Дикая пташка

Просыпаться в палатке варвара уже стало для меня обыденностью. Но сегодня я лежала не на привычном ворохе подушек, а в отдаление на мягких шкурах, что мне показалось намного уютнее и теплее. В глазах скакали красные пятна, в голове шумело. Однако, я чувствовала себя вполне прилично, лучше, чем могло было быть. Но вскакивать и проверять дееспособность не спешила, еще помня, что это может обернуться резко подступившей дурнотой и новым обмороком. Первым делом я уделила внимание рукам. На них аккуратно наложили белые повязки, а также смазали какой-то мазью, я слышала ее неприятный острый запах трав. Раны совсем немного ныли и нестерпимо чесалась, хотелось сорвать тряпки и с остервенением начать скрести кожу, чтобы унять зуд. - Уже встала? – послышался деловитый старческий голос. В поле моего зрения появилась сухонькая старушка, сгорбленная и морщинистая. Я даже не думала, что в племени могла жить настолько старая женщина, но она не казалась фантомом или плодом моего больного воображения. - Кто вы? – голос мой показался криком вороны, таким же каркающим и сухим. Старушка сразу не ответила. Она преподнесла к моему рту кувшин с водой и напоила, придерживая голову, чтобы я ненароком не захлебнулась. Смочив горло, я ощутила себя намного лучше и настойчиво повторила недавний вопрос. Старушка цокнула, всплеснула руками и недовольно проговорила: - И куда вы молодежь так спешите? Только проснулась и давай вопросы задавать. Я Мардея, та что ручки твои нежные латала, не давала им загноиться или отняться. Какие руки то были! И где вообще видано, чтобы красивая женщина себя полосовала, как свинку на убой? Мои щеки помимо воли заалели от смущения и возмущения на такое сравнение. - Я спасала сестру по оружию, - пролепетала я в свое оправдание. И еще больше насмешила целительницу: - Ты могла бы попросить своего мужа, дуреха, - продолжила она меня отчитывать. – Он вождь или конский хвост? - Чтобы я опустилась до такого…- Против воли, вырвалось у меня. Мардея сплюнула в сердцах на мое высказывание, осуждающе качнула головой. - Девочка, я бы отстегала тебя хлыстом за такие слова, не будь ты больна, - голос ее звучал резко, обвиняющее, наполненный негодованием. – Я знаю Шайнара с рождения, и он никогда, слышишь? Никогда так не волновался о женщине. Все те два дня, что ты пролежала пластом, он ухаживал за тобой, не спал, следил за малейшим изменением в твоем самочувствии. Если бы не он ты бы давно сидела на цепи со своей подругой, как последняя рабыня. Прояви хоть каплю уважения и благодарности! Она замолчала, тяжело дыша, хмуря кустистые брови. Паутинка морщинок еще больше углубилась, делая ее старше, некрасивой. Отчего-то эта старая женщина вызвала во мне жгучий стыд, который раньше я старательно прятала под напускной бравадой. И теперь он рос в душе, бередя все самые не нужные для воительницы чувства. Я отвернулась голову, пряча взгляд, боясь, что проницательная Мардея, поймет, что ее слова меня задели. Но она не стала продолжать ругать меня, решив, заняться насущными делами. Мардея взяла меня за руку и начала снимать повязку, шепча себе под нос какой-то варварский заговор. Язык мне был не понятен, гортанный и неприятный на слух, но я не стала перебивать ее, надеясь, что древние слова поспособствуют моему скорейшему выздоровлению. Вокруг порезов образовались корочки запекшейся крови, но они выглядели много лучше того, чего я ожидала и опасалась. Ровные, уже начавшие заживать. Но Мардея, видя, что я обрадовалось, строго наказала: - Руки держи в спокойствие, не дергай ими, не поднимай и не снимай повязки. А то, не дай боги, раны откроются. Второй раз лечение пройдет сложнее, и я не смогу тебя подлатать. Я кивнула, соглашаясь с ней. Но только, как я буду есть, пить, да даже просто справлять нужду, не беспокоя при этом руки. Ногами? Такие трюки мне пока не под силу. Мардея тщательно смазала раны вонючей зеленой жижей, от запаха которой, я, не удержавшись, сморщилась. Потом снова замотала руки, затянув повязки сильнее, чем до этого. Я за всем этим наблюдала молча, не стараясь больше заговорить, чтобы снова не разозлить своенравную старушку. Но когда она уже закончила с перевязкой, тишину прервало громкое бурчание моего пустого живота. - Я вовремя, - донеслось с проема шатра. Там стоял Шайнар, такой же непоколебимый и гордый, как и обычно. И совсем не видно было, что он хоть как-то беспокоился. В руках он нес глубокий глиняный горшочек, от которого разливался манящий аромат. Живот предвкушающее скрутило. Мардея насмешливо улыбнулась и хлопнула Шайнара по груди сказала прежде чем покинуть палатку: - И намучишься же ты с ней, сынок. От неожиданности я закашлялась. Теперь понятно, почему она о нем так печется. Поддерживая спину рукой, Мардея вышла, оставив нас наедине. Шайнар невозмутимо, не показав реакцию на слова Мардеи подошел ко мне, присев рядом, оставив такой манящий горшочек. Неловко, но я приподнялась и села без помощи рук, не желая лежать перед ним. - Я покормлю тебя, - сказал Шайнар, заметив мой голодный вид. Я хотела было ответить ему что-то резкое, но передумала, вспомнив слова Мардеи. Да и не могла я есть без помощи, так почему бы не согласиться. Поэтому благосклонно кивнула на его предложение. Он набрал ложкой немного каши, которая обнаружилась в горшочке, и подув, осторожно преподнес ее к моим губам. Я послушно открыла рот, глотая угощение и чуть не застонала от наслаждения, в удовольствие прикрыв глаза, до того вкусным мне показалось незамысловатая пища. Шайнар не смог сдержать улыбку. - Вкусно? – поинтересовался он. - Терпимо, могло быть и лучше. Мужчина еще шире улыбнулся на такую маленькую ложь и протянул мне еще ложку каши. Не могла я похвалить его даже за такую мелочь. Я не успокоилась, пока не съела все содержимое горшочка, а потом удовлетворенно облизнулась, слизав крошку крупы с губ. За что заслужила странный гипнотизирующий взгляд темных глаз. Я даже смутилась. - Что с Филоменой? – чтобы развеять неловкость, спросила я. Шайнар мигом сбросил всю напускную расслабленность. - Ждет твоего выздоровления. Рвалась в палатку, но я ее выставил. Как оправишься, можешь с ней поговорить, - не стал ничего скрывать вождь варваров. – Я твоей служанке приказал отвесить пять ударов. - Что? – воскликнула я. – В чем Зоузи виновата? Глаза Шайнара зло сверкнули: - Впредь не будет молоть своим языком. Кто просил ее рассказывать о Поединке? – возмутился он. – Уже десять лет его не используют, и тут ты выскочила. Теперь все несвободные побегут бросать вызов своим хозяевам. Я недовольно поморщилась и почти зашипела, взвившись: - Тебя только это волнует? Он устало потер рукой лоб, разглаживая ранние морщинки. Теперь он не казался мне таким устрашающим. Особенно после того, как я видела, что Шайнар правда беспокоился за меня на Поединке. И хотя я до сих пор его считала жалким червяком, да еще и насильником, но что-то подсказывает, что настоящий вред мужчина причинить мне не сможет. - Не только, - ответил Шайнар мне. Варвар протянул ко мне руку и аккуратно, словно боясь обжечься, дотронулся до моей щеки. Я дернулась, но не отпрянула. Его прикосновение не показалось мне отвратительным. - Я волновался, что ты могла умереть, - признался он и опустил руку. И я поняла, как сложно далось ему признание, какие преграды он преодолел, чтобы сказать мне эти слова. Шайнар не знал нежности и не умел ее дарить. Но он что-то определенно испытывал ко мне, и я могла использовать его чувства себе на пользу. Не могу уничтожить силой, так смогу победить хитростью. План созрел в моей голове, привлекая своей оригинальность и заставляя сейчас же начать приводить его в исполнение. - Шайнар, - позвала я, решаясь. – Я хочу тебя кое о чем тебя попросить. - О чем же? – рассеяно спросил он. - Поцелуй меня. Изумление ярко отразилось на его лице. Глаза расширились, брови взметнулись вверх. Но он смог взять себя в руки и неожиданно сказал: - Зачем мне это делать? Блажь имперских людей. Шайнар никогда не целовался. Как и я, но он не хотел в этом признаваться. Вождь всегда брал, жестко, порой жестоко. Мне же лучше, что он не испытывал таких ласк. Больше возможности поразить его. Я поддалась на встречу, не дав ему возможности на обдумывание. Неловко зацепившись за его нос, я мягко коснулась его губ своими. Оттянула нижнюю, играючи провела язычком по верхней, дразня и зазывая. Шайнар быстро опомнился и ответил, страстно и чувственно, пресекая мои попытки вести, беря всю инициативу на себя. Его рука легла на мой затылок, притягивая ближе, углубляя поцелуй. Языки сплетались в танце наслаждения. Тело охватило напряжение, которое тысячами мурашками волной прокатилось по моему телу, низ живота сладко заныл. Я резко отпрянула, тяжело дыша, раскрасневшиеся. Глаза Шайнара заволокло темной пеленой, он с сожалением бросил взгляд на мои руки и взял себя в руки. - Точно блажь? Неужели не понравилось? – успокоившись, поинтересовалась я. - Поговорим, когда выздоровеешь, - предвкушающе бросил он и оставил меня наедине с пугающими мыслями. Мне понравилось. Я не испытала отвращения, мне не захотелось оттолкнуть его, ударить, убить. Я почувствовала нежность, наслаждение и возбуждение. Что со мною сделали? Кочевники извратили меня, изменили. Откуда только взялась эта мягкость и подчинение и куда делось неприятие к такому роду занятий. Если бы наставница узнала, как низко я пала, она бы отвесила мне два десятка плетей и посадила бы в яму на неделю без еды. Пугающе страшно испытывать то, что переворачивает твой мир с ног на голову. Пугающе терять частицу себя.