***
Орест и Анес сладко спали, прижавшись друг к другу, и, как сказал Гаспар, они не проснутся еще к обеду. А так он наказал за ними следить, до его прихода Пакара позволила себе начать завтрак без него. Опустошив буфет, Пакара обнаружила вместо гадкой каши, что обычно приносил ей лекарь, настоящую вкуснотищу. Молодой сыр и полбуханки хлеба. Осталось только сварить ее фирменный отвар из ягод Вороники и травы Момовицы. Благодаря ягоде отвар становится сладким, а аромат и терпкость придают ему листья Момовицы. На столе уже все стояло, она же позаботилась и приготовила на Гаспара. Который как раз пожаловал, зайдя с корзиной склянок в рабочую часть палатки. — О! Как раз к завтраку. Альфа и Анес не просыпались, как ты и говорил, — улыбнулась она, отламывая сыр и кладя его со стоном в рот. Гаспар не удосужил ее ответом, зато с грохотом положил на стол, где она сидела, огромный талмуд. — А это что? — спросила она с почти набитым ртом. — Как что? Справочник по всем лечебным травам и их применению. Рецепты снадобий дам потом. И не разговаривай с полным ртом еды. Мне что же, и манерам учить тебя? Пакара быстро проглотила и, прищурившись, стала листать толстую книгу. Размером она была точно с ее голову. — Если бы я еще понимала, что тут написано… Мы же уже поняли, что я почти все травки знаю. — Да, это облегчит задачу, но грош-цена твоим знаниям без, — и постучал по книге, — этого! В справочнике название растений, как они общепринято именуются, а не как у вас в деревне прозвали. Ты не сможешь создать ни один эликсир по рецепту, что есть в моих книгах. Да и мы друг друга не поймем. Пакара скривилась. В этой книге было много букв, но радовали рисунки растений, она хотя бы может ориентироваться по ним. — О! Бычий корень! — улыбнулась Пакара. — Из него не только сироп от кашля хороший, но и сладкий напиток можно сделать! — Виверна полевая всецикличная, — обреченно вздохнул Гаспар. — Корень ее от кашля, стебель от растяжений, как компресс. Цветки растираются с Зизикой красной и Тюком тенистым, и так получается лекарство от запора. — Ого! — моргнула она. — Мы только корни собирали. — Вот об этом я и говорю, Пакара. Похвально, что ты знаешь все это, но существуют сотни рецептов, где каждая трава и элемент дополняют друг друга. И у одного цветочка до пяти полезных свойств, а не одно. И все это здесь, — и погладил страницу. — Поняла меня? Я всему научу тебя, потому как лишние руки и голова будут мне лишь в радость. Пакара наклонила голову. — Почему? — Как это почему? Это сейчас палатка для больных пустая! А вот когда начнутся вылазки, стычки с Отступниками или еще какие сражения, здесь будет все забито. А я один. Молодняка в нашей стае около трехсот, они обычно и попадают ко мне. Теперь понимаешь, зачем мне столько? Пакара кивнула. С одной стороны, ей всегда нравилось помогать маме, изучать травы, узнавать что-то новое. Нежели убираться и вести хозяйство, это быстро вводило ее в скуку, и, откровенно говоря, она страшилась дня, когда станет женой, чтобы вся эта рутина досталась ей. Она верила, что ее муж будет таким же обеспеченным, чтобы это делали рабочие. Но, увы, это были лишь мечты. Гаспар предлагал ей нечто новое, роль, какую исполняла ее мать, но намного лучше. Пакара вздохнула. — Я не знаю, Гаспар. Я все еще хочу вернуться домой и… — И что? — усмехнулся волк. — Если вернешься, все это, — он обвел руками свою импровизированную лабораторию, — останется лишь мечтой. Я могу дать тебе знания, которые ты нигде не сможешь получить, добытые для тебя прямиком из Бюргерсета. Да и жалко, что такой талант будет прозябать в забытой драконами деревне, а весь твой потенциал уйдет в никуда. Пакра нахмурилась. — Не забывай, что моя мать лекарь и меня всему научила! У нее тоже есть свои рецепты. — И кого она лечит? Селян, что искры от огня за божественное знамение принимают? — повел он бровью. — Сама решай, Пакара. Такой шанс выпадет лишь раз, не упусти его, — на этом он вышел из палатки, оставив Пакару наедине со своими мыслями.***
Анес проснулась от самого удивительного ощущения. Ее обнимали так нежно и аккуратно. Было так уютно, что и просыпаться не хотелось. «Орест», — подумала с улыбкой она и открыла глаза, чтобы наблюдать серую ткань его рубахи. Она хмыкнула и погладила его, а подняв голову, встретилась с томным и сонным взглядом мужа. — Доброе утро, — сказала Анес. — Я так рада, что ты проснулся. — Доброе. Чего же мне не проснуться? Меня пара стрел не возьмет. Анес тут же нахмурилась, и сердце пустилось вскачь от воспоминаний. — Я так испугалась, — прошептала она. — Ты упал, я не знала, что делать, как донесу тебя… Думала, ты… Что не успею, а потом тот человек, и я… Анес ощутила ком в горле и как слезы, что крупными каплями покатились по щекам. — Ш-ш-ш, — нежно произнес Орест и погладил ее по щеке, стирая слезы. — Все хорошо. Ты умница. О такой Луне, как ты, я мог только мечтать. Анес сглотнула, смотря в его глаза, и увидела в них только гордость, восхищение и чуточку желания. — Правда? Я же… отняла жизнь у человека. Хотя я не знаю, он просто упал, а я схватила до этого нож и… — Анес, ты все сделала верно. Ты защитила себя, но, что важнее — ты защитила меня. И я прошу тебя простить меня, что был невнимателен и подверг опасности. — За что тебе извиняться? — не понимала Анес. — Я учу тебя мечу для защиты, но только тогда, когда стаи и меня нет рядом. А не наоборот. Я был невнимателен и подверг тебя опасности, не защитил. Простишь ли ты меня? — Да! Конечно, прощу. Потому что тут прощать нечего. Ты не виноват, что тот человек напал на нас! — Виноват, Анес. Когда я взял тебя как пару, увозя из дома, я также взял на себя обязанность оберегать и защищать тебя. И вчера я не справился с этим, тебе пришлось защищать меня. Анес уже хотела возразить, но Орест остановил ее, приложив палец к губам. — И когда я услышал это, я был невероятно горд за тебя. Что, несмотря на то, что тренировки только начались, а росла ты в далеком от этого мира месте, в тебе есть мужество, смелость и столько преданности. Я безмерно благодарен Всеотцу и Инагри, что они послали мне тебя. И могу лишь надеяться, что и наши дети унаследуют твое бесстрашие и храбрость. Анес плакала уже от смущения и радости. Никто никогда не говорил ей такого, никто не верил в нее так, как этот мужчина. Никто не гордился ею. — Я несмелая, — сквозь слезы нервно засмеялась Анес, шмыгая носом. — У меня дрожали руки и голос. Я едва стояла на ногах от страха. — Но ты не ушла, ты осталась. И защитила меня. Так ведь? Расскажи, что произошло, когда я уснул? Анес сглотнула и стала все пересказывать мужу. — Вот как, — задумчиво протянул Орест. — Я случайно все это… Мрак и то смелее меня. Я как дерево встала, когда он меня схватил. — Нет, ты меня закрыла собой, ты додумалась схватить нож для защиты. И верно. Ибо меч ты бы не подняла. — Да, но… — Анес, прошу, не надо говорить о моей Луне хуже, чем она есть. Я вижу ее идеальной для меня женщиной. Орест видел, как расцветала его пара от каждой похвалы, как цветок, когда на него попали лучи солнца. Как и любая девушка, она любила, когда ее хвалят. Вот только женщины, которых он соблазнял речами, любили слушать о своей внешности, но не Анес. И тут она была особенной. Она не верила комплиментам о внешности, а вот когда он восторгался ею самой, ее характером, поведением, то Анес улыбалась и расцветала. И была в эти минуты так прекрасна, что ему хотелось сделать с ней самые неприличные и дикие вещи. Да и он понял, как покорить ее сердце и получить доверие. — Спасибо… — Не благодари меня за правду, Анес, — с улыбкой сказал он и припал к губам жены, сцеловывая соленый вкус ее слез и сладость с полных губ. У Анес снова глаза оказались на мокром месте, Орест лишь с усмешкой стер пальцами слезинки. И волшебство момента распалось, когда в палатку зашел Гаспар. — О, рад, что вы проснулись, — улыбнулся лекарь. Анес стыдливо вытерла слезы. — Ты, как всегда, вовремя, Гаспар, — фыркнул альфа, не выпуская жену из рук. — Я старался, — улыбнулся он и протянул Анес миску с бульоном. — Вот, моя Луна, вы почти целый день и ночь не ели. В вашем положении это вредно. Анес взяла миску и благодарно улыбнулась. И вправду, она только сейчас ощутила, как сводит у нее живот. — В каком положении? — повел бровью Орест. — Мой альфа, я думаю, что Луна понесла, — улыбнулся он, от чего Анес подавилась и стала болезненно кашлять до красноты лица. — Ч-что? — Так ли это? — усмехнулся Орест. — Я бы учуял, — и рука мужа прошлась по ее оголенному горлу, пока Анес во все глаза смотрела на Гаспара, ожидая, что он скажет. — Боюсь, ваше обоняние притупилось из-за яда. — Также я не учуял, что она в жаре, — повел он бровью, но не верить лекарю, особенно в этом вопросе, он не стал. Просто уточнял для ясности. — Что же, Альфа, девушка способна понести и не в жару, все зависит от плодовитости семени, — усмехнулся он. — Так или иначе, могу вас поздравить, Луна. Вы зачали дитя. И срок очень мал, но все же, следуя запаху, который активно меняется, и моим наблюдениям, все именно так, — сказал Лекарь и снова вышел из палатки, не смущая молодых и дав насладиться новостью наедине друг с другом. И улыбнулся, когда услышал девичий и мужской смех и шуршание ткани на постели.***
Голос Анес дрожал, когда она пыталась взять ноту выше. — Анес, открой рот пошире, не бойся, туда муха не залетит, — смешливо напомнила Лаура, сидя на кровати в шатре Анес и с аппетитом поедая красные ягодки, что здесь кличут Родоникой. Прошло с приезда короля уже как два дня. Новость о беременности несказанно обрадовала как Анес, так и Ореста. Ее муж ходил гордый, что его Луна понесла едва ли не в первый день. Конечно, это большое событие, учитывая, что рождаемость у волков — это краеугольный камень всего. Эта причина, по которой они берут дев из деревень, но пока она вторая, кто смог зачать. Но если с Лаурой все понятно, то, почему Нинлиль, Сондра и Фекла были без детей, хотя уже достаточно были женами, было для Анес загадкой. Может, она чего-то не знает? — Анес? — позвала ее Лаура снова. — О, прости задумалась, — мило улыбнулась та. Лаура учила ее песни Первой Луны. Она не была сложной по словам, но вот голос ее подводил. Определенное место она не могла вытянуть, и легкие горели от недостатка воздуха, и голос срывался и дрожал. Лаура, благо, обучалась музыке, но… не пела. «Почему?» — спросила ее как-то Анес. «Понимаешь, дорогая, мой батюшка очень не любит женское пение. Я не знаю почему. А так как все мои учителя приходили к нам в дом, то мы только играли на инструментах. Но мой учитель был мужчиной и потому мог петь. Он решил, что я должна иметь полное понятие о музыке, а человеческий голос — это самый красивый и идеальный музыкальный инструмент. Так что я, как книжка, расскажу как надо, а вот показать не смогу», — с улыбкой рассказала Лаура. Но как «книжка» Лаура была хороша, она научила Анес приемам для правильного дыхания и давала очень дельные советы. — Уже лучше! — кивнула Лаура. — Ты почти дотянула. Так… У меня ягоды кончились, пошли возьмем еще, заодно передохнешь. Анес кивнула и проследовала за ней. — Ты так и не дала мне эти ягоды, — усмехнулась Луна. — Но! Тебе нельзя, они не сильно полезны ребеночку, — покачала головой она. — Да? Чем же? — удивилась Анес, смотря на мелкие красные ягодки. Беременность Анес вызвала у Лауры дикий восторг, что она обняла Луну и закружилась по шатру. Что было у подруги не отнять, так это искренность и какую-то детскую непосредственность. Что еще больше убеждало Анес, что Сондра больше наговаривает на нее. — Гаспар запретил мне их есть, когда я носила сына. Сказал, что от этого может умереть малыш. — Ох! — и отпрянула от миски как от огня. — Если они так опасны, почему ты их ешь? — Я их с детства ем, я не знала о такой опасности, пока Гаспар не сказал. А сейчас я не обременена детём и могу их есть. Анес хмыкнула и, смотря себе под ноги, вдруг спросила: — А ты тоже дружила с Сондрой, как и со мной? Лаура посмотрела на нее, пока набирала ягоды из бочки около своей палатки. — Да, она была новенькой, напуганной. Ну, казалось такой. Не знала я тогда, что пригрела змею. — Это из-за ее происхождения? — Да во имя Богов и Смотрящего! — воскликнула она. — Сондра спала с Бьюи до нашей встречи! И она еще смела давать свои похабные советы, как якобы МОЕМУ мужу нравится! — уже срывалась Лаура, а в глазах ее горели презрение и ярость. — Что? — в ужасе прошептала Анес. — Да, она ведь служила в красной палатке, и, конечно, Бьюи туда захаживал. Но пусть это останется в прошлом. Но когда она мне это сказала и еще стала клеветать, что мой муж предпочитает извращения всякие богомерзкие и еще любит мужеложством заниматься, я терпеть это не стала! Выгнала ее вон! Как ее еще Ройбуш терпит, — фыркнула Лаура. — Так это неправда, то, что она говорила? Ты спрашивала у мужа? — Ты что! Так оскорбить своего супруга! Даже подумать об этом грешно и унизительно для его достоинства! Мой муж достойный волк, мужчина, прекрасный отец и гордый воин! Он не какой-то развратник и изврат! Он здоров как бык и душой, и телом! А всем известно, что мужеложство — это болезнь духа из-за похоти и жадности. Как смею я думать о своем муже так?! Ложь и клевета. Анес стояла едва дыша от такой тирады и не знала, что и сказать, уже жалея, что подняла эту тему. Видимо, найти концы в истории Лауры и Сондры просто невозможно. Чем дальше она разбирается, тем запутанней становится. Лаура вздохнула полной грудью, прикрыв глаза, и снова на ее лице вместо ярости безмятежная улыбка. — Мы продолжим? День Инагри уже послезавтра. А ты еще не смогла середины песни вытянуть. — Угу, а кто до меня пел песню? — Пф! Сондра! У нее ужасно выходило, ни техники, ни голоса, даже в такт не попадала! Но хорохорилась больше всех! Выскочка несчастная, с ее-то происхождением ничего другого не остается. — Ну, конечно, — вздохнула Анес, что еще могла сказать Лаура о Сондре — исключительно плохое. Она уже устала от их вражды и ругала себя, что сама полезла в меж этих двух огней.***
Орест сидел в главном шатре, в так называемом штабе. Отдельная секция в огромном строении из деревянного каркаса, обтянутого парусиной, обеспечивала защиту от ветра и дождя, а тканые циновки из рогожи позволяли не впускать холод от земли и обеспечивать уют и чистоту. Хотя под циновками на земле лежала такая же парусина, только худшего качества. Это делало шатры и палатками достойным домом даже в зимнюю стужу. Но для сохранения тепла волки натягивали теплые шкуры крупных животных внутри палатки, а вместо легкого тента на входе вешалась шкура медведя. Но эти шкуры добывали жителями шатров самолично в течение всего цикла. Поэтому если хочешь, чтобы зимой было тепло, хорошо охоться все теплые сезоны. Орест-то собрал, знал, что когда-нибудь у него будет пара, а в шатре женщине нужно тепло. Люди ведь так легко замерзают. И младенцы, даже будучи наполовину волками, они также могут простудиться и замерзнуть. Все это заставило волков приспособиться, как к жизни в палаточном лагере на годы вперед, так и приспособить жилища для комфорта женщинам. Орест сразу поставил любому волку, кто возжелает пару, условие. Самое первое — это собрать достаточно шкур, чтобы обеспечить пару теплом в холодную пору, тем самым стать превосходным добытчиком. Второе — это, конечно, продвижение по службе. Только тот, кто доказал свое мастерство и преданность, может претендовать на пару и отдельный шатер. Как проверить? Конечно, это успешные задания, доблесть в сражении и усердие в выполнении поручений вышестоящих. Так как стая была полна молодняка, а многие, кто постарше, уже махнули рукой на мысли о паре — семейных пар было ужас как мало. И это беспокоило Ореста. Он хотел возродить свой народ именно благодаря «спасительницам», вернуть стаей былую роль защитного оплота для щенков и женщин. Дать волкам причину бороться и сохранять верность. В конце концов пополнить ряды. А сейчас что? Такие огрехи, как случились у его беты, не удивляли Ореста. Многие не понимали, за что они борются, зачем вся эта муштровка. И даже стали возникать настроения, продвигающие совершенно другие идеи. Например те, что озвучивал Ройбуш. Он выступал против мягкости по отношению к людям и установленных Орестом условий для разрешения на пару. Как-то Альфа был на таком сборище «последователей» политики Ройбуша. Здесь, уж чего греха таить, Рой был умелым оратором и манипулятором. Убеждал, что нужно брать всех дев в деревне, а не только тех, кого выставят на смотрины. Забирать каждую, пусть то жена она, малолетняя дочь, против воли, не зная возражений. Да, на неволе и страданиях одних выстроить процветание других. Но потому и пала их прежняя родина. Они не Импы, чтобы заявлять о собственном превосходстве над другими, их не так много, чтобы вести войну с людьми. А при таком варварском подходе она будет. Орест думал убить Ройбуша. Ему не нужны были все эти выступления и инакомыслия. Но не мог, вокруг него собралось слишком много почитателей, у него была пара, а значит, Ройбуш все же, какой-никакой, пример подает. Главное — нельзя терять воинов. В лице Ройбуша он потерял бы умелого мечника и стратега. Пришлось прилюдно унизить его на поединке. А вместо смерти понизить с Воеводы, высшего полкового звания, до Вшетника* и отправить на воспитание молодняка, под зорким присмотром доверенных ему волков и преданных Оресту молодняку. Он не боялся, что Ройбуш убедит их в своей идее. Эти мальчишки были спасены лично Орестом от ужасов стай Отступников и боготворили своего Альфу, так что за них он был уверен. После взбучки Бьюи и Урбан стали метаться как куры без головы, стараясь закрыть все свои огрехи. И у них выходило. Бьюи усилил патрули, велел сдавать отчеты после каждого обхода. Урбан старался связаться и найти брата. Он уже больше обеспокоен, что Бран не выходит на связь. А Орест… А Альфа был счастлив. Даже не так, гонял провинившихся и решил пока подождать с их наказанием, списав все на дежурства или лишнюю тренировку с молодняком. Все же не каждый день узнаешь, что станешь отцом. Это и пугало, и радовало Альфу одновременно. Пугало в первую очередь из-за Анес. Его прежние страхи возгорелись вновь. А вынесет ли, а будет ли все хорошо? Она такая маленькая и хрупкая. Да, Гаспар в свою очередь сделает все, что можно и нельзя, чтобы бремя его Луны прошло легко. Но люди так часто умирали в родильной горячке, что быть спокойным Орест просто не мог. Еще и этот лучник, тело нашли, даже его импровизированный лагерь. Стало ясно, что он от тех же уродцев, за которыми следит Бран. Еще одна угроза, которую он должен устранить. Опять же дипломатическим путем. — Орест? — послышался голос отца, и волк поднял глаза. Фалберт был уже в его кабинете и с вздернутой бровью смотрел на сына. — Теряешь навыки, сначала стрела, теперь меня не услышал. Альфа хмыкнул. — Я не для того выстраивал безопасность в стае, чтобы прислушиваться к каждому шороху, отец. — Ох, молодые, разленились, кажется, я учил тебя всегда быть начеку, — и сел на стул напротив. — Учил. И потому я до сих жив. Но ты ведь не о моем ранении пришел поговорить. — О да! — довольно улыбнулся король. — Мне только что доставили письмо от Императора Импов. У меня прекрасные новости! — таким восторженным и вдохновленным Орест отца давно не видел. — Так. это уже интересно. Ну и что пишет Император? — Он согласился спонсировать нашу кампанию против ведьм и даст невероятно ценный артефакт, который уже разрабатывается в Бюргерсете. Орест нахмурился. С чего это Импы решили им помочь? Они, конечно, были в коалиции, но с жадностью Импов может сравниться только их высокомерие. — С чего такая щедрость? — Ах, Орест, — засмеялся Фалберт. — Не веришь, что дипломатические навыки твоего старика обеспечили нам успешный поход. — Нет ни разу, — прищурился Орест. — Разве что сам Корн* спустился с небес и сказал ему так делать, и то под страхом проклятия, — Оресту не нравилась эта история. Он нутром чуял подвох, причем скрывает его отец. — Корна я не видел, а вот артефакт и деньги это другое, все записано в бумагах. Мы подписали соглашение на крови. — Отлично! — со злостью и нетерпением прорычал он. — А теперь скажи-ка мне, на что ты променял свою жизнь, отец? Договоры на крови — все равно, что продать свою душу. А точнее заложить, как люди закладывают дома банкам. Если отец нарушит договор или что-то пойдет не так, по мнению того, у кого в руках договор, Фалберт умрет. Лазейка только в том, что об этом нарушении должны узнать сами Импы. Договор заберет жизнь отца в случае его «расторжения», то есть уничтожения. Каким способом уничтожат договор, так и умрет «заемщик». Орест видел, как люди просто вспыхивали огнем, и ничто не могло это пламя потушить, бумага горела, и горел заживо человек. — Не надо, Орест. Я сделал это, чтобы вернуть нам надежду. Вернуть наши земли. Орест прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Эту басню он слышал не раз. И не видел смысла опять спорить и переубеждать упрямца. Зачем им старые земли. Здесь у них есть все, чтобы начать заново. В том числе очень важный фактор — женщины людей. Они всегда успеют вернуться: либо мирно, либо войной. — Хорошо. Но что они потребовали взамен? Фалберт вздохнул и отвел глаза. Плохой знак, значит, там что-то нечисто. Его отец был прямым как дерево, он говорил с тобой, смотря в глаза, но если утаивал что-то, то взгляд его не мог встретиться с твоим. — Говори, — прищурился Орест. — Ничего такого, им нужно… проверить артефакт. — Проверить? — не понял Орест. — На нас? — Нет, против ведьм. А если быть точными, на нас для победы над ведьмами. Орест, не отрываясь, смотрел выжидающе на отца. — Пока это все, что тебе стоит знать, и то, что с его помощью мы победим! — Победим? Мы пятьдесят циклов пытались, отец. Сами, мать их, деревья стали их армией. Нас сколько? Тысяча? Может, две? — прищурился Орест. — Так и это не сразу, договор был заключен на расчет в десять циклов, это время на подготовку, и они также подготовят свой артефакт. Орест застонал и потер переносицу. Отец был невыносим. — Что это за артефакт? Ты видел хотя бы его? Или ты заложил свою жизнь ради безделушки, которую еще не создали? — Не смей так пренебрежительно разговаривать со мной, Орест! — прищурился Фалберт и уже более опасным голосом предупредил сына. Орест громко фыркнул. Да, он весь диалог вел с ним в таком тоне, но детская эйфория отца не давала это замечать. — А как? Как бы ты много говорил, если бы я заложил душу за якобы артефакт, которого нет или который может не сработать. Ты хоть знаешь, что он делает? — Знаю. Он воскрешает умерших воинов на время и делает их бессмертными. Орест замер, смотря на отца. Ни один мускул лица его не дрогнул. — Что? — Ты слышал, — отозвался Фалбет надменно. Орест очень медленно кивнул головой, будто соглашаясь, но вот во взгляде было иное. — Ты что, издеваешься надо мной?! Ты хочешь из моих волков сделать… нежить?! Ты совсем умом тронулся, старик?! — Не смей так разговаривать, мальчишка! — зарычал король и сделал выпад в сторону Ореста. Сын не остался в стороне и также вскочил, опрокинув стул. — Я буду говорить, потому что ты не только мой отец, но и король, в руках которого наша погибель и спасение! Ты хоть понимаешь… Дракон тебя побери! — зарычал Орест, зарываясь руками в волосы. Страх за отца, паника за грядущее, злость, что Фалберт так поступил. Его волков… Может, их сразу поубивать?! Зачем тренировать-то! Раз отец уже приготовил им роль бегущего на убой материла для проверки артефакта. — Я понимаю только то, что молодняка мало, многие из стариков и старших, кто помнил прошлые времена, уходят в отступники. Наше общество распадается, Орест. Может, через еще пятьдесят циклов, если мы не отвоюем наш Дом, у нас и общества не будет. Разбредемся на мелкие стаи, а другие станут мучить невинных. И это будет конец всему. Ты этого хочешь? Нет. Это наш шанс, это наше будущее, и я как от сына ожидал от тебя поддержки. — Поддержки?! Я растил этих мальчиков до мужчин! Я спасал их! Не для того, чтобы они умерли в еще одной бесполезной войне за клочок земли у гор! — в отчаянии и злости прокричал Орест. — Наше будущее в возрождении волков, стаи, в дракон их побери "спасительницах"! Чтобы каждый был достоин пары! И он привезет ее сюда, как и многие. Нам нужна не земля, а волки, дети, смысл вообще бороться хоть за что-то если их не будет?! Эти воины борются за светлое будущее, своё, где пара и детишки бегают у костров. Где они герои, что защищают людей от Импов и от разбойников! — Орест покачал головой. — Мне не нужна еще одна кровопролитная война, которая унесет больше жизней. Мы выиграем бой с твоей игрушкой от Импов. А потом что? У нас нет того уровня магии, как у ведьм. Нам незачем воевать, нам нужно восстановить то важное, что было утеряно. Общество, устои, смысл жизни и борьбы. И он не в каменистой земле. Он в нас, — и указал на себя, все больше распаляясь, потому как это не первый их с отцом разговор. Но сегодня воздушные замки отца и его одержимость вывели его до предела. Не столь это, как тот факт, что он заложил свою жизнь. Фалберт с надменным лицом слушал сына, не перебивая. И Орест не думал замолкать. — Вот наше королевство, в моей паре, в том подмастерье что взял обесчещенную девушку в пары . Мы здесь, нам тут хорошо. Значит, земля наша. Ведь ее можно забрать, отдать, а волк умрет. И что тогда? Нет не парам, ни детям и нет стае. Тебе мало этого, ты одержим идеей вернуть былое царство и восседать в Длинном доме, верно? Не ради нашего народа, а ради себя. Или я слепой и не вижу? Но я могу в этом тебя понять. Но во имя Матери Луны… — и облизнул губы. — Ценой чего и каким способом? Грязной магией? Богохульством? Это… это перечит всему, чему ты меня учил, и на чем держатся твои же устои, — и ткнул в него. Фалберт стоял в спокойной позе и, подойдя к сыну, вздохнул и вдруг ударил его под дых, от чего Орест стал оседать и с ненавистью глянул на отца. Доверился, не стоило. Но нападения от отца он точно не ждал. — Это понимать как вызов? — Это понимать как отеческую трепку за неповиновение. Пока я жив, я твой Альфа, твой король и ты будешь делать, что я скажу. Иначе я признаю твою стаю Отступнической и натравлю две другие на уничтожение. — Вот так ты со мной поступишь? — криво усмехнулся Орест, поднимаясь. Он знал, что умом отец не был здоров, не после того, как пережил смерть пары. Свита Фалберта говорила, что в нем будто что-то умерло и родилось заново что-то темное. Он жаждал войны и стал одержим былым величием. Даже когда ведьмы предложили мирный договор он не отступил от своей. — Неповиновение Альфе — это отступничество, что карается смертью, либо же наказанием. Не так ли? — усмехнулся Фалберт, смотря на сына. — И не строй из себя борца за справедливость, твои руки так же по локоть в крови. Но я признаю, что могу пойти на все, а ты нет. Но мы с тобой одного разлива, дорогой сын. Ты поймешь меня, когда займешь мой пост. Если займешь, — и развернулся на каблуках к выходу. — Десять циклов, готовь воинов. Альфа стаи Черного Волка, — бросил он через плечо, прежде чем выйти. — Да. мой король, — издевательски гаркнул Орест. — Надеюсь, ты понимаешь, какую ошибку совершаешь. — Ошибку? — фыркнул Фалбенрт. — Так не побеждают, Фалберт. Так теряют самого себя. А цена того не стоит. Но ты прав. Ты король. Ты мой Альфа, и я буду тебе подчиняться. Но не смей называть меня больше сыном. Фалберт долго смотрел на кровь от крови своей и, сглотнув, быстро вышел из кабинета. Орест смотрел ему вслед и, рявкнув, так стукнул по деревянному столу, что тот разломился надвое.