***
АНЕС
Анес была… взволнованна. Короткая встреча с мужем у конюшни не на шутку взбудоражила ее. Она уже отужинала и сидела на кровати, обняв себя руками. После заката. Он обещался прийти после заката. А на улице уже вечерело, и чем темнее становилось, тем больше бабочек порхали в животе у нее. Анес давно уже не понимала точное время и не понимала, как живет без боя часов весь лагерь. Пусть у них и была деревня, но в башне главного храма были часы, каждый час в них бил колокол, поднимая всех деревенский лучше любых петухов. Пока она думала об этом, полы палатки открылись, пропуская Ореста. Анес тут же подскочила и улыбнулся мужу. — Добрый вечер, — тихо поприветствовала она его. Орест улыбнулся в ответ. — Привет. Сказал же, приду, — ответил он и по обыкновению сел на стул около ковра, чтобы снять сапоги и портянки, дабы ступить на чистый ковер уже босыми ногами, и сразу же направился к ведру, чтобы вымыть руки и лицо. Анес оставалось благодарить богов за такую традицию чистоплотности. Ибо ее отец мог в сапогах и спать завалиться, а про ванную вспоминал раз в месяц. Анес наблюдала за своим мужчиной с легкой улыбкой. Зрелище и вправду завораживало. Как вальяжно, словно большой кот, он двигался, как точны были его движения рук и головы. Да, в таких примитивных и бытовых вещах он был идеален. Да, идеальным. И Анес с удивлением осознала, что теперь этот сильный, благородный и… идеальный мужчина полностью и всецело ЕЕ. — Анес? — вернул на землю ее голос мужа. Орест уже взял ее за руку и пытался притянуть к себе, а она стояла как вкопанная, да еще и с глуповатой, но счастливой улыбкой. — А… о, прости. Задумалась, — и с удовольствием обняла Ореста за широкую талию, впитывая жар его тела. — Задумалась, о чем же? — его взгляд был обращен на нее. Такой уставший и в тоже время полный нежности и томного лукавства. Она подняла глаза и улыбнулась, покачав головой. Анес не удержалась и провела по чуть видным морщинкам и куда заметным синякам под глазами, желая их убрать. Он так изматывается. — Да так, глупости. Ты голоден? — Нет, я отужинал с отцом, — сказал он так буднично, его куда более интересовали ее пряди, что так старательно перебирал кудри девушки. — С… королем? Он тут? — пару раз моргнула Анес. — Да, — кивнул волк. — Он прибыл еще день назад. Но пока неофициально, хотел поговорить со мной и парой советников. — О-о-о, понятно. Я видела с Урбаном флаги, он сказал, что это подготовка к приезду короля. — Он хочет официально приехать аккурат ко дню Инагри, — ответил альфа и снова посмотрел в ее глаза, чуть сведя брови. — Об этом я и хотел поговорить. Вчера я был… Не в том состоянии… — он чуть встряхнул головой и продолжил: — Мой отец очень желает с тобой познакомиться. И раз завтра еще и процессия с его приездом, это хороший шанс сыграть на публику. Только тебя надо подготовить. — Есть… есть какой-то этикет? — спросила Анес и ощутила, как в горле пересохло. Она не знала ничего. И боялась разочаровать Ореста. — Ничего с чем бы ты не справилась. Тебе нужно держаться более уверенно и непринужденно. — В то время как на меня все смотрят? Ох, — плечи Анес поникли. Наверно более невыполнимую задачу, он поставить не мог. Орест мягко засмеялся и погладил ее по щеке, заставляя посмотреть на него. — Уверен, ты справишься. Вся стая — это твоя семья, не стоит бояться их осуждения или пренебрежения. Сейчас пары это такая редкость, что каждая девушка — невероятный дар. Анес чуть улыбнулась. Дар… — Такой уж дар… — Да, сейчас чуть ли не чудо, когда среди деревенских находят пару. Я и другие объехали пять деревень. И в самой дальней была ты и другая девушка. — Пакара, — напомнила ему Анес. — Да, Пакара. Остается надеяться, что она успокоит моего разведчика, — усмехнулся он и заправил ее золотистые волосы за ушко. — А пока, давай потренируемся. Не сказать, что Орест требовал невозможное. Поклон, жест оголения горла в честь уважения. Прямой взгляд, легкая, а не широкая улыбка, зубы как знак оскала, а значит потенциального вызова. Руки не скрещивать, держать их по бокам, знак неуверенности, страха. Тело говорит для волков больше нежели голос. Ты можешь говорить уверенным голосом сильные речи, но если поза твоя показывает страх, волки не будут воспринимать тебя. А скорее наоборот. На это и надеялась Анес. Может, ее подведет голос, и речи будут бессвязны и тихие. Но свое тело она контролировать могла. — Хорошо. Осталось только не забыть все это завтра при всей стае. Анес кивнула. — Не забуду. Подобные позы моя спасительная веревочка. Боюсь, что голосом я сказать не смогу. — Тебе и не надо, стоит просто не говорить тихо с отцом. Тихий голос тоже не всегда хорошо. Считается символом страха, — кивнул Орест. — У меня, кстати, есть кое-что для тебя. — Для меня? Разве ты мало мне подарил? — улыбнулась она, бросая взгляд на шкаф, полный прекрасных нарядов. Орест покачал головой. — Это особенное. В честь твоего первого занятия мечу. — и, подойдя к сундуку, достал оттуда длинный бархатистый футляр. У Анес замерло сердце от догадки что это. Крышка открылась — на белом атласе красовался клинок с тонким лезвием и рукоятью, что сама по себе была произведением искусства. Анес в жизни не видела таких мечей, даже у Ореста. — О…что это за красота? — Это особенное оружие. Рапира, тонкое, легкое оружие, позволяет держать противника на расстоянии, пусть и лезвие его не внушает силу, но острое как игла. Но все всегда будут его недооценивать, пока не получат острием в живот. Анес сглотнула и с благоговением смотрела на свой подарок. — Орест, я… Не знаю, смогу ли с подобным оружием совладать, — она чуть стыдливо опустила глаза. — Я едва деревянный меч подняла. А это совершенство из золота и стали казалось недостойным такой неумехи, как Анес. — Он легкий, попробуй, — усмехнулся Орест и, взяв оружие, протянул Анес. — Это не просто подарок, Анес, — говорил, пока она брала в руки рапиру, — это мой дар тебе как моей Луне. Это такая же часть традиции, как позы и день Инагри. Анес с благоговением смотрела на эфес. Как переливался металл и позолота, как на месте защитной обычной душки и крестовика ветви лозы из золота переплетались с тернием из стали. Великолепная работа, тонкая, искусная и, кажется, что такая хрупкая, а на деле даже листочки с золотой лозы с первого защитного дужка не сломаются. Анес взяла рапиру в руку и ощутила легкую тяжесть, не такую, когда брала меч. Нет, вес клинка совсем не был ей в тягость, что уж говорить о длине самого лезвия. Оно был в половину ее роста! Будет ли оно так смертоносно в ее руках, как говорит Орест об этой рапире? Анес взялась за рукоять и подняла рапиру, чтобы опробовать вес на одной руке. Рукоятка внутри была из мягкой кожи и ложилась в ладонь как влитая, душка была так искусно переплетена, что выступала как защита для кистей и пальцев, как щитки у шпаги. Но лезвие было тонким, длинным и не весило почти ничего. Блеск от свечей отражался и мерцал в золотом свечении лезвия. Анес завороженно смотрела на него, не замечая, как Орест подошел сзади и положил свою руку поверх ее руки на рукояти, а другой обнял за талию, прижимая к своей груди. Сильные пальцы обхватили ее ладошку с рукоятью внутри, и теперь казалось, что он управляет всем ее телом. Рука его наклонила меч вперед. — Рапира — удивительное оружие. Оно может убить с одного удара и не требует силы в ударе. Главное точность, — и сделал выпад, показывая ей: — Ты пронзаешь жизненно важные или болевые точки противника, обезвреживаешь его. Лезвие такое длинное, что не даст ему подойти ближе. А ты сможешь с большей вероятностью победить, или ранить и отступать. Но здесь придется забыть все, что говорил тебе Бью. Я сам научу тебя сражаться на рапире. Мало кто знает про это оружие, еще меньше умеют с им обращаться. Он говорил это ей на ухо, негромким хрипловатым голосом, и Анес чувствовала, как ноги ее дрожат, а все тело заливается краской. И Орест знал, какая у нее реакция, и дразнил уже специально. — Поза, — чуть рыкнул он, от чего Анес сглотнула. Его рука надавила на бедро, вынуждая отодвинуть правую ногу чуть назад. — ТЫ должна чуть ли не летать, здесь не нужна четкая опора, но твое тело должно быть готовым к прыжку и уворотам. Прямого удара тебе не пережить, ты не должна даже позволять царапине коснуться твоей нежной кожи. Руки не смогут выдержать удара об клинок, ты не сумеешь отразить атаку. Но уйти от атаки можешь, — и рука прошлась по ее икре. — Как и говорил Бью. Ты легкая, словно бабочка, а будешь следить за оружием, словно ветер уйдешь от любого. Теперь, — прошептал ей горячо в ушко, — тебя тренировать буду только я. — Анес уже и забыла про рапиру, все ее тело дрожало от чувственной ласки и хриплого голоса. А последней каплей ее капитуляции был легкий поцелуй в шею. Но Орест на этом не остановился, он продолжил дорожку поцелуев, покусывая и посасывая оголенную кожу. — Если все наши занятия будут проходить так… Нам стоит проводить их в нашем шатре, — чуть дыша, сказала она, ощущая, как возбуждение охватило тело, а шея и щеки покрылись красным. Только она это сказала, рука Ореста взяла рукоять рапиры и буквально вырвала ее, отшвырнув куда-то. Орест зарычал жене на ухо и заставил повернуть голову так, чтобы он мог ее поцеловать. Она знала этот рык, Орест до предела возбужден и жаждет ее. Он тоже был ей нужен. Анес закрыла глаза, отдаваясь на волю своей пары. Он прижал ее к своему телу, и рука его удерживали голову девушки , а губы не отпускали ее уста. Но Анес не чувствовала дискомфорта, наоборот, она прижала его руку на лице ближе, впитывая тепло и отвечая на поцелуй со всей страстью. Мгновение — и губы Ореста оторвались от ее губ, но руки стали двигаться неистово, лаская все ее тело, нетерпеливо сжимая ткань платья. На ней было несколько слоев, включая нижнее платье. Орест зарычал от нетерпения и не стал ждать, а просто развернул жену, снова впиваясь в ее сладкий ротик. Подхватив ее, он даже не дошел до их ложа, а просто усадил на высокий комод. Анес растерянно моргнула, когда мужчина оторвался от нее, а Орест лишь усмехнулся и, не давая ей опомниться, задрал все юбки, и прошелся ладонью по плоти. Та ахнула в его рот и застонала, ощущая пальцы Ореста сначала на чувствительном бугорке, а потом и внутри себя. Это еще более распалило разгоряченную Анес. Так пусто, так мало. Ей нужен был Орест. Она не понимала, что с ней творилось, стоило Оресту только поцеловать ее в нужном месте, и все. Она была готова для него, забыв о любых правилах и скромности. Она не понимала, но ей нравилось. Анес уже не нужны были ласки его рук, она жаждала его плоти. Ручки ее нетерпеливо сжали рубаху на спине, а ноги обвили узкие бедра, приглашая его и умоляя о большем. Ореста не надо было дважды просить, он оторвал свои руки от Анес, только чтобы припустить штаны и, снова прижав ее, резко вошел в разгоряченно лоно. Анес воскликнула от резкого вторжения, от боли и наслаждения. Секунду они наслаждались единением друг друга. Орест ждал знака от жены, что бы продолжить. Анес открыла свои ясные глаза и нежно улыбнулась мужу, притягивая руками ближе. Орест никогда еще не видел таких ясных глаз, в них он читал чистейшее желание и наслаждение. И сейчас он врезался в нее не быстро, но глубоко. Из груди Анес вырывались хриплые стоны, и она вздрагивала при каждом его ударе. Губы ее приоткрыты, а светлые брови сошлись, и руки сжимали его рубаху на спине, будто она держалась за него, боясь упасть. Орест не спешил, следил за ее телом и лицом, как она выгибалась навстречу, как вздымалась ее грудь, изучал. И когда она стала внутри сжимать его, он стал увеличивать темп, доводя пару до пика. Стоны стали более частыми, и она сама прильнула к нему, обнимая за плечи, пока не вскрикнула и задрожала всем телом. И тогда уже Орест стал искать свое наслаждение, бесщадно пронзая ее и рыча, а в момент своего наслаждения прикусил сливочную шейку жены, рыча и чуть ли не поскуливая, пока изливался в ней и разбухал, запирая их вместе. Они так и замерли, Анес ласкала его волосы и спину, с нежной улыбкой положив голову на его плечо, а Орест пытался прийти в себя и восстановить дыхание. Как он еще не упал — просто чудо. Но он быстро поцеловал укушенное место, обняв покрепче Анес, поднял ее и, будучи запертым в ней, понес к кровати. Она тихо засмеялась от всей ситуации, тем самым вызвав улыбку и у Ореста. — Что? — усмехнулся он, когда они буквально упали на кровать. Она покачала головой и поцеловала его в губы. — Подумала, как смешно мы смотрелись со стороны, ты почти со спущенными штанами, я в этих юбках обхватила…тебя. Он мягко засмеялся и провел большим пальцем по ее губам. — Не знал, что ты так можешь улыбаться. Делай так почаще. И только он это сказал, как улыбка пропала, и Анес сглотнула. — Хорошо, я постараюсь, просто ты говорил, что показывать при улыбке зубы нельзя. — Ну, я же не король, а в нашей палатке нет всех членов стаи. И так как ты человек, улыбаться, показывая зубы, у вас в порядке вещей. Да и старцы говорили, что через улыбку пары можно увидеть лицо Инагри. Она усмехнулась. — Странная фраза, мало что из нее поняла. — Это связано с легендой нашего создания, — улыбнулся Орест, перебирая пряди ее светлых волос. — Если девушка удостоилась быть парой волку, значит ее избрала по своему подобию Инагри. Дабы ее супруг жил с той, кто похожа на нее. — Что? — удивленно моргнула Анес.***
ПАКАРА
— ЧТО? В смысле супруги? Она создала оборотней как свой… гарем? — Пакару настолько поразил рассказ Гаспара, что она отложила штопанье наволочки и выжидающе смотрела на лекаря. — Верно. Инагри — драконица, и судя по легендам, она покорилась преданности волка, что приютила, и желала, чтобы ее супруг был таким же. Сказано сделано. Она забрала душу волка и поместила его в выбранного ею человека, поделившись частичкой своей души. И это стал ее первый супруг — Сурий. Их любовь и страсть была сильнее, чем у любой пары. Но богиня была ненасытна, ей хотелось больше, чем Сурий мог дать. И тогда она создала еще больше подобных своему супругу, так много, как хотела ее щедрая и полная любви душа. Дабы ее сердце могло поделиться со всеми любовь, что она хранила в себе. Пакара повела бровью. — И вы в это верите? Он фыркнул. — Я далек от религии. Меня занимает лишь наука. А по мне, Инагри была могущественной драконицей, наравне с Пятеркой великих с пантеона Импов. Но, по сути, она была эгоистичной до внимания извращенкой. Вот и все. Но легенды есть легенды. Всех первых оборотней она создала как свой личный гарем. Кстати, не знал, что ты такие слова знаешь. Пакара фыркнула. — Я, может, и жила в деревне, но мой отец работал с путниками, которые говорили что где-то около гор, прямо в перевале есть народ из импов, которые живут странно. — Да. Гарныские Импы. Довольно странный и набожный народ. — Угу. Путник говорил, что у одного мужчины там может быть по пять жен. И это называется гарем… как и у жены может быть несколько супругов. Разве это правильно? В чем же их набожность? — В том, что Импы — это богами хранимый народ, и воля импа — это воля бога. И никто не вправе ее оспаривать. Потому и ушли из городов Импов. Не очень нравилось слушать приказы стражников и законы в принципе. Но да ладно. Это еще не все. — Не все? Мне уже страшно! — усмехнулась Пакара. — То ли еще будет, ведь Инагри не создала нас глупыми болванчиками. Следуя легенде «Песнь Луны»… — А до этого была другая легенда? — Да, это цикл легенд. Прошлая была «Сердце лунной драконицы»…Так вот, ее супруги захотели повидать мир, мол, им скучно ждать, дабы она снизошла до них своей любовью. И умоляли пустить их увидеть мир, пока они не понадобятся. Инагри согласилась. Но при условии, что они будут гулять лишь днем, а потом вновь возвращаться на небо . — На небо? — По легенде, первых оборотней было столько же, сколько звезд на небе вокруг белой Луны. И пред рассветом начинался звездопад, это волки сошли на землю. До сих пор, если ты видишь, как падает на небе звезда, значит один из волков Инагри решил увидеть мир. — Но звезд так же много, а волки тут. — Так и Инагри ничего не мешает создать новых супругов, но уже не пускать их на землю. — Почему? — Однажды один из волков влюбился в крестьянку. Она жила изгнанницей на окраине леса, он остался с ней и приходил каждый день. Не раскрывая, кто он и откуда. Его примеру последовали и остальные. Они нашли себе возлюбленных. Так было много-много циклов. Так много, что они смогли построить целые поселения и обзавестись детьми. Но каждую ночь они также возвращались на небо. — И их богиня ничего не замечала? Получается, они изменили ей. — В легенде говорится, что им стало мало ее ласки и любви, и они направили всю любовь, что при создании дала им драконица, на простых девушек, что стали дороги их сердцу, но каждая была схожа с их единственной и неповторимой парой — Инагри. Пакара как-то фыркнула, но слушала дальше. — Но если перефразировать, они заменили ее. Волки все чаще перестали приходить ночью на небосвод, оставались со своими женами. Так Инагри заподозрила неладное и узнала о поселениях и об обмане супругов. В одну ночь она не пустила их обратно и подвергла наказаниям. Наутро волки не вернулись к земным женам. И их не было нескольких циклов. Одна из жен решилась узнать, что случилось, и отважилась пойти к жрицам. — Жрицы… но разве они помогают? Они скорее живут в свое удовольствие и в слепом поклонении своей полоумной драконице. Улыбка заиграла на лице у Гаспара. — А ты не умеешь читать? — Нет, зато я очень хорошо умею слушать, — усмехнулась Пакара. — Продолжай. — Жрицы помогают на усмотрение своей богини, и та решила, что жены достойны знать, что случилось с их мужьями. Так она узнала про Инагри и то, что муж ее был с душой волка. Они простые женщины и уже опустили руки, отчаявшись вернуть своих мужей. Но не та, что была у жрицы, сама Нин, та полоумная драконица, как ты ее назвала, рассказала, что сделать, чтобы вернуть волков на землю. — И что же? — Проклясть Инагри, — усмехнулся тот. — Проклясть? — вздернула она бровь. — Да. — Богиню? — Да, — в подтверждение кивнул Гаспар. — Глупее идеи я в жизни не слышала, — покачала головой Пакара. — И как? Сработало? — Ну, раз я сижу здесь, а ты являешься парой волка, то ответ тебе известен. Пакара сглотнула. — Как? — Видишь ли, определенные песни и знаки способны влиять на многое. Это древняя магия, что была создана в то же время, как Всеотец создал драконов и нашу землю. Конечно, о таком роде магии даже в Бюргерсете мало говорят. Никто не может повторить ритуал, хотя все известны и записаны. Я думаю, что жена того волка смогла так как ритуал был проведен в диком круговороте эмоций. В легенде говорится, что она пела с вызовом в небо, со злостью и отчаянным желанием мести за то, что Инагри забрала ее возлюбленного и отца ее детей. Так что слова, спетые ею, стали правдой. — Но что она спела? — Что убьет Инагри, если та смеет снова к ней прийти, что разорвет зубами на тысячи частей. Что Инагри расплатится кровью и ранами за каждый цикл луны, когда ее мужа нет рядом. Что весь ее дом будет в крови ее, покуда мужья не вернутся домой. Так пела Первая Луна. Пакара не дышала, слушая его. — Инагри услышала проклятие. Через два лунных цикла мужья их вернулись. Точнее, Инагри воплотилась и сама их привела. Отпустила их с одним условием. Не они выбирают себе жен, а она. Якобы сама избирает дев достойных любви своих бывших супругов, так как они похожи на нее саму. — Получается… пара у волков — это проклятье? — Можно сказать и так. Волк может прожить очень долго в одиночестве, ожидая, рождение пары или встречи с ней . Но всегда это того стоит. Всех мук ожидания. Инагри не прокляла волков, скорее оберегла, чтобы их любовь не отдалась недостойной. Это дар и проклятие. Счастье и мука. Потому Инагри не восхваляют, но уважают как нашу создательницу. Она Мать Луна, но матушка, которую любишь всем сердцем. Но в нас и в твоей груди — часть ее души, ее сущности. В это я верю, и возможно она и определяет, кто есть наша пара. — Ты говорил про кровь… — Да, именно твоя кровь это наследие Инагри. И потому она не ошибается, — тихо произнес он. — Никогда…