Сердце волка

***

      У Анес был трудный день. Она очень устала от занятий Лауры и от того, что у нее многое не получалось. Но Анес была на верном пути. День Ингари уже завтра, и Анес боялась упасть лицом в грязь и опозорить мужа и себя.       Вечер был тихим, наполненным ароматом костров и осенней прохлады, скорой стужи. Непередаваемая гамма запахов. Их гнал по лагерю ветер и задувал в палатку, беспокоя огонь в жаровне. Анес, как всегда, ждала мужа, не ложилась, хоть и была уже в ночной тунике.       Она с улыбкой шила маленькие штанишки, чему-то посмеивалась. Невероятно. Ребенок. Ее малыш. Нет, их. И это делает его более желанным. Анес только сейчас поняла важность того, кто именно отец. Чье наследие будет в ребенке. Сильная кровь, как говорил Орест. Раньше она об этом не задумывалась. Тебе выбирали мужа, и девушка, как правило, не смотрела на лицо или характер. Она была лишь придатком дома и рода. А здоровье ребенка также на ней.       Это верно, это же жена носит дитя в чреве, и ей понимать, что полезно будет, а что вредно. И Анес до конца не верилось, что станет мамой. А будет ли она хорошей матерью? Анес потрясла головой. Нет, об этом рано думать. Главное, что он будет здоровым и главную роль, как жены, она исполнит. Исполнит… В голову полезли слова Сондры об их «миссии» для мужей, и что они на более не нужны.       Она не думала об этом, жизнь была простой и тяжелой. Не было времени задумываться. Анес знала свое место в мире, знала свои права, обязанности. Не хватала с неба звезд и мечтала о том, чтобы следующий день был не таким плохим, как этот. Чтобы мор не пришел и засуха не убила урожай, чтобы лис не своровал кур, а зараза не поразила яблоню. Да и отец был в хорошем настроении и не срывался на ней.       И вот сейчас Анес смотрела на огонь в жаровне, на его нервный и неровный танец и думала… Как странно, что ранее у нее просто не могла быть в такой уютной, спокойной и… безопасной обстановке. Анес было не страшно сидеть без дела. Обычно отец сразу же ее гонял и возмущался, что она бездельница. А сейчас… Так тихо и безмятежно, не было чувства страха и вины за безделье, но нерадивые мысли сами лезли в голову. Будет ли малыш здоров, как с ним обращаться, когда родится. Она видела, конечно, младенцев. Женщины брали грудничков на поле, когда по сезону Жатвы собирали шенницу* (пшеницу). Младенцы были крохотные, вечно плачущие, и требовали так много внимания. Она не видела в них ничего милого и не понимала умиления женщин. Этот комочек был просто еще одной домашней обязанностью. Но Анес понимала, что в нескором будущем станет такой же, и воспринимала подобное как необходимость. Словно еще одну работу по дому, что так же будет на ее горбу. Сейчас же сердце замирало. От волнения и страха. Ребеночек в данный момент не казался обязанностью. А, как и говорили в храме, подарком богов.       А она? Ощущала ли она к нему привязанность и подобие влюбленности только из чувства долга и благодарности. Из смирения с судьбой, и потому, что Орест это лучшее, что могло с ней случиться, учитывая ее невыгодное положение. Да, это было так. А должно быть иначе? Нет, не должно. Орест ее защищает, дает кров, уют и еду. Он дал ей статус и привилегии. Если в оплату этому нужны наследники, пусть будет так. Любовь и чувства могут прийти, и Анес ощущала в себе, что уже пришли. Особенно остро, когда лежала в лазарете. Были хоть какие чувства до этого? Скорее чувство безопасности, преданности. Этот волк слишком много дал ей, чтобы она смела жаловаться.       Она не претендовала, радовалась малому. Муж не бьет, холит и выполняет все обязанности. Что ей еще желать? Ответной любви, о которой говорила Сондра? На это она может лишь надеяться. И читать в легендах. А пока будет наслаждаться тем, что есть. Ибо жизнь редко дает выбор. Нужно из каждой ситуации тянуть лучшее.       И на этой мысли в шатер зашел Орест. Мрачнее тучи, только вот Анес, вдохновленная своими мыслями, с улыбкой поплыла к нему: — Добрый вечер! Сейчас скажу Саресу, чтобы подогрел твой ужин! — и легко прошлась к полам шатра. Орест ни проронил ни слова, угрюмо кивнув ей.       Анес вернулась быстро и застала Ореста умывающегося. Она хотела помочь ему, может очистить руки и спину, обычно он позволял себе помогать в этом, и это было их странное, но трепетное заигрывание. Но резкое движение рук волка во время обливания водой задели край чаши и та с грохотом упала, пролившись на циновку. — Ах ты дракон побери! — зарычал волк так, что Анес нахмурилась и инстинктивно сделала шаг назад. Голова Ореста резко дернулась вверх и взгляд вцепился в пару. — Что встала?! — рявкнул, и Анес вздрогнула. — быстро неси чем вытереть!       Она нервно кивнула и выбежала из шатра, промчавшись мимо Сареса, что нес ужин, к бельевым веревкам. Схватив полотно, она помчалась назад.       В шатре Сареса не было, Орест только угрюмый сидел на кровати, уставившись в одну точку. Он облокотил руки на колени и, сложив их, перебирал пальцами. Анес вздохнула, не понимая, откуда вдруг взялся страх. Это же Орест, он ее не обидит. Этот мужчина заботился о ней, оберегал и поддерживал. Ну может у него был не очень хороший день, потому он так… накричал. Ведь ранее он никогда не делал так. Даже когда был пьян, и она показывала свои платья. Тогда откуда этот непонятный страх, желание бежать из палатки не оглядываясь? Она решила отринуть все лишние мысли и села на пол, чтобы промокнуть влажное пятно на циновке.       Чем больше Анес терла, тем сильней ее сердце билось и болело от паники и страха, руки дрожали. Но это был не такой страх, как на той поляне. Нет, совсем другой, будто разум ее был спокоен, а вот тело готовилось к побегу. Она не боялась так отца, или в день, когда ее забрали с деревни. Это было… другое. Она боялась… чего-то, и в голове устойчиво неслось «Беги, быстрей, сейчас». «Что-то не так», — подумала нахмурено Анес, откуда страх, откуда уверенность не поднимать глаза и просто делать машинальные движения тряпкой. Только бы на НЕГО не смотреть, только бы ОН не заметил. Анес медленно терла пятно, не останавливаясь и позволяя работе занять ее ум и разобраться в чем же дело, когда хриплый голос мужа скрутил все внутренности: — Беги… — и тут ей дважды говорить было не надо. Разум не понял, зачем и почему, а тело уже дернулось назад и вскочило. Ноги оттолкнули ее от земли и понесли прочь от палатки. Она даже не ощущала, что бежит, тело зажило своей жизнью, снедаемое и гонимое самым древним страхом. Страхом жертвы перед хищником.       Все в боковом зрении стало мутным, она видела как в туннеле — лишь вперед. И никто не смел останавливать Луну и Альфу в их древней, как мир, традиции. Удивляло только, что это случилось не завтра — в Полную Луну. Но божественный круг, где живет Инари, был и так ярок, словно в зените славы своей.       Анес, уже не думая ни о чем, подхватила подол платья, оголяя ноги и тем самым смогла бежать быстрей, и усталости ног не было, и мышцы не жгло, и дыхание было ровным. Все в ее теле настроилась на побег, чтобы ничего не стесняло и мешало спасению жизни.       И ворота из деревьев сами раздвинулись, пока в ушах стоял грозный рык невиданного, кто гнался за ней. Анес не раздумывая кинулась в лес, глаза быстро привыкли темноте, да и свет луны освещал ей путь между деревьями. Куда она бежит? А важно ли? Вся мыслительная деятельность была настроена на способы побега, а не на разбирания, от кого и зачем бежать. Влево, дерево, туда…       Толчок в спину, и вот она летит вперед, сбитая кем-то или чем-то тяжелым, от чего воздух выбился из груди. Грозный рык заполнил уши, а обжигающее дыхание опалило плечо и щеку. Анес замерла, как кролик перед лисой, не шевелясь и не дыша. Влажный плоский язык прошелся по ее шее, а влажный нос уткнулся в волосы и часто задышал, засопев. Она все также лежала на земле, ощущая кожей колючую почву, тяжесть мохнатого тела на ней. Все мышцы окаменели от судороги, как было когда отец замахивался на Анес. Ее тело ведь не желает боли и вреда. Оно знает, как защитить себя, сделав камнем все уязвимые места, где под тканями были кости и нервы.       И пусть тело ее окаменело, чувствительность она не потеряла, и Анес ощутила, что зверь прижался к ней крепче и опустил таз. Анес резко вздохнула, почувствовав через платье нечто более горячее и гладкое, влажное. Разум начал просыпаться, пытаясь объяснить, что происходит и как спасаться дальше. Но вот, приступая к первой задаче, ее ум и вышел из оцепенения. Правда страх не ушел. Просто зверь стал не эфемерным, а вполне конкретным. — О-орест, — прошептала она, и в ответ ей тихо заурчали на ушко, а лапа, или рука, но что-то с пальцами, принялась задирать юбку.       Она не имела права отказать мужу в постели. Но… Не так! Только не так, боги! — Пожалуйста, — шепнула она и услышала снова урчание, и почувствовала, как рука его уже с большей скоростью стягивала ткань вверх. Было понятно, что просьбу волк понял в другом русле. — Не надо…       Выдохнула она, и тогда только пальцы замерли его на ягодице Анес. — Умоляю… не надо… — шептала она, глотая слезы и всхлипы, вернулась дрожь и боль от судорог.       Если бы мольбы ее услышаны были. Несмотря на напряженность тела, когтистые руки приподняли ее, оставляя глубокие порезы, и… Анес воскликнула от боли, когда он вошел в нее и стал вбиваться, чуть волоча от движения по земле.       Боролась она пару минут, пока огромная рука не легла на спину, придавив к земле, едва позволяя дышать, а огромная пульсирующая плоть не пронзила ее нутро. Из горла Анес вырывались всхлипы и хрипота вместо криков и стонов. Было больно и одновременно приятно, тело все еще приходило в себя после побега, мышцы одеревенели, и чувствительность тела потерялась, она лишь ощущала, как разрывается ее плоть, от жара желания и от размера его плоти. Она не понимала, как могла при этом ощущать хоть толику удовольствия, а оно было вперемешку с паникой, страхом и болью. А главное чувство предательства. Она знала, кто ее мучил, и оттого было больней.       Потоки огня бежали по ее телу, укореняясь внизу живота, куда таранился волк. Агония вышла на новые высоты. Она страдала от боли и от неудовлетворения, от того, что как бы жестко с ней ни обходился Орест, она хотела… большего.       Вдруг теплое тело больше не прижимало ее, а горячая плоть покинула тело. Анес жадно хватала воздух ртом и закашлялась… «Нет, — вспыхнуло в ее голове. — Я была так близка… еще… глубже…»       Тело дрожало, глаза заволокло пеленой. Разум стал проясняться, а огонь, что помогал ей пережить пытку спаривания, уходил, оставляя место последствиям этого соединения. Анес попыталась на нетвердых руках хотя бы приподняться на локти. Удалось.       Громкий рык заставил поднять глаза. «Орест», — подумала она, смотря на зверя во все глаза.       Что это второй облик ее мужа, было несложно догадаться. Все же его мех был таким же рыжим, а глаза так же сияли янтарем. Он не был похож на волка, скорее что-то среднее. Шерсть, морда, очеловеченные лапы с огромными когтями. Корпус его был под углом, так как задние лапы были явно ниже, чем передние. И тело, горбатая спина, плечи, руки бугрились мышцами. И все это в меху. Может, будь все по-иному, она бы очаровалась его ипостасью. Но сейчас ей казалось, что никого ужасней, омерзительнее и страшнее она не видела. И мысль о соитии с этим существом приводила в священный страх. И понимание, что это мало того, что невозможно, так еще и опасно для нее.       Увидел ли это в глазах ее Орест, Анес не знала, но он не приближался к ней. А встал на все лапы и стал ходить вокруг нее кругами. Страх вновь зажег кровь холодным огнем, придавая сил. Ведь спастись от хищника можно только бегством. Анес мотнула головой и быстро села, отползая от него. Спина прижалась к грубой поверхности дерева, и Анес смогла хотя бы подняться на ноги. Мышцы заныли от боли, но она не обращала внимание, смотря в глаза волка.       Этот взгляд было ни с чем не спутать. И он возбуждал первородный страх жертвы, давал понимание, что жизнь Анес закончится ровно тогда, когда эти зубы сомкнутся на ее шее. Понимала ли она, что перед ней был тот самый Орест, что баловал ее и миловался? Нет, она видела лишь уродливого зверя, не человека и не волка, а будто метаморфозное чудовище, совместившее в себе две расы. Того, кто причинил ей боль и дал понять, что есть настоящий страх. И это чудовище было больше, сильнее и свирепее любого, кто был рожден зверем или же человеком. Она вжалась в кору дерева, наблюдая, как он подходит все ближе и ближе. Анес сглотнула и отвернула голову, зажмурившись, и внутренне подготовилась к повторению мучений.        Но не к тому, что ее лизнут в щеку и снова отойдут. Перепрыгнув через поваленный дуб, Орест скрылся в темноте леса. Анес неровно дышала и брезгливо, дрожащей рукой стерла влажный след с щеки. Шли минуты, может даже прошел час. Она не замечала времени. Тело дрожало от холода и боли. Порезы на спине и ягодицах саднили и кровоточили, внутри все пульсировало, и было больно до того, что слезы брызнули из глаз. Анес не могла сдвинуться с места, каждое движение — новая мука. Так сидела, обняв колени, в позе эмбриона вжимаясь в ствол дерева. Это давало ей защиту от ветра. Она бы и пошла обратно, нашла силы, доковыляла бы. Да вот не знала куда, луна светила ярко, но густые ветви деревьев не пропускали этот свет. Волновало ли это Анес? Нет, но страх не отпускал, и не перед Орестом, а от мысли, как больно будет от этого. Она уставилась на камень и ощущала, как бегут слезы.       Напугал… Это слабо сказано. Такого дикого ужаса она даже с отцом не переживала, даже в самые жестокие побои. А все потому, что страх перед человеком не так велик, как первородный страх перед хищником. Особенно когда роль жертвы тебе знакома и близка. Как ей. Даже то, что он взял ее, не так пугало. В конце концов ей… было приятно. И она достигла бы пика. Она тряхнула головой, не веря, что оправдывает его насилие. Но ведь это правда! Страх был ее не перед болью, с ней она была как со старой подругой давно знакома, а вот перед хищником…       А от чего же она сидела? Не бросалась сломя голову прочь? Если бы знала она ответ на этот вопрос. — Прости меня, — прозвучало вдруг. Анес подняла голову и встретилась глазами с Орестом, уже в человеческом обличье.       Она сглотнула. Муж был совершенно нагой, он успел бесшумно подойти к ней и сесть на одно колено. Анес смотрела в его янтарные глаза, что искрились сожалением и мукой, и сжала губы. Такого его она не боялась, не было того животного ужаса. Но когда волк протянул руку и пальцем прикоснулся к ее плечу, Анес ахнула и отпрянула сторону от прикосновения Ореста. Глаза ее округлились, и она снова, в том же диком страхе, смотрела на Альфу.       Надо было видеть, чтобы понимать, какая мука отразилась на лице его. Он сглотнул и тихо заговорил, пытаясь успокоить свою пару: — Анес, прошу, я не хотел… Не так… Я не причиню тебе вреда, — но на этих словах та зарыдала сильнее, и его сердце ухнуло вниз. О мать Луна, что же он наделал?       Он даже не помнил, как погнался. Разговор с отцом вывел и его, и волка из душевного равновесия. Он был так зол, в нем тлела такая ярость. И что он сделал? Выместил ее на своей нежной беременной паре. Он знал, что она в порядке. Может быть, пару порезов, которые он тщательно залижет. Но ужас и боль в ее глазах, то, что она отшатнулась от него. Это неправильно, так не должно быть. И он понятия не имел, как это исправить. Не должна была она так испугаться, они пара, притяжение меж ними такое же естественное явление, как смена ночи и дня. Этот побег был не более чем игрой, прелюдией… И он же чувствовал, что ей приятно, слушал. Или ему так казалось, остановился он, только когда понял, что кожа ее источает аромат не возбуждения, а… животного страха. В обычной ситуации его зверю он бы понравился, этот запах означал азарт и охоту. Но не от пары, от нее он желал лишь благовония возбуждения. Но вместо него марево из боли и ужаса. Сначала он подумал, что его девочка кого-то увидела и испугалась. Нет, никого не было, виной всему был он. И осознал это он, когда хоть немного вернул себе контроль. И загнал волка обратно в чертоги, а сам же убежал, чтобы снова стать в человеческую форму и удостовериться, что Луна и неудовлетворенный волк не наломают дров еще больше. — Анес, прошу. Я хочу помочь. Я залечу твои раны.       Анес потрясла головой, снова подбирая руками свои колени. — Молю… — хрипло произнесла она. — Не трогай меня. Просто не трогай.       Орест вздохнул и сел на колени перед ней. — Хорошо. Я не трону. Давай просто посидим. Говори со мной.       Анес смотрела куда угодно, но не на него. — За что… — прошептала она, и эти два слова ударили Ореста сильнее любого меча, прямо в душу. Так что сердце заныло, а волк внутри него аки щенок заскулил, желая утешить пару. — Моя вина. Я был так зол… Мне нужно было выпустить пар. И полнолуние. Я не хотел, Анес. Все должно быть не так. — А получилось, — хмыкнула она, шмыгая носом. — Анес, посмотри на меня, — она сначала зажмурилась, но, набравшись смелости подчинилась, заглядывая в пылающие очи Ореста. — Я ведь не навредил, да — напугал, но ведь ты испытывала удовольствие.       Анес, не моргая, смотрела на него, словно живая статуя. Но губы ее дрогнули, и слова, что разбили сердце Ореста, еще сильнее полились из ее уст: — Нет, было больно. От всего… Я ведь… Я ведь была хорошей женой, я делала все, что говорил ты. За что же… Почему… — и снова опустила голову и заплакала. А он как увалень сидел перед ней и не мог утешить. Запах ее страданий был таким сильным. — Нет, нет… Я не наказывал тебя! Анес, послушай меня внимательно. Ты побежала. Волк воспринял это как приглашение, — он сжимал кулаки, чтобы не обнять ее, но сейчас думал, что сделает лишь хуже. — Приглашение? Приглашение к чему? — К гону. Это охота. По итогу которой самку настигает ее пара. И происходит сцепка.       Анес прерывисто дышала. — Никогда не беги, если к этому не готова. Если боишься, то надо было упасть на колени или стоять на месте. Я бы учуял и загнал бы волка обратно. — Опять сама виновата… — прошептала она будто сама себе.       Орест сжал зубы и сдержался от рыка. — Не виновата, нет, — покачал он головой. — Ты не знала. И так не… Не так должно было пройти твое первое полнолуние. — А как? — прошептала она. — Ты бы… так же взял меня в облике зверя. — Да, — добил Орест ее. — И тебе бы понравилось, если бы страх не сковал нашу связь и твое тело. Все было бы иначе, — он вздохнул и осторожно присел ближе. — Ты была как струна, что я еле вошел в тебя. От того такая боль. Где еще? На спине и на заду? — нахмурился он, осматривая запачкавшееся бело платье пары.       Анес не ответила, только крепче руками обняла себя. — Я хочу в шатер… — выходила она. — Нельзя пока. — Что? Почему?       Орест вздохнул и с силой зарылся пальцами в рыжую копну. Если бы она знала, чего ему стоит вот так сидеть и разговаривать с ней, а не повторить все то, что было минуту назад. Хотя бы притянуть ее и вдыхать аромат волос. Жаль этот аромат подпорчен зловонием страха. — Мы… главенствующая пара, Анес. Мы подаем пример и ведем за собой стаю. Потому для всех мы должны вернуться, пока луна не опустится. И я должен нести тебя на руках обратно в шатер. Так мы покажем, что у нас все, как и должно быть. И в стае все хорошо.       Пытался объяснить Орест своей Луне. Но Анес так же смотрела в одну точку, лишь иногда шмыгая носом. — Да… Верно, важно, что в другом дворе подумают. — Нет, не так, Анес. Это политика. Понимаешь? — Нет, — покачала она головой. — Но понимаю, что мнение других важно, так было всегда. И будет.       Орест сглотнул, когда она произнесла это таким тоном. — Давай посидим еще. А после я отнесу тебя в шатер, залечу раны и останусь до самого твоего пробуждения. — Останешься? — нахмурила бровки она. — Да, и проснусь вместе с тобой, — Орест понимал, что обычно уходил раньше, и хотел сам наконец испытать это ощущение. Просыпаться с парой на груди, смотреть, как она сонно моргает, изнеженная, такая теплая. Или разбудить ее тем, что входил бы в ее тело. — Не надо… — спустила она волка с небес на землю. — Я… я возьму одну из шкур и лягу около жаровни.       Волк внутри Альфы зарычал. Но Орест был внешне совершенно спокоен. — Не говори глупости. Зачем тебе отказываться от сна в кровати, или ты… боишься меня? — Боюсь, — кивнула Анес.       Желваки на скулах волка напряглись. — Анес. То что было сегодня, не повторится. Я же обещал, что буду защищать тебя?       Анес потупила глаза. — Обещал или нет? — Мне — да, при лике Смотрящего — нет, — прошептала она и еще раз выбила почву из-под ног у Альфы. Люди и их традиции. Но… ему казалось, что они не важны для Анес. — Ты этого хочешь? Храм и клятвы?       Та сжала губы и снова мотнула головой. — Тогда чего ты хочешь?       Он думал, что она попросит чуть ли не звезду с неба, все же женщины злопамятные и обидчивые существа. — Воды, — просто ответила его девочка. — Сейчас принесу, — вздохнул Орест и ушел к ручью. Набрав воду в свернутый лист Мереги (Лист Лопуха), он вернулся обратно к паре.       Анес вдоволь напилась и посмотрела на почти полную луну. — Долго нам… — Нет, недолго. Ляг пока, отдохни, — и сел к ней, желая обнять и чтобы она легла на него. Но Анес вдруг снова, будто пуганый олень, отпрянула от него и задрожала. Орест не смог сдержать рыка. — Не бойся меня! — и, глубоко вздохнув, смягчился. — Анес. Я никогда сознательно тебе боль не причиню. — Знаю, — вдруг сказала она. — Но боюсь.       Орест сжал ладонь в кулак и стал дышать до головокружения. Да что б ее! Как он мог так погрузиться в себя, что не видел страха пары? Она была не просто человеком, а девушкой, которая привыкла быть жертвой. Привыкла убегать, принимать удары. Мог ли он ожидать от нее иного, когда в нем было столько злости. Конечно, инстинкты подсказали ей все правильно — от злого хищника надо спасаться. Промедление карается смертью.       Волк в нем заскулили от сожаления и сдерживаемой похоти. И зверь недоумевал, врагов нет, так почему от пары веет страхом. Это явный признак опасности, хоть он никого не видел. Ведь не волк ее напугал. Волк как раз сделал все, как должен, погнался за своей парой, был достаточно осторожен.       Все испортили эмоции самого Ореста. Его желчь и чувство предательства переросли в ярость и злобу. И что он сделал? Выместил ее на своей нежной и маленькой паре. Альфа умел признавать свои ошибки, иначе бы он уже был бы мертвец. И сейчас понимал, как оступился и чего ему будет стоить эта ошибка. В его руках было нежное сокровище, которое, несмотря на все тяготы жизни, жестокость близкого, открыла ему свое сердце, отдала жизнь свою и доверие в руки Ореста, с преданностью в глазах и улыбкой на устах. И ему это не стоило трудов. Анес сама протянула ему. Потому что поверила, потому что, несмотря на все, она сохранила светлую и непорочную часть души, что позволяет ей верить в этот мир. Такой свет был и у Ореста. Или он лишь хотел так думать       И он все испортил, буквально с грязью швырнул Анес в лицо все то, что она подарила ему. Он понимал, что мог добиться от нее всего. Детей, ответного желания, роль жены и Луны. Он умел ломать людей. Но альфа не желал такого своей паре, хотел, чтобы все случилось, как должно. Доверие, желание, преданность, любовь возможно.       И вот теперь она полуголая, босая, сидит у дерева и следит за ним загнанным взором. — Боишься, — кивнул он. — Понимаю почему. Обещаю, не трону. Покамест отдохни.       Голубые глаза его пары впились в него, будто пытаясь найти того, кто всего минуту назад до ужаса пугал ее. Анес шмыгнула носом и, обняв себя потеплей, отвернулась к дереву, прижавшись к нему, как к теплой подушке. Волк сел напротив пары и просто стал ждать, когда усталость сама настигнет Анес. И не прогадал, она уснула сном младенца. Волк вздохнул и взял ее на руки, чтобы отнести в стаю. «Стоит позвать Гаспара, чтобы осмотрел ее», — думал Орест, все еще ощущая запах страха и ее крови. И как вина топит его изнутри.