Дикая пташка

В общей сложности провалялась я пластом четыре дня. И я бы и рада была бы покинуть надоевшую палатку, размять затекшее тело, но мать Шайнара, лекарка не давала мне самостоятельно и шагу ступить, проявляя чрезмерную заботу. Я давно чувствовала себя здоровой, раны не беспокоили, а, чтобы выйти на прогулку руки не нужны, но Мардея считала по-другому. Все мое окружение состояло из лекарки, знакомой служанки Зоузи и заходившего изредка Шайнара. Последний, а в особенности его поведение со мной, волновал меня. Случившееся не давало мне покоя. Я корила себя за недостойный поступок и мягкотелость, но ничего не могла с собой поделать. Едва завидев огромного варвара, мое сердце начинало глухо ныть, жаждать чего-то недосягаемого. Но он, на мою радость, а может и разочарование, не пытался продолжить наше интимное знакомство, проявить интерес сверх обычного, оставляя мне время на возможность обдумать свои сумбурные чувства. Все чаще я ловила себя на мысли, что мне нравилась жить в лагере кочевников. Если у амазонок, я была частью чего-то большого и важного, то здесь, я сама единолично оказалась важной. Обо мне заботились, искренне беспокоились, и совсем не требовали, чтобы я как можно скорее выздоровела, перестала лениться и отправилась на тренировку, оттачивать свои навыки сражения. Совсем наоборот, мне давали как следует отдохнуть и пресекали все мои попытки заняться делом. Это с одной стороны раздражало, но с другой, мне льстило ощущение того, что меня считают кем-то особенным. Болтливая Зоузи, давно оправившаяся о наказании за свой язык и не переживающая по поводу него, мне поведала о большинстве законов степняков, и моем интересном положении среди кочевого племени. Я, как жена их вождя, могла приказывать остальным людям, и те могли ослушаться только в том случае, если моя воля станет противоречить воли Шайнара. Конечно, варвары являлись свободными людьми до крайности, но понятие субординации им не чуждо. Единственное, мне могли не подчинятся командиры, самые сильные войны Шайнара, его приближенные. Всего шестеро, а теперь пятеро, если не считать почившего Мальда. Но даже они, по заверению той же Зоузи, после Поединка не смогут игнорировать мое слово. Такое новое положение восхищало и тешило мое эго. Среди амазонок я не имела права претендовать выше должности наставницы для юных девушек, а о доли командира только грезила в ночных снах. Я не раз проклинала свое нечистокровное происхождение и глупую мать, бросившего сопливого ребенка у ворот поселения воительниц. Происхождение не выбирают, но запрещать мечтать никто не мог. Однако, бесполезное пролеживание боков закончилось. Мардея, привычно ворчащая и возмущающая, сняла с моих рук повязки, обнажив кожу, исполосованную белыми тонкими шрамами. Отпечатки моей силы и решимости, что останутся со мною на веки. Только после вердикта лекарки, что я окончательно здорова, мне разрешили выйти на улицу, что я незамедлительно выполнила, радостно выскочив наружу. Солнце, светившее в зените, сразу же ослепило, заставив подслеповато сощуриться. Я отвыкла от такого яркого света. Проходящие мимо кочевники (как же их много!), вежливо кивали мне головой, а некоторые желали хорошего дня и великих побед. На их слова я гордо вскидывала голову, ощущая, как сумрачное настроение и дурные мысли отступают и покидают меня. Лишь немного отойдя от шатра, я была едва не сбита с ног, кинувшейся ко мне Филоменой, которая уже не выглядела такой побитой и замученной, какой я видела ее в последний раз. Даже прежде обнаженное тело было прикрыто грубо сшитым из потертой кожи платьем. Она походила на одну из кочевниц и кроме ошейника, ничего не выдавало ее рабского положения. - Астарта! – радостно воскликнула она, улыбнувшись радостно с намеком на безумие. – Спасибо! Она, прижав зажатую в кулак руку к сердцу, низко поклонилась, согнув спину и выражая глубокое почтение и благодарность. - Рада видеть тебя, - откликнулась я. Филомена восстановила свой гордый образ. Я боялась, что пережитое сломает ее и она растеряет всю свою внутреннюю силу. - Я обещала тебе свободу. И я дарую ее тебе. С этими словами я подошла ближе к подруге и расстегнула кожаный ошейник. Теперь она могла уйти, и никто бы не задержал ее. Я видела, как проходящее мимо варвары, заприметили эту сцену, и знала, что сплетни о случившимся разнесутся по всему кочевому племени. Филомена порывисто обняла меня, сжимая крепко в своих сильных руках. - Я никогда не забуду тебя и то, что ты сделала для меня. Ты сильная, я верю, что ты справишься со всем, что обрушиться на твою спину. Ты восстанешь словно феникс и спалишь в жарком огне всех своих врагов, что посмели встать у тебя на пути. Я верю в это, - жарко зашептала воительница свое пророчество, заставляя пройтись мурашками по спине. Она отпустила меня и развернулась, не оглядываясь, чтобы не передумать, а я и не пыталась ее окликнуть. Она давно ждала, когда я вернусь, чтобы сбежать домой, как только бы ее отпустили. Филомена не взяла вещей, да и не было их у нее. Но я прекрасно осознавала, что она не заплутает и не пропадет, найдет дорогу к амазонкам. Как же она торопилась сбежать и оставить меня одну. А я… Я не могла пойти с ней. Хоть на моей шее и не красовался тонкий рабский ошейник, выделяющей среди толпы, но я лишилась свободы. Меня не выпустят, пустят погоню по следу. Что случится, если я посмею бросить Шайнара я не знала, да и не хотела узнавать. Одно ясно – он не пощадит непокорную жену. Понимание своей неволи делало сильнее. Я все также планировала приручить варвара, как и хотела ранее, даже если сомневалась, что он до сих пор мне противен. Я давила в себе непозволительные чувства и думы, отвлекаясь на сущие. И сейчас, просто бродя по лагерю, лениво осматриваясь вокруг, невольно искала среди кочевников высокую фигуру мужа. Люди чистили копыта коней, таскали мешки с продовольствием, складывая их в невзрачные повозки. Молоденькая девушка, пробегавшая мимо, так торопилась, что обронила корзинку со спелыми яблоками, побив их об землю, и теперь спешно собирала их обратно. Суета раздражала, я не понимала, к чему все это мельтешение, ведь раньше, жизнь в лагере протекала довольно неспешно. Решительно я подошла к девушке с яблоками, и задала волнующий меня вопрос: - Куда все так торопятся? Девушка, сидевшая на корточках, подняла на меня взгляд и тихо пискнула, вжав голову в плечи, а потом залепетала неловко: - Воинственная госпожа, пусть путь ваш освещает солнце, - поздоровалась она. – Мы уходим из этого места вглубь степи через два дня. Люди готовят лошадей и пополняют запасы. -Зачем? – не могла не спросить я. Место, где мы находились нравилось и стало привычным. Девушка, уже собравшая все яблоки обратно в корзинку, встала, оказавшись на голову ниже меня и пояснила: - Степь наказывает тех, кто сидит на одном месте, но она щедро вознаграждает путешественников, - выдала она заученную фразу, но тут же пояснила, поняв, что я не уловила причины. – Наши охотники убили всех живущих зверей, а лошади поели сладкую траву в округе. На востоке больше плодородных земель и богатых городов, где наши войны могут показать свою силу и доблесть. Я кивнула, удовлетворенная объяснением. Помимо эфемерной теории о недовольстве степи, была и вполне конкретная. Кочевников много, на всех не хватало запасов пищи. Девчушка с радостью поделилась со мною красным яблоком, предварительно протерев ее о свой подол. Ее глаза и поза, выражающие полное подобострастие, вызвали у меня легкую усмешку. Узнав о новости, я не поспешила обратно собирать вещички, зная, что если бы во мне нуждались, то не выпустили из-под надзора. Поэтому продолжала свою неспешную прогулку. Вскоре я нашла действительно волнующее действо. Приятный звук лязга металла ласкал слух, заставив предвкушающее улыбнуться. Как же я давно не держала в руках настоящего боевого меча. На расчищенной полянке, бились двое раскрасневшихся, покрытые потом мужчин. Мышцы играли под смуглой кожей, напряженные, а вены вздувались, готовые лопнуть от усердия. Непроизвольно я чаще задышала, с восторгом глядя на две сражающиеся фигуры, пораженная красотой боя. Шайнар рыбкой поднырнул под изогнутое оружие своего собрата, пропуская лезвие над своею головой, и резко выбросил руку вперед, целясь в горло противнику. Острие остановилось над кадыком, натянув кожу, готовое порвать. - Продолжим позднее, - проговорил Шайнар проигравшему войну, опуская руку с оружием. Он заметил меня еще на подходе, и незамедлительно спросил: - Не ожидал тебя увидеть на свободе. Мардея выпустила тебя? Я подошла ближе, сокращая расстояние. Он снова перешел на привычный для него покровительственный тон. - Дай мне оружие. Я хочу сразиться, - кинула я незнакомому варвару, что бился с Шайнаром, решив поставить вождя на место. - До первой крови! - Уверена? – увидев мой решительный кивок, он кивнул, разрешая передать мне оружие. Тяжелая рукоятка опустилась в мои руки, радуя привычным холодом смертоносного предмета. Я взмахнула им, делая пробный выпад, сетуя, что мне не попался прямой меч, годящийся для излюбленных колотых ран. Степняки предпочитали резать плоть врагов и отрезать конечности, а не оставлять изящные дыры в телах. - Не смей жалеть меня! – предупредила я, и без промедления бросила тело вперед. Клинки звонко запели, встретившись на пол пути. - Все для тебя, пташка, - усмехнувшись, заверил варвар, с легкостью отражая мой лучший удар. Я разочарованно зарычала, отпрыгивая, понимая, что не смогу силой подавить его. С остервенением мой меч, ведомый моей рукой, наносил удары, стараясь найти брешь в обороне варвара, но он с легкостью уворачивался или отводил удар оружием. Шайнар не нападал первым, оставляя за собой одну защиту, что вызывало во мне тихую ярость, еще больше распаляя. Я крутилась волчком, стараясь достать его, метя в живот, голову, шею, подрезая ноги, на полном серьезе стараясь отсечь ему конечности. Тщетно. Мужчина игрался со мною и точно не жалел, как я и просила. Глаза застилала пелена гнева, я не могла поверить, что он вновь побеждал, унижая своей непоколебимостью. Когда наши клинки в очередной раз скрестились, я вывернула руку, не боясь зацепится за его меч, и острым кончиком впилась в его щеку, оставляя маленькую царапинку, наконец раня его. Он тут же схватил меня, обезоруживая, и прижал ближе. Мои ладони волей не волей оказались на его тяжело вздымающей груди, чувствуя пальчиками разгоряченную кожу. Я вскинула голову вверх, ища в его лице злость или недовольство, но он как-то по-особенному мягко улыбался, глядя на меня. - Я победила, - глухо выдохнула я, замечая каплю крови, скатывающуюся по его щеке. - Не сомневался в тебе, - на полном серьезе ответил он, ласкающим движением проведя ладонью по спине, вызывая невольную дрожь. - Может отпустишь? – неожиданно робко предложила я, пожалевшая, что вообще решила сразится с ним. Победила, но так позорно. - Зачем? – спросил он мне, опустив лицо настолько близко, что наши губы почти касались, а я чувствовала на своей коже его теплое дыхание. Я затрепетала, потерявшись в его темных глазах, тая в его крепких, таких интимных объятьях. И уже не хотелось разрывать их, а только придвинуться еще ближе на столько, на сколько это возможно. - Не знаю, - пролепетала я, только бы что-нибудь сказать. Лицо залило краской, когда его руки скользнули ниже, сжимая ягодицы. Шайнар приподнял и без того короткую юбку, почти нежно провел по внутренней стороне бедра, вызывая невольный стон, выражающий все нетерпение, что я испытывала. Но осознание, что мы стоим в центре многочисленного лагеря, привело меня в чувство, затушив нахлынувшую страсть. Я отстранилась, сбрасывая его руку, выскользнула из его объятий, воспользовавшись тем, что он отвлекся на мое тело. - Я не рабыня, чтобы меня, как овцу, брать на глазах у всех! – рассержено заявила я, поправляя сползшее платье. Шайнар, недовольно поморщился, но не стал спорить, повинно улыбнувшись. - Значит, дождешься меня ночью, - заключил он и нагнулся, чтобы подобрать упавшие мечи. – Пташка больше не хочет поиграться с взрослыми игрушками? - Он кивнул на оружие. - Пташка вообще больше ничего не хочет! – зло заявила я, потеряв все желание продолжать дальше пустой разговор. Так уж получалось, что если он не пытался меня соблазнить, то я считала его не важнее пустого места. Его поведение, а в особенности обращение ко мне, выводило из себя. - Будь готова отправиться в путь, мы покидаем насиженное место, - изволил предупредить он меня. – Останавливаться в случае чего, мы не станем. - Я не доставлю беспокойства, - пришлось пообещать мне варвару, почти сбегая от него, боясь, что ситуация может снова повториться. С этим варваром станется взять меня прямо на пыльной земле, не заботясь о том, сколько людей наблюдает интереснейшее зрелище. Но меня волновал вопрос: он правда придет ко мне ночью?