести небольшую экскурсию. Да, кстати, — психолог остановился в дверях, обернувшись к подростку. — А у тебя когда день рождения? — Тринадцатого сентября. — О, а это, знаешь, многое объясняет! У меня вот двадцать седьмого августа. — И правда, — задумчиво ответил маг земли. — Многое… Приют, хоть и будучи единым зданием, его обитателями и работниками негласно разделялся на два корпуса — старый и новый. Первый, со слов Синри, возвели около семидесяти лет назад, причём третий этаж появился гораздо позже. Внутренние его пространства получились уж больно маленькими даже для тех времён: комнаты давили своей теснотой, коридоры в лучшем случае позволяли разминуться паре-тройке взрослых. В этом крыле разместились всякие кабинеты, небольшая библиотека, а верхний этаж почти целиком занял спортивный зал. Новый четырёхэтажный корпус, пристроенный под почти прямым углом к старому чуть меньше двух десятков лет назад, оказался не в пример просторнее. Большие окна заливали жилые комнаты солнечным светом, высокие потолки и широкие проёмы придавали помещениям ощущение лёгкости и воздушности. — Так, вроде всё показал и рассказал, — психолог завершил прогулку у входа в самое нужное место любого детского учреждения — большой столовой, расположившейся в старом одноэтажном флигеле. Время как раз было обеденное, и большой зал оказался полон детей, подростков и приятных запахов вкусной пищи. Синри не пришлось дважды упрашивать Хирохито хотя бы просто чего-нибудь перекусить. — Да, точно, всё. Отлично, тогда идём смотреть твою комнату. И соседа. Марек Фукуро, если мне не изменяет память. Умный, весёлый и жутко разговорчивый, однако с ним действительно интересно общаться, хоть порой и не поспеваешь за его мыслью — уж больно она резвая. Уверен, вы быстро сдружитесь. Поднявшись на самый верхний этаж, мужчина вместе со своим новым подопечным прошли по широкому светлому холлу и остановились напротив входа в дальнюю комнату справа. — Марек, а, Марек, открывай, мольбы были услышаны, и твоему одиночеству в кои-то веки пришёл конец! Внутри послышался неразборчивый шум и шевеления, затем на пару секунд всё стихло, и только потом из-за тихонько приоткрывшейся двери выглянула бледнокожая мальчишеская голова с шикарнейших размеров русой шевелюрой. — Вы кто такие? — шёпотом произнёс юнец, разглядывая неожиданных гостей. — Я вас не звал. — А мы вот захотели и сами пришли, — негромко ответил Синри, подыгрывая. — Знакомься, это — Хирохито, твой ровесник, будет жить вместе с тобой теперь. — Хирохито? Прикольное имя. У меня так лучшего друга звали! — Вот и хорошо. Ну что, — мужчина легонько хлопнул Сато по плечу. — Располагайся, чувствуй себя если не как дома, то, хотя бы, как в месте, которое старается максимально к нему приблизиться. Будут вопросы — Марек с радостью тебе на них ответит. Верно, Марек? — Так точно! — парень шутливо отдал честь, широко улыбаясь, и психолог наконец смог вновь заняться своими делами. Квадратная комната была небольшой, всего несколько шагов в длину и ширину, и от коридора отличалась незначительно, разве что тюлевыми занавесками на окнах вместо плотных тканевых. Однако самая, пожалуй, интересная особенность заключалась в наличии выхода на небольшой балкончик, общий для двух смежных помещений. Такое архитектурное излишество точно не было свойственно обычными приютам. Впрочем, как и библиотека, наверное? — Хирохито, значит? Меня Марек зовут. Ну, да. Ты это и так знаешь, — подросток спутал все мысли своего новоявленного соседа. — Мне в феврале пятнадцать будет. Хотя до сих пор не могу поверить, что такой большой уже. Иногда кажется, будто и не четырнадцать вовсе. Двенадцать. Даже меньше. Другие дети говорят, я странный. Не знаю, почему. Наверное, из-за волос. Я правда не знаю, откуда у меня такие копны, да ещё и вьющиеся во все стороны. Но они зато прикольные на ощупь. Как ещё одна подушка. «Да, конечно. Волосы. Не быстрая прерывистая речь, не непонятные смешки и ужимки. Дело явно в волосах. Все проблемы из-за них, ага. Ты либо действительно дурачок, либо только им прикидываешься». — Ла-а-адно, а ты не шибко общительный, — сирота несколько удивился такому открытию, ведь все его предыдущие соседи были столь же болтливыми, сколь и он сам, если не больше. — Тогда, может, я про распорядок дня расскажу? Да, давай. Это точно надо знать. Так… Подъём у нас в восемь во время учёбы. Летом в девять. По выходным круглый год в десять. Завтрак у нас начинается через полчаса после того, как всё встали. Учёба начинается в десять утра, как и везде, кажется. У нас тут просто классы есть, где мы и учимся. Первые четыре урока заканчиваются, наступает время обеда. Всегда в два часа, ни раньше, ни позже. С трёх до без десяти пять оставшаяся пара уроков проходит. После полдник и свободное время. Ужинаем в семь, потом опять до десяти балду пинаем, прерываемся на вечерний чай и готовимся ко сну. В одиннадцать вечера отбой. Выходить из комнаты можно разве что в туалет. Но воспитателям лучше всё равно на глаза не попадаться. Любят они всякие лишние вопросы задавать. Вот. Ну как? Всё понятно или вопросы есть? Хирохито? Почему ты молчишь? Так и не дождавшись ответа, подросток сел на кровать, его собеседник, ни капли не желавший беседовать, через несколько секунд сделал то же самое. По Мареку было видно, что он впервые попал в такую ситуацию и совершенно не знал, как на неё реагировать. Ему также было довольно сложно усидеть на одном месте, потому юнец всё время ёрзал и глядел по сторонам. — Я так не могу! — он вдруг вскочил с постели и начал ходить взад-вперёд по комнате. — Не могу я так долго в тишине сидеть! Почему ты со мной не разговариваешь? Я разве чем-то тебя обидел? И вновь парень вместо ответа получил лишь полный безразличия взгляд, от которого становилось не по себе. Марек никак не мог понять, что делает не так, что его сосед пытается этим своим безмолвием сказать. И тут в его голове возникла догадка, объяснявшая всё и сразу. — Слушай, а ты, случаем, не немой? — а вот здесь маг земли наконец ответил, правда, одним только быстрым мотком головой. Словами не описать то, что юнец чувствовал в тот момент. Хирохито будто издевался над ним, причём безо всякой видимой причины. Просто так. Мареку вдруг очень сильно захотелось его хорошенько ударить, хоть драться совсем не любил. — Ладно, не желаешь говорить — не говори, дело твоё, — сирота раздражённо потёр виски и, выходя в коридор, еле слышно буркнул. — Да уж лучше бы дальше одиночество терпел, вот правда. До конца дня подростки не обменялись ни словом. Один принципиально не хотел, другому же было просто плевать, что по данному поводу думал первый. Фукуро рассказывал более разговорчивым знакомым, как ему не повезло с соседом, а тот, в свою очередь, обходил приют вдоль и поперёк, особенно чутко вслушиваясь в шум, издаваемый при передвижении и им самим, и другими людьми. Ужин, оказавшийся не то, что вполне съедобным, но даже вкусным, несколько поколебал решительную неприязнь мага земли к данному месту, однако хоть какого-то видимого эффекта это не возымело. За пятнадцать минут до отбоя Хирохито ещё раз отправился в обход, но теперь только по четвёртому этажу, запоминая каждую мелочь, из-за которой всё могло пойти наперекосяк. — Всё, без пяти одиннадцать, кого сейчас увижу не в кровати, того попал! — раздался звонкий голос одного из воспитателей. — Спокойной ночи Мареку, спокойной ночи… Кто бы ты ни был… А как соседа зовут? Марек, не знаешь, случаем? — Нет. И не желаю. — Ладно, завтра разберёмся. Всем спать. Обход длился до половины двенадцатого, судя по шагам, доносившемуся из коридора. Хирохито, всё это время не смыкавший глаз, решил выждать ещё примерно столько же и заодно обдумать все свои намерения. Когда назначенный срок вышел, он сел на кровати и ещё раз вслушался в окружающую тишину, нарушаемую лишь сопением соседа. Надо действовать. Пока есть возможность, пока ты не успел привязаться к этому месту, как бы кощунственно для тебя такая мысль ни звучала. Босые ноги едва слышно коснулись холодного шершавого линолеума. И тут же к нему прилипли. Он, конечно, не скрипит, как дощатый пол, но каждый шаг всё равно получался предательски шумным. Носки, брюки, рубашка с коротким рукавом, серо-бурая кофта и немного поношенные ботинки, которые уже третий год ему как раз, ибо расти подросток после тринадцати отчего-то перестал. Очки… Нет очков. Старые, которым и трёх месяцев не было, разбились ещё две недели назад, а новые просто некому было купить. — Эй, ты куда собрался? — раздался вдруг шёпот Марека, разглядевшего, как парень, полностью одевшись, тихонько подкрался к двери. — Я ведь говорил, что после отбоя никуда нельзя, ночь же! Маг земли, вздрогнув от неожиданности, обернулся. Сирота стоял прямо у него за спиной. Оторопев на мгновение от ещё большей неожиданности, он рывком обошёл его, одной рукой обхватив шею, а другой зажав рот. Всё это произошло настолько быстро, что юнец даже пикнуть не успел. — Ты ничего не видел… И ничего не слышал, — произнёс Сато, проговаривая каждый слог своим приглушённым вкрадчивым голосом, от которого, как ему казалось, кровь стыла в жилах. — Тихо и мирно спал в своей постели, видя очередной сон, в котором ты наконец-то обрёл семью, одновременно осознавая, что это никогда не произойдёт. Я… Ясно выразился? Марек, и правда до смерти перепуганный таким внезапным развитием событий и ещё больше тем, что он сейчас услышал, только и смог с трудом кивнуть головой и что-то жалобно промычать, чтобы этот ненормальный наконец от него отстал. — Славно… — подросток брезгливо оттолкнул сироту, предельно аккуратно приоткрыл правую створку двери и, ещё раз взглянув на соседа, добавил. — Ненавижу болтунов. Пустынный коридор, наполненный лишь неярким светом настенных светильников, в то время как основное освещение было погашено, вместе с непроницаемой тишиной производил необыкновенное впечатление, однако Хирохито, пожалуй, впервые не обратил внимания на такую мелочь. Бесшумно юркнув на лестничную клетку, парень, всё время оглядываясь и стараясь уловить малейший чужеродный звук, спустился на первый этаж. Дело оставалось за малым — каким-то образом пробраться мимо охранника, чью небольшую комнатку он приметил, ещё когда только-только вошёл в здание. — «Как Вы полагаете, господин Гванли, действительно ли имеет место хотя бы частичное финансирование самопровозглашённой Народной Республики Земли из-за рубежа?» — из телевизора донёсся голос ведущего ночной политической дискуссионной программы, чьи слова, по-видимому, были адресованы одному из приглашённых лиц. — «Несомненно! — ответил какой-то крупный во всех смыслах чиновник из Канцелярии. — Невозможно обыкновенным повстанцам вот уже три года с переменным успехом противостоять правительственным войскам, оснащённым по последнему слову техники! Пускай в Заофу и расположено некоторое количество военных научно-исследовательских институтов и опытных производств при них, основные мощности расположены на наших территориях, подконтрольных легитимной власти. Мелкими партиями одновременно обеспечить можно разве что парочку дивизий или даже одну армию, но и то, в лучшем случае. А их там, по данным Третьего отделения, насчитывается как минимум пять! Не с вилами же в руках они в атаку идут, как в былые времена крестьянских бунтов, верно? Необязательно быть мастером по раскрытию заговоров, чтобы догадаться, откуда ноги растут». — «И откуда же? Каковы Ваши предложения?» — «Полюс. Северный или Южный, скорее даже оба сразу. Вот вспомните, какая в их бюджетах основная статья доходов? Экспорт углеводородов. Нефти и её производных. А они за последние пять лет сильно упали в цене, прогнозы также далеко не оптимистичные. Вызвано это, как мы все знаем, открытием крупнейшего месторождения в пустыне Ши Вонг. И тут спустя некоторое время в Омашу вспыхивает восстание, быстро перекидывающееся на юго-восточные районы страны! «Песочная» нефть, едва попав на мировой рынок, уходит с него, используясь только для внутренних нужд. Поставки отечественного сырья тоже сокращаются, по понятным причинам, а образовавшуюся нишу делят между собой Север и Юг». — «Глупости! — прервал мужчину один из гостей, наверняка маг воды. — Полюса никоим образом не причастны к эскалации конфликта в Ши Вонге! По крайней мере, Южный. Совет старейшин определённо не стал бы идти на десятки тысяч жертв среди мирного населения чужой страны ради горстки бизнесменов. Уверен, вождь Эска придерживается аналогичной позиции. К сожалению, это всё не более, чем весьма неудачное стечение обстоятельств». — «Совпадение, как же. Да даже ребёнок заподозрит неладное, имея на руках все факты! А ведь есть ещё и Великая Библиотека! Та самая, вернувшаяся из забвения после Гармонического Сближения. Кладезь уникальных древних и стратегических знаний. Как эти повстанцы к ней рвутся! Словами не описать!» Охранник, усатый дедок лет пятидесяти, удобно расположившийся в низеньком кресле, так и не услышал, что же ответил южанин, словив седеющей макушкой скинутый магией земли с небольшого шкафа керамический горшок. Усыпанный чёрными влажными комками и рыжими черепками и увенчанный чахнущим цветком, он не успел даже ничего сообразить, лишь негромко сыпля отборной руганью, благополучно не заметив подростка, прошмыгнувшего мимо распахнутой двери. Прошмыгнувшего, только чтобы упереться в запертую входную дверь. «Всё, приплыли. Как ты вообще умудрился просчитать всё, кроме этого? По-твоему, на ночь детдома не закрывают?» Тут раздались шаги. Буквально парочка. Но и их вполне достаточно, чтобы предотвратить такой дерзкий побег в самом его начале. Достаточно просто ненароком повернуть голову влево. Так охранник и поступил. Но ничего не увидел. Сложно разобрать, что там на улице ночью происходит, особенно через затемнённые стёкла. А тамбур? С ним разве что-то не так? Никого там нет, да и не должен быть в такое время. «Уйди за веником, уйди за веником, уйди за веником!» — Хирохито, в последний момент прильнувший к полу за закрытой створкой, как мантру твердил эти три слова, будто пытаясь вложить их в голову старика, что, в общем-то, и случилось, но не столько благодаря каким-нибудь сверхъестественным способностям юнца, сколько из-за очевидности данного действия. Есть минута. В лучшем случае — две, ибо подсобка недалеко. Надо найти ключ от входной двери, пока этот мужик не вернулся. И потом вернуть его на место, чтобы он ничего не заподозрил? Вернее, «чтобы столкнуться с ним сразу на выходе из каморки»? Потому что это скорее всего закончится именно так! Разве что дверь стоит прикрыть, а то сквозить будет. Ладно, довольно разглагольствовать, пора хватать ключ и бежать отсюда! Где хватать? Да вот же, прямо перед носом, подписан даже! Вставить в замочную скважину и провернуть на два оборота против часовой. Чего-чего? Не поворачивается? А дверь всё ещё заперта? Тогда в другую сторону вертеть надо, это же логично как незнамо что! Замок идиотский, конечно, руки бы тому, кто его задом наперёд врезал, пообрывать, но сейчас на это всё должно было плевать с самой верхушки Департамента, с той его пятёрки белых фонарей-маяков! Тем более, будучи уже одной ногой на свободе. Только бы отбежать подальше и уже можно будет отдышаться и собраться с мыслями. Темно. Пасмурно. От этого на улице ещё мрачнее, даже искусственное освещение не особо помогало. Где-то далеко опять что-то грохотало. Небось ещё дождь хлынет через час-два, а то и раньше. Куда теперь было податься? К Кеничи дорога определённо заказана, где Хонг живёт — неизвестно. Оставалась только Айко. Да и она со своей мамой едва ли будет рада видеть на пороге лишний голодный рот, которому в их небольшой квартирке банально негде было спать. Но, по крайней мере, с их помощью можно разыскать мага металла. С учётом того, что он уделял Хирохито времени не меньше, чем родители, а порой и больше… Теперь он тоже стал частью… Семьи… План действий на ближайшие несколько часов обрёл ясные основания. Наступала пора незамедлительно приводить его в исполнение. Первая остановка — улица Хаттори, пятьдесят. Вернее, то, что от этого места осталось. Синий забор из гофрированной оцинкованной стали, спешно возведённый по периметру участка, дабы хоть немного уберечь его от любителей наживы. Большие глазницы окон, пустые и мрачные. Сгоревший остов Феникса, погребённый под грудами серого закоптившегося кирпича и чёрной разбитой черепицы. В отличие от своего мифического собрата, из пепла уже точно не восстанет. Повсюду обугленный паркет, снесённые с петель двери и покосившиеся стены, испещрённые трещинами. Посреди столовой, довольно просторной, зиял немалых размеров провал. Пола нет, пол в подвале. Это же каким недюжинным везением нужно было обладать, чтобы выжить после того, как на голову обрушилась такая масса бетона? Каю, конечно, спасибо, в последний момент спас. Поговаривали, что пострадал, по сути, только он, а побаливающая шея — сущий пустяк по сравнению с его проблемами сейчас. Но разве магией воздуха можно было что-то сделать? Ну, по-видимому, да, раз Хирохито стоял здесь, целый и невредимый. Второй этаж пострадал заметно меньше. Даже цвет обоев ещё можно было разобрать. Детской, казалось, повезло больше всех, пожар в ней почти не оставил следов, за исключением почерневшего потолка. «Пятое октября». Так на той папке было написано? Хирохито в то время и месяца не было, но эта информация не давала вообще ничего. Да и с чего бумажки эти имели к нему хоть какое-то отношение? Наверняка окажется, что в ней про него совершенно ничего не будет? Наверняка даже какая-нибудь абсолютно бесполезная писанина с работы. Разве что… Вот незадача, в ящике стола, куда её положили, пустота. Даже большая, чем изначально. — Не это ли потерял? — внезапно раздался чей-то знакомый голос, от которого вдруг кольнуло в сердце. Рю Хаяши. Хейсе. Тот, кто устроил этот хаос, тот, кто разрушил жизнь Хирохито. Что ему снова от него понадобилось? Как давно он здесь сидит, затаившись в кресле за ширмой? Почему он держит в руках эту папку? Что с ней вообще не так?! Парень, едва заметив мага воды, тут же бросился в его сторону, чтобы отобрать злосчастную картонку и выяснить всё самому, но почти сразу замер, чуть не напоровшись на возникший прямо перед его носом кончик тёмного кристального клинка. — Ти-и-ише, не поранься, — шутливо произнёс тот, глядя на смятение юнца. — Отдай! — А на что она тебе? — Отдай папку, кому сказал! — подросток шатался из стороны в сторону, всё норовя улучить момент и таки добраться до заветных бумаг. — Почему ты так рьяно пытаешься её заполучить? Что в ней такого особенного? — Рю неожиданно открыл папку и, всё ещё держа парня на почтительном расстоянии и не давая тому и шагу ступить, быстро пробежался глазами по первой странице и закрыл обратно. — Тут реально ни слова про Хирохито Акагаву-Сато! Что вообще могло натолкнуть на такую странную мысль, будто в ней можно найти чего-нибудь о тебе? Маг земли промолчал. Парень действительно не мог ответить не то, что сироте, но хотя бы самому себе. Потеряв всякое желание добиваться ставший бесполезным набор листиков, подросток отошёл к столу в дальнем углу комнаты, что-то на нём выискивая. — Зачем ты сюда пришёл? — спросил он. — А ты? — Отвечай! Зачем ты здесь?! Что тебе от меня нужно?! Доволен? Доволен тем, что натворил? Нравится заставлять людей страдать?! — Местью сложно довольствоваться. А вот справедливостью… Ей я доволен в полной мере. — Местью за что?! За враньё?! За крохотную ребяческую подставу?! Соотношение проступков какое-то неправильное, справедливость чуток несправедлива оказалась, не находишь?! — Кого ты обманываешь? — Рю и бровью не повёл, выслушивая разоравшегося юнца. — Твой дражайший папенька заплатил костоломам из триады, чтобы те убрали Розру Хаяши — журналиста, посмевшего усомниться в непогрешимости «Индустрий Будущего». По совместительству, моего отца. Как итог, ни семьи, ни руки. Сато никогда не гнушались марать руки в крови неугодных, истребление первых было лишь вопросом времени. И я ни капли не сожалею о содеянном. Подросток в порыве внезапно прилившего гнева схватил со столешницы металлическую линейку с острыми краями и метнул её как нож, надеясь попасть в парня, но она только оцарапала белую обивку кожаного кресла. Пустого. Сбитый с толку, он завертел головой, обнаружив сироту прямо позади себя. И тут вместо того, чтобы отпрянуть, сирота вдруг со всей дури толкнул того в сторону окна, а потом ещё и ещё, с каждым разом всё сильнее, всё озлобленнее, не давая магу воды опомниться. Лишь в последнюю секунду Рю успел ухватиться протезом за остатки деревянной рамы, замерев над бездной, но почти сразу же получил очередной болезненный тычок левым плечом с выпирающей ключицей. Теряя равновесие, он неожиданно схватил юнца за шиворот кофты, утянув его за собой. Это было больно. Весьма и весьма. Но неважно. Лишь бы этот выродок спину себе сломал. А Хирохито… Нужно встать, чтобы не упустить инициативу, сомкнуть руки на глотке врага, сжать, что есть силы. Не получается. Он слишком слаб. Нет, не слаб! Пинок в живот. И снова, снова! Вложил в эти удары всю свою ярость, всю ненависть. Последняя, все знают, города брала не хуже смелости. После первого Курса Хейсе скорчился, после второго завыл. Но третий не случился. Схватил за левую ногу, резко дёрнул её на себя, лишив подростка единственной опоры. Теперь всё наоборот. На макушку с хохолком шлёпнулась капля ощутимо холодной воды. А по рёбрам проехался увесистый комок спрессованной земли. Другой угодил в предплечье. И в этот самый момент взгляд Сато выцепил из ночной тьмы фиолетово-чёрную рукоять, обёрнутую каким-то серым куском ткани и висевшую на поясе мага воды. Если Рю вспомнит про свой меч — всё пропало. Но, если им завладеет Хирохито… Всё закончится здесь и сейчас. Не это ли желаннее всего? Парень вскочил на ноги, опять протаранил плечом противника и, пока тот не успел ничего предпринять, выхватил оружие. Едва подросток коснулся кристалла, он вдруг ощутил всю его мощь, всю энергию, текущую сквозь него, на миг почувствовав себя всесильным, способным горы свернуть. Но… Как раскрыть клинок? Взять его по-особенному? Нажать куда-то? Мысленно приказать или вслух? Но нет, не сработало ни то, ни другое, ни третье! «Бесполезная штуковина!» — процедил сквозь зубы юнец, отшвырнув меч на несколько шагов в сторону и уже собравшись было запустить в сироту очередной кусок земли, когда внезапно получил добротный удар в челюсть металлической рукой, разодравшей весь подбородок до крови — Тебе со мной не справиться, — еле слышно сказал Рю, с большим трудом переводя дыхание. — Ты слаб. Слаб физически. Но, что самое главное — слаб морально. Слаб духом, слаб волей. — Давай… Закончи начатое… Прерви род Сато. Остался один крохотный шажок. Один человек. Один ребёнок. Дождь всё усиливался. Пара капель превратились в пару десятков, в пару сотен, тысяч. Но два злейших врага словно не замечали этого ливня. Или просто не желали. — Нет. Я уже сделал это. Сато больше нет. А ты… С тебя хватит. Достаточно натерпелся. — Ты делаешь мне одолжение только потому, что я «слаб». Пускай сейчас тебе удалось меня одолеть, но ведь это далеко не последняя наша встреча. Сбежишь, спрячешься — плевать. Достану отовсюду, даже из-под земли. Особенно оттуда. Достану и прикончу. И ни единый мускул на лице не дрогнет в тот момент. Ты же будешь молить о пощаде. Осознавая, что ей не бывать. Но будешь продолжать от безысходности, до последнего вздоха. — Я не об этом. Знаешь, в той папке действительно не было ни слова про Акагаву-Сато. А вот про тебя — целиком и полностью. — Что за бредятину ты несёшь? — Не бред, но то, чего ты боишься, как огня. Боишься сильнее всего на свете. Сильнее меня. Парень резко изменился в лице. Он помнил об этом всегда, всё время, начиная ещё с тех первых бессонных больничных ночей. Помнил, но не хотел знать. А когда Рю достал из-за пазухи уже изрядно помятое «Дело», он вдруг попятился назад, сдано пытаясь убежать, но магия крови удержала его на месте. — Н-не надо… Прошу… — папка раскрылась несмотря ни на какие мольбы юнца. — «Имя: Хирохито. — Нет… — Фамилия: неизвестно. — Нет! — Отчество: неизвестно. — Хватит! — Дата рождения: тринадцатое сентября. — Прекрати! — Мать: неизвестно! Отец: неизвестно! — Заткнись! — Шестого декабря того же года переведён в государственное учреждение „Детский! Дом! Номер! Один!“» Подросток захрипел, зажал уши руками, будто это могло что-то изменить — на рёв ему попросту не хватало воздуха. Его противник, буквально прооравший последние четыре слова, теперь стоял неподвижно с мокнувшей под проливным дождём кучей бумажек. Он и сам не ожидал такого исхода, хотя не раз ловил себя на мысли, что в семье мага воды и выходца из Страны Огня никак не может родиться ребёнок-маг земли. Если, конечно, не брать в расчёт возможные похождения налево. — Ты страшишься будущего, которое неизбежно наступит, отвергаешь его как нечто чужеродное, словно подброшенное кем-то менее удачливым. Пытаешься убедить себя и других в этом. Но, выходит, оно всегда было твоим, ровно, как и прошлое и настоящее. Ты такой же, как и я. Хотя, если подумать, даже хуже Хирохито заскулил пуще прежнего. Внезапно его тщедушное тельце, свернувшееся в клубок и промокшее до последней нитки, задрожало, скулёж стал громче, сменился рычанием. Сирота встрепенулся, неведомая сила подняла его с земли и заставила метнуться в сторону выброшенной им же рукояти. Один миг — и он уже бросился назад. Молния ударила в острый шпиль Департамента, на доли секунд озарив окрестности своим свечением. Сознание мага воды выхватило в этот момент силуэт подростка, несущегося прямо на него, лицо безумца, переполняемого яростью и раскрытый меч Тьмы, занесённый для последнего удара… Сирота, сражённый собственным оружием, упал. Его противник, только-только начавший осознавать, что произошло, отшатнулся, выронил клинок, тут же испарившийся, и, поскользнувшись, растянулся на мокрой траве. Рю не двигался. Совсем. Он действительно… мёртв. Вот так просто. Не понарошку. И убил его какой-то ребёнок, без роду, без племени, всю жизнь мнивший себя кем-то важным, а в итоге оказавшийся пустым местом, никем. «Хирохито Акагава». Нет, даже не так. Не Акагава. Просто Хирохито. Надо было бежать. Бежать отсюда. Пока никто не увидел. Пока была ещё возможность. Если поймают, не отвертелся бы. И фамилия не спасла бы. Рывок с места и без, куда глаза глядели. Или не глядели. Разум пытался забыть дорогу сюда, стереть её из своей памяти. Это не дорога домой. Дома у Хирохито больше нет. Криво уложенный асфальт на стыке набережной и пролёта моста Шёлкового Пути и нога. Искра, буря, ободранные ладони. А дождь всё лил и лил, ухудшая и без того прескверное состояние. Хирохито медленно поднялся, посмотрел на израненные конечности, отошёл к крашенным металлическим перилам, чуть тронутым ржавчиной, и взглянул на неспокойные воды залива. На душе было точно так же. А в голове ещё и слова Кая всплыли, пророчившего парню восемь лет. Но за что? Даже за тяжкие телесные столько не дают. Только… Только если… Он… Того мальчика… Убил. Он убил его… Двух человек. Ребёнка. Убил! Тот ведь даже не представлял никакой опасности. Хирохито отвратителен. Противен даже самому себе. «Несправедливо» с ним поступили? А он?! Справедливо поступил?! Тот был в крови, уже даже не сопротивлялся, но он снова и снова наносил ему удары! И он прекрасно осознавал — он убийца. Почему не признается?! Почему?! Пускай произнесёт: «Я его убил!» Это что, так сложно? Признайся, что убил! Признайся! Подросток взвыл, сжираемый совестью, треснул полусжатыми кулаками по перилам, а потом вдруг вскочил на них и замер, держась за трос, соединяющий ванты и пролёт моста. Признается он себе и другим или нет — убийцей останется в любом случае. А от убийц нужно избавляться. Даже от самых юных, самых приятных в общении. Да, убийцы тоже хотят жить. Но они уже переступили черту, миновали точку невозврата. И потому их мнения никто не спрашивает. Левая нога зависла над пучиной. Минута. Две. Всё стоит, колеблется. Боится. Не надо бояться. Ему нечего терять. Айко? Нет. Видел же, как она вечно водилась с этим Акирой, видел, с какой лёгкостью она променяла Хирохито на его компанию. Она ему нравилась, а он ей… Смешно. Почему смешно? Да просто никто в здравом уме не полюбил бы такого неадеквата и психа как Хирохито. Никому он не нужен, и никто не расстроился бы, если вдруг взял и помер. Ну, буквально самую малость, так только, для вида. Всего один единственный шажок, и всё будет хорошо. По крайней мере, хуже не станет. Свист ветра в ушах. Хлыст дождя по лицу. И, наконец, большой шумный всплеск. А тут… Тут тепло. Как минимум, для данного времени суток и погодных условий. Но какая разница-то? Тепло и тепло. И мягко, почти как в постели. Хирохито всегда думал, что в воде страшно, в воде неприятно, но нет, очень даже ничего. Забавно было осознавать это, лишь когда решил утопиться. Прямо анекдот какой-то вышел. Правда, кое-что всё же напрягало. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Не слишком ли свободно дышалось воздухом, которого не было? Ну, тут только два объяснения: либо Хирохито уже всё, не живой малость, и его угасавшее сознание пошло отрываться по полной, либо за пятнадцать лет он умудрился не только непонятно зачем отрастить себе жабры, но и сохранить это в тайне вообще ото всех, включая собственную персону. В последнее, честно говоря, верилось с трудом. Походило больше на сон, нежели на нечто реальное. Кстати о снах. Было бы очень здорово проснуться сейчас, допустим, тринадцатого мая. Лучше даже на три года раньше, чтобы поменьше проблем себе и окружающим создать. Как это сделать? Может быть, просто взять и резко открыть глаза. Вдруг сработает. Сам ведь буквально пару минут назад говорил, что терять нечего, что хуже уже точно не станет! Ослепляющий дневной свет, неожиданно сменивший глубинную тьму — это, бесспорно, болезненно. Даже шлёпнуться спиной о поверхность воды, сиганув с высоты в несколько этажей не было не настолько болезненной, как выжигающие глаза солнечные зайчики. А почему так ярко-то? Хирохито что, напротив окна спит? Когда такое было вообще? Взглянуть бы на три и на девять часов, вернее, налево и направо. Однако была загвоздка: не получалось. И так пробовал, и эдак, но всё время мешала какая-то штуковина на шее. Да и она сама тоже по неизвестной пока причине снова сильно болела. Оставалось только в потолок смотреть. Только он белый! Очень белый! Настолько, что без слёз не взглянуть! Буквально! Хирохито неспешно поднялся и сел на кровати, наклонившись вперёд в попытках компенсировать несгибаемость шеи и уставился в пододеяльник. Глаза понемногу привыкали к столь освещённому окружению, так что спустя пару минут ему удалось рассмотреть левую и правую стены, выложенные кафелем. Это точно не лагерь, не говоря уже о его комнате. Больница, вполне очевидно. Только какими судьбами? Выловили и откачали, что ли? С глубины в три этажа минимум? Сомнительно. Подросток выдохнул, прекратил мысленно поливать себя грязью и вознамерился поглядеть в зеркале, что на него нацепили. А нацепили какой-то непонятный пластиковый воротник, державший шею в одном и том же положении. Походу, он её себе чуть не свернул. Эх, не повезло, лучше бы сломал. Ладно, теперь надо выяснить, сколько же времени прошло. Есть тут календарь? Разумеется, вон там, у двери. Двадцать седьмое. Три с лишним недели. Стоп, а месяц-то какой? Сейчас, небось, сентябрь или октябрь окажется. Нет… Не сентябрь. И не октябрь. Даже не ноябрь. Июль. Двадцать седьмое июля. Только не следующего года. Хирохито пролежал здесь… Минус шесть дней? Что? В чудесное спасение со дна морского ещё можно поверить, пускай и с большим трудом. Но в это… В прыжки во времени через утопление? Выглядит как сюжет средненькой книжонки за авторством никому неизвестного писаки. — Тебе пока нельзя много ходить, — сказала сестра, неожиданно вошедшая в палату. — Разве что по необходимости: в туалет, в столовую и так далее… — Какое сегодня число? — перебил её подросток. — Сегодня… Сегодня двадцать седьмое июля, вон же календарь висит. — Нет, серьёзно, какое? — Двадцать седьмое. Или ты мне не веришь? — Я бы поверил во что угодно, но только не в эту чушь. — Приехали. У тебя точно сотрясения не было? Может, стоит перепроверить? — Погодите в неадекваты меня записывать. Когда меня сюда привезли и при каких обстоятельствах? — Десять дней назад с травмой шейного отдела и многочисленными ушибами и ссадинами. — Где меня нашли? Откуда достали? Из воды? Или на берегу каком-нибудь подобрали? — Точно не знаю, но кажется, твоя одежда была совсем сухая. Да и почему ты вообще так подумал? — Ладно, н-не важно. Извините, в голове путаница. — Бывает. Ну, я рассказала всю известную мне информацию. Пойду сообщу, что ты пришёл в себя. Отдыхай. Едва щёлкнул дверной замок, Хирохито принялся детально осматривать палату, пытаясь отыскать какие-нибудь нелогичности и несостыковки, изобличающие сон, впрочем, быстро бросив это бессмысленное занятие. И свинобразу понятно, что в полупустом помещении ничего нет. Очередной взгляд в сторону зеркала. Судя по не слишком гладкому подбородку, неделя точно прошла с какого-то из тех последних моментов. Громкий и звонкий шлепок ладони по лицу. Больновато. Ну, по идее, люди после этого просыпаются. А он всё ещё нет. Наверное, недостаточно сильно? Стоило попробовать снова. Ещё неприятнее, но всё так же бесполезно. Не от того ли, что это всё-таки не сон? Бред. Прыжки во времени немножко нереальны. Парень, развернувшись, направился было к двери в коридор, как вдруг левый мизинец предательски побратался с эмалированной ножкой койки. — Какой же ты… Неаккуратный… — болезненно шипел юнец, потеряв равновесие и свалившись на уложенный плиткой пол. — «Хотя какая аккуратность без концентрации, и концентрация с таким беспорядком в голове? Ладно… Зато теперь точно ясно, что ты не спишь. Хорошо? Нет. Плохо? Без понятия…***
«Уважаемые пассажиры! Будьте внимательны, следите за сохранностью своих вещей и документов, не оставляйте их без присмотра. Поезд прибыл на конечную станцию „Чонгу-ко“», — привычный приятный баритон разнёсся по вагону монорельса, когда за окнами по левому борту одна за другой замелькали стальные стеклянные двери, выкрашенные со стороны тоннеля в тёмно-оранжевый цвет. Состав загудел и стал замедляться, громко засвистев в самом конце. Айко поднялась с длинного коричневого дивана, в последний раз окинула взглядом стены, обитые линкрустом, своих немногочисленных попутчиков и вышла на платформу, разминувшись с дежурной, в чей список обязанностей в том числе входила проверка отсутствия в поездах заспавшихся пассажиров. Станция, открытая в декабре прошлого года, была названа именем выдающегося учёного довоенной эпохи, Чонгу-ко Хадзы и относилась к тому самому «закрытому типу», который так сильно нравился Хирохито. Ныне вся третья линия и конечные второй выглядели как она, абсолютно одинаково. Хотя, это, конечно, небольшое преувеличение. Их просто довольно трудно как-то по-особенному оформить. Однако здесь архитекторам всё же удалось отличиться. Очень странно отличиться. В чью дурную голову вообще могла прийти идея над каждой дверью поместить латунную табличку с названием станции? Шестьдесят четыре штуки! А, главное, зачем? В противовес такому же «Парку Победы», где оно висит в самом торце в единственном экземпляре? «Я художник, я так вижу…» В остальном ничего особенного — серый гранитный пол, белые мраморные стены, слегка наклонённые, да панно из того же материала с портретом того учёного, прикреплённое к вертикальной металлической решётке в дальнем конце платформы. От созерцания перспективы центрального зала девушку отвлёк пронзительный писк, совершенно не сочетавшийся со столь приятно озвученным «Осторожно, двери закрываются». Одновременно с ними над каждым проёмом вагона замигала красная лампочка, а сами створки, стеклянные, с латунным узором, слегка напоминавшим какое-то рассмотрение, неспешно и практически бесшумно закрылись. И почти сразу захлопнулись станционные. С грохотом и неимоверной скоростью. Страшно представить, что случилось бы, держи там какой-нибудь непутёвый пассажир свою конечность. Где бы время подсмотреть? А, вот же часы висели, у самых эскалаторов. Двадцать часов, три минуты. А домой нужно было вернуться только к одиннадцати. Прекрасно. Левая «лестница» на спуск, правая — на подъём. Средняя про запас. Везде так. Ну, иногда их местами меняют. Иногда их вообще нет. Как на «Хиссори», например, неподалёку от которой Айко и жила. Хм, таких больше и нет, всё остальные глубже гораздо. Ну, кроме «Дачной», и вовсе наземной. Почему под землёй так и тянуло на размышления о метро? Здесь явно Хирохито постарался. Кстати о нём. Как он там? Живой хоть? Месяц прошёл, а весточки ни одной. Эскалатор тем временем выполз на поверхность в залитый солнцем стеклянный вестибюль. Красиво, что ещё сказать. Какой там адрес Хонг называл? Улица Собо, дом восемьдесят девять, первый корпус. Парадная четвёртая, этаж… Тоже четвёртый. Пятнадцать минут неспешной ходьбы, и старая рядовая малоэтажная застройка середины сменилась свежеотстроенными кварталами очередного «нового образца» прямиком из Ба Синг Се, со зданиями, похожими на гигантские наборы конструктора, где в роли кубиков выступали панели. Похожи один на другой, за исключением цветовой палитры и форм бетонных чешуек на стенах. Деревянная двухпанельная дверь, выкрашенная коричневой краской. Типовой, ничем не примечательный звонок в чёрном пластиковом корпусе с красной кнопкой. Звук его был не менее зауряден. Айко вздохнула и ещё раз оглядела парадную. Пол уложен не менее коричневой мелкой плиткой, она же расположилась и в самом низу шершавых бежевых стен. На некотором удалении от четвёрки входных дверей находился лифт. Однако девушку различные особенности интерьера интересовали в гораздо меньшей степени, нежели происходившее в квартире девяносто восемь. Первые секунд сорок из неё не доносилось ни единого звука. Затем послышался тихий щелчок и едва различимый скрип отворившейся внутренней двери. А после — снова гробовая тишина, будто один из жильцов изо всех сил стремился скрыть своё присутствие. — Хирохито, — вдруг спросила маг воды, взглянув прямо перед собой. — Это ты? Человек по ту сторону двери ничего не ответил, а племяннице Джина отчего-то почудило, словно его сердцебиение после её слов участилось. — Я хотела проведать тебя, узнать, как живёшь. Помочь, если нужно. Просто поговорить. Ещё несколько мгновений безмолвия, и два поворота ключа в замке наконец это безмолвие нарушили. Перед Айко Хирохито предстал совсем не таким, как полмесяца назад. Осунувшийся, побледневший. И без того худой, он словно стал ещё тоньше. В руках чуть заметная дрожь, взгляд непривычно пустой. В столь подавленном состоянии ему явно было не до бритья, а потому колючий подбородок его ни капли не волновал. Сделав шаг назад, маг земли дал понять девушке, что он всё же не против её видеть. — Тебе, может, чаю налить? — говорить парень стал заметно тише, и магу воды пришлось напрячь слух, чтобы не упустить ни единого слова. — Только воды нет, её нужно греть, да и печенья к нему нет. — Ничего, я не тороплюсь. — А может и есть, может, не всё успел съесть. Пойду посмотрю. Жилище дворецкого было скромно и невелико. Одна жилая комната, кухня, да балкон. Разложенный диван с единственной подушкой, небольшой телевизор на низеньком комоде с прямыми ножками и стол у окна, единственное наполнение спальни, характеризовало своего владельца как глубоко одинокого человека. Хонг словно всю жизнь был один, во всей квартире не оказалось ни единого намёка на хоть какую-то родню. Впрочем, это лишь на первый взгляд. Рассматривая полки, заставленные всякой мелочью, Айко заметила порядком запылившуюся фоторамку, притаившуюся за толстыми томами об архитектуре столицы. Хирохито в это время возился на кухне с чайником. Магу воды совсем не хотелось отвлекать его лишними расспросами, поэтому она принялась самостоятельно изучать запечатлённых на карточке людей. Хонг нашёлся почти сразу. Тут он был заметно моложе, седина ещё не коснулась чёрных волос. К нему прижималась девушка того же возраста, а тот в ответ легонько её приобнимал. Пару также окружали шесть человек. До племянницы Джина лишь сейчас дошло, что она держала в руках семейный снимок. Теперь-то всё стало ясно: вот эта немолодая чета — одни родители, а эта — другие. Оставшиеся две девушки, стало быть сёстры. Только непонятно, кто кому и кем приходится. — Хонг не любит, когда эта фотография попадается ему на глаза, — неожиданно раздался голос сироты. — Потому он вечно пытается засунуть куда-нибудь подальше. А выбросить рука не поднимается, память, как никак. Плохая, но память. — Он рассказывал тебе о ней? Кивок был тому подтверждением. — В правой половине кадра стоят его мать, отец и младшая сестра, — маг земли взял рамку и водил пальцем по стеклу. — В левой всё то же самое, только это её родственники. — Девушки? Они встречались? — Я не знаю. О ней Хонг говорит меньше всего. Только имя и известно. Хаоке. Когда он впервые произнёс его при мне, то вдруг вздрогнул, засветился будто сболтнул лишнего, коснулся чего-то запретного и недозволенного. — Не связано ли это с тем, что он всегда один? Ответа не последовало. Айко не стала его выпытывать, взамен поинтересовавшись, отчего её друг один в столь поздний час предвыходного дня. Оказалось, бывший дворецкий, чуть от не с боем выписавшись раньше времени из больницы, успел не только собрать кипу обязательных документов для оформления опекунства, но и устроиться на работу, регулярно оставаясь на ночные смены, дабы сирота ни в чём не нуждался, даже в собственной комнате. Уступив тому свой диван, Хонг каким-то необъяснимым образом умещался на раскладушке в крохотной кухне. Узнав, на какие жертвы шёл маг металла ради своего подопечного, девушка не могла не отметить, что мужчина проявлял прямо-таки отеческую заботу. Но Хирохито только поёжился, пристально вглядываясь в лицо молодого Хонга. Вскоре до подростков донёсся звонкий щелчок вскипевшего чайника. Парень поспешил за кружками и заваркой, попутно включив телевизор. Он как раз собирался смотреть один весьма интересный кинофильм под названием «Мирёку» — о невиданных доселе духах, свалившихся с небес на южные городки аграрного Ба Синг Се. В прокат лента вышла ещё два года назад, и все давно поговаривали о скором продолжении истории, вроде бы уже после Нового года, так что маг земли считал своим долгом не упустить столь удачно подвернувшийся киносеанс. А затем, пребывая в чуть приподнятом настроении, заварить лапшу, хорошенько расслабиться привычным образом и… Провести ещё одну бессонную ночь окутанным тёмными мыслями, горечью и сожалением. Но это всё будет потом. Да! Потом. А сейчас всё было не настолько плохо. Сирота всё-таки внимал голосу разума, стараясь думать только о хорошем, и время от времени у него это даже получалось, хотя затем неизбежно наваливалось гнетущее осознание ничтожности маленьких радостей перед ужасающим величием несчастья. Однако Хирохито хватало и таких крох. До тех пор, правда, пока они не оборачивались разочарованием. Прямо как «Мирёку». — Кто бы мог подумать, что приключенческая картина окажется второсортной мелодрамой? — возмущённо выпалил подросток, еле дотерпев до окончания фильма. — Причём жалко тех, кто занимался декорациями, костюмами, эффектами и тому подобным — они-то как раз отлично справились со своей работой. Но режиссёр! И сценарист! Зачем? Вот не любил раньше этот жанр. А теперь от него прямо воротит! — Почему так резко? Чем тебе мелодрамы не угодили? — Чем-чем… У всех там любовь, романтика. А я… — Хирохито отхлебнул из кружки. — А я чай пью. — Чего? Подожди, ты что, завидуешь? — Может и так. Айко на миг обомлела. Нет, маг земли и раньше всякое болтал, но вот это его последнее высказывание оказалось самым странным, что ей доводилось слышать. — Я как-то даже не знаю, что и ответить… А ты не пробовал вместо того, чтобы завидовать чужим отношениям, ну, начать свои? — Нет, — произнёс сирота после продолжительного молчания. — И что мешает-то? Ладно, глупый вопрос. Зайдём издалека. Скажи, тебе кто-нибудь нравится? Слова сироте так и не дались. Просидев без малого пять минут, он смог лишь едва заметно кивнуть. — Половина дела есть. Осталось узнать, что о тебе думает этот человек. Ты вот знаешь? Нет? А я знаю. Очень хорошо знаю. И вот, что тебе скажу, — от интонации, с которой девушка начала последнюю фразу, у парня сжалось сердце. — У меня действительно начали возникать чувства к тебе, Хирохито. Причём ещё давно, в классе, наверное, пятом. И я даже намекала, не один раз и не два. Но ты словно не замечал всего этого. Или не хотел. А потом и вовсе уехал на три года. Понимаю, не в твоих силах было что-то изменить. Письма и разговоры по телефону — это, конечно, хорошо, но не то. Да и случалось не так часто. И теперь ты снова здесь. Только вот многое поменялось. Я повзрослела, круг моих знакомых претерпел изменения, приоритеты в общении также сместились. Однако будет неправильно говорить, что я совершенно разлюбила тебя. Чувства остались, но сейчас они где-то глубоко-глубоко внутри и совсем не спешат снова давать о себе знать. Тем не менее, ты всё ещё мой хороший друг, может даже лучший, и в эту трудную минуту я готова помочь всем, чем смогу. — Кто? — одно слово, смысл которого был ясен без лишних объяснений, прервало томительную паузу, повисшую в тускло освещённой комнате. — Акира. — Когда? — Он иногда заглядывал в гости к Кеничи после тренировок. В один из таких дней у дяди Джина была и я. Познакомились, разговорились, потом сходили погулять. — Намё-ё-ёки, — протяжно проскулил сирота дрожащим от волнения и обиды голосом, казалось, что он вот-вот заплачет. — Зачем они? Почему нельзя просто сказать, безо всяких загадок и смыслов? — Да потому что откуда мне было знать, что у тебя в тот момент на уме? Я боялась. Боялась, что ты не поймёшь, что скажешь «нет». И с каждым разом мне всё больше казалось, будто о взаимности не могло быть и речи. — Но теперь-то! Теперь-то ты всё знаешь! — Знаю. Но теперь времена изменились. — Да, — тихо ответил маг земли, безучастно склонив голову набок. — Изменились. Домой Айко возвращалась обеспокоенной и поникшей. Не радовала её ни погожая погода, ни как всегда торжественно-парадная «Хиссори» с массивным колоннами, словно вырезанными из монолитного хрусталя. Поезд плёлся медленно, трамвай тоже не спешил, лениво взбираясь на мост через Красную реку, нёсшую свои воды в южную часть залива Юи. Всё её мысли были об одном: «не стоило ей так поступать». Почему она рассказала Хирохито про Акиру? Почему не соврала? Да, это потом определённо аукнулось бы, но в таком случае у подростка появился мог появиться ещё один стимул двигаться дальше, не держась мёртвой хваткой за прошлое. А там время всё расставило бы на свои места. Теперь же парень был морально разбит пуще прежнего. Как бы не сделал он какую-нибудь глупость. Ни ради неё, ни назло или от безысходности. Входная дверь была закрыта только на верхний замок — верный признак того, что мама мага воды уже вернулась с работы, проделав долгий путь через весь город. Так оно и оказалось. Но Айко всё равно не покидало ощущение чего-то, если не плохого, то во всяком случае, малоприятного. И оно только усилилось, когда девушка заметила рядом с туфлями матери износившиеся мужские ботинки. Подобных «гостей» в их доме она отродясь не видала. В гостиной в этот момент был в самом разгаре, судя по напряжённым голосам, крайне тяжёлый разговор. Айко сперва казалось, что она не должна присутствовать при нём, но, всё более вслушиваясь в то, о чём говорил собеседник мамы, тем меньше верила в реальность происходящего. Первые несколько лет своей жизни она надеялась и каждый день ожидала этого момента. Однако со временем детская наивность уступала место взрослому реализму, и теперь девушка была готова встретить здесь кого угодно, но только не него. — П-папа? Словно в ответ на столь неуверенный вопрос, гость вздрогнул и так же неуверенно обернулся. От сомнений не осталось и следа. Это был не кто угодно, это был именно он. — Айко… — негромко произнёс мужчина, не решаясь продолжить, будто боясь, что даже одно неверное слово испортит момент встречи. Так они и стояли, отец и дочь, пока к первому не обратилась женщина. — Ну, Норен, чего встал как истукан? Чего ждёшь? Что она в порыве глубокой благодарности за весь твой вклад в её жизнь бросится тебе на шею? Да первым же вопросом будет «Где ты пропадал почти семнадцать лет?» С чего ты вообще взял, что она, что я, что мы будем рады тебя видеть? — Сен, прошу… Пусть Айко сама решит. — Думаешь, её ответ окажется другим? Да она впервые тебя видит! Девушка промолчала, когда отец взглянул на неё в поисках поддержки, лишь кивком согласившись с матерью. — Я же говорила! Кому ты здесь сдался спустя столько времени? Выставить за дверь и забыть, словно тебя никогда не существовало! Ответом было лишь молчание. Норен совершенно не надеялся на хоть сколько-то тёплый приём, но реальность оказалась холоднее айсбергов, среди которых он вырос. — Я… Я не хотел, чтобы вы из-за меня пострадали, не хотел подвергать вас опасности… — Да-да, это я уже слышала. Расскажи наконец, что это за опасность такая? Дверь громко захлопнулась. Сенрио, в отличие от Айко, не захотела поверить в его небылицы про «буджинвунов, следовавших за ним по пятам вот уже два десятилетия, но всё никак не решавшихся его арестовать». К тому же он так и не нашёл в себе сил назвать причину столь повышенного интереса со стороны спецслужб, что не добавило правдоподобности его истории. На улице мага воды обдал свежий ветер. Нужно поскорее добраться до остановки, моля духов о том, чтобы успеть на ходу заскочить в заднюю дверь последнего трамвая. Мужчина вскинул правую руку, отодвинул толстый рукав пальто и взглянул на часы. Половина двенадцатого. Так поздно и метро, наверное, ходит через раз. Прошла минута, две, а Норен всё смотрел на циферблат, будто пытался разглядеть в нём нечто помимо стрелок и засечек. А затем резко поднял голову, устремив взор в темноту двора. Неожиданно закравшееся подозрение оказалось не напрасным. Он всё понял. И они тоже. По асфальту молнией скользнула тень. В ту же секунду металлические полосы обвились вокруг шеи и рук, лишив мага воды всякой возможности двигаться. Уставившись в землю, он различал боковым зрением по паре ярких зелёных точек слева и справа, таких же, что имели неосторожность отразиться в стекле его часов. Он понял. Но понял слишком поздно. Он был хитёр. Но они оказались чуточку хитрее. Так им казалось. Мужчина считал иначе. Он просто устал скрываться. Он знал, чем рисковал, действуя непозволительно открыто. Но своей цели — повидаться с дочерью, достиг. И этого Норену было достаточно. — С каким нетерпением всё Третье отделение ожидало встречи с Вами! — раздался над ним искажённый респиратором глухой механический голос. Лента на шее дотянулась до подбородка, приподняв его голову. Подсвеченные зелёным очки ночного видения, смотревшие ему прямо в глаза, отключились и скрылись под шлемом, обнажив торжествующий взгляд агента. — Приветствую, господин Норен Хаяши. Или мне лучше звать Вас Ноатак?