Сердце волка

      Процессия въехала в город, и Анес ощутила, как сердце нещадно болело, отдавая нервной дрожью в теле. Все такие знакомые лица, ряд несчастных девушек перед воротами. Интересно, когда они успели их собрать? Люди сразу заметили Анес и оживились, в их глазах читалось замешательство. И немудрено, они думали, что спасительницы пропадают с концами. Анес выдохнула, поняв, что в толпе нет ее отца.       Орест спешился первым и помог спуститься Анес, аккуратно придерживая ее за тонкую талию. Она благодарно кивнула ему и сжала рукав его рубахи, когда снова смотрела толпу, что не отрывала от нее взглядов. — Не волнуйся, Анес. Они тебя не тронут, — тихо сказал ей Орест. — Волнения меньше не становится. — Достопочтенные, мы не ждали вас так скоро, — вдруг заговорил высокий голос глашатая. Анес хмуро посмотрела на этого человека. Щуплого, мелкого, с красными папулами по всему лицу. Она-то помнила, как он приказал громилам вытащить ее из дома. — Мы решили иначе, — строго сказал Орест. — Сегодня будут необычные смотрины. Анес, — кивнул он жене, тем самым приглашая рассказать всей деревне, зачем они тут.       Анес сглотнула и чуть покачала головой. Орест лишь наклонил голову и, не стесняясь никого, обнял ее за талию, выйдя вперед. — Утро вам. Мое имя Орест, и я альфа стаи Черного Волка. А это моя пара и Луна, Анес. Она жила в вашей деревне и приехала помочь с поиском пар молодым волкам.       Анес округлила глаза и глянула на Ореста. Что он говорил? Люди подумают, что она предательница! — Нет, — тихо ответила Анес. — Что-что? — переспросил волк. — Я здесь, чтобы развеять страхи и ложь, — сказала она чуть громче, смотря прямо в янтарные глаза пары. — И какие страхи ты хочешь развеять? — Что спасительницы становятся женами, а не рабынями, — ответила Анес и тут поняла, зачем Орест с ней вышел. Он буквально вывел ее на эти слова. Анес обернулась и посмотрела на собравшихся. Они ловили каждое слово, даже девушки, что стояли рядком осторожно, приподняли головы. У Анес защемило сердце, и она так стояла, боясь сделать вдох. И вот они стоят, дрожат, страшась судьбы, кто-то тихо роняя слезы, и Анес сама не поняла, как шагнула к этим девам, будто ведомая чей-то рукой. Она встала перед спасительницами. — Нет, не будет смотрин, идите домой, к семьям! — девушки подняли на нее взгляд, не совсем доверяя ее словам. — Сегодня… будет праздник! Как в день Эусты. Волки привезли дары для дев и их семей. Все будет так, как нужно. — Как нужно? Это как? Забирать наших дочерей из семей, как случилось с моей дочерью? — властный и низкий женский голос прогремел, и шаг из толпы сделала женщина в длинном сарафане поверх темного глухого платья. Черные волосы были убраны в косу назад. Бронис. Мама Пакары. Она стояла гордо, не боясь ни взглядов людей, ни волков. — Нет, не так… Как положено, со сватовством и благословением. — Что-то моего благословения не просили, когда забирали мою девочку! — прищурилась она.       Видя, что ситуация выходит из-под контроля, Орест положил руку на плечо Анес и посмотрел на Бронис. — Вы мать Пакары? — та кивнула. — Ваша дочь в порядке и сейчас со своей парой выхаживает его. Так же лекарь взял ее в свои ученицы, он учит ее врачеванию, письму и счету. — Я хотела бы ее увидеть? Она может приехать? Хоть ненадолго? Мы можем сами ее забрать если позво… — Бронис стала подходить на каждом слове все ближе по шагу. Орест остановил ее, вытянув ладонь. — Нет, если она решит, что пара не достойна ее, сама вернется на следующее полнолуние. Любая девушка может вернуться, если посчитает что волк, который ее забрал из дома, не достоин.       Пока шла эта перепалка, все спасительницы по-тихому разбежались в толпу. Но и люди тихо обсуждали услышанное, потому слышался легкий шепот, как шелест листвы. — Мою девочку тоже забрали, — сказала женщина, облаченная в черное, с осунувшимся лицом. Она с глазами, полными надежды, посмотрела на Ореста. — Может, вы знаете? — взмолилась она и упала на колени. — Как она? Она тоже пара? В тот день забрали пять девушек.       Орест сглотнул и тяжко вздохнул. — Боюсь, это были не мои волки. В этой деревне был только я, остальные стаи тут не были. — Тогда кто же это был? — испуганно спросил мужчина в толпе. — Отступники. Волки-одиночки, что собираются в стаи и не имеют ни чести, ни достоинства. Иными словами разбойники. Они под видом волков из стаи забрали много девушек с деревень. И из-за них родились слухи. Сейчас все стаи отступников захвачены, а девушек, что мы спасли, сейчас в моей стае.       И тут люди стали уже не скрывать свои слова в шепоте, а в полный голос говорить между собой. — А как мы должны были понять, что они отступники?! — вышел еще один мужчина в большой соломенной шляпе. — Их сразу видно. Они немыты и без коней. Броня никакая, а говор груб и полон брани, — он посмотрел на глашатого. — Это должен быть заметить ваш проверяющий, еще когда те заезжали в город, — усмехнулся Орест, а бедолага побледнел как мел, смотря то на толпу, то на Ореста. — Но если вы опишете моей Луне, — и положил руку на плечико Анес, — внешность и имена дев, что вы потеряли, мы сможем вернуть их. Так как спасенные девушки не знают ни названий деревни, ни дорогу к ней.       Анес посмотрела на Ореста и снова на толпу, видя в их глазах надежду. Она усмехнулась: как выполнить просьбу мужа она не знала. Ведь писать она еще не умела, а запомнить имена и описания будет трудно. Но она найдет способ выкрутиться.       Девушки спешно разбежались в руки своих родных, прижавшись к ним и с опаской смотря на волков. — Сегодня не будет слез, мы принесли праздник. Мои волки привезли дары спасительницам и их семьям. А я привез золото, которым оплачу все яства, что торговцы и трактирщики готовы вынести на площадь вместе с бочонками браги, — произнес Орест, отчего вызвал интерес и движение. Торговцы сразу уловили, где пахнет золотом, и на перебой стали предлагать свои товары       Но Бронис и ее рыжеволосый муж не сдвинулись с места. Но тут он вздохнул и так же подошел к Альфе. — А ты, видимо, отец Пакары из рода Серых Клыков, — улыбнулся Орест, возвышаясь со своим ростом над всеми. — Да господин. У моей семьи трактир… — Трактир, — и посмотрел на Урбана. — Тогда неси все, что есть в твоем трактире, и назови цену. — Цена — моя дочь, — и все замерли, смотря на реакцию Альфы. Орест криво усмехнулся. — Будет тебе дочь, приедет с парой погостить. — Нет, верните ее нам, прошу. Вот моя цена, не нужны мне деньги. — Она вернется сама в полнолуние, так как сейчас она заботится о раненой паре. Вот как на ноги он поднимется, то ждите, — улыбнулся Орест. — Не силками же ее от мужа оттаскивать.       Гронс сжал зубы, но почтительно поклонился. — Вы клянетесь, милостивый господин?       Орест улыбнулся, как может улыбнуться только волк, что видит отбившуюся овцу от стада. — Да, на полнолуние дочь будет дома… вместе с мужем.       Видно было, что Гронса не устроил этот ответ, но другого он не получил. На этом вернулся к жене и пошел в сторону своего трактира выполнять обещанное       Люди с опаской брали яства и напитки, но все же не все из них сегодня ели или вообще могли поесть такой еды и выпить браги.       Анес принимала людей, выслушивая их и сама пытаясь вспомнить девушек, пока Урбан записывал все их слова. Она искренне завидовала тому, как быстро он писал тонким кусочком угля. Но поток матерей все не кончался, и каждая рыдала больше предыдущей. Орест же следил за молодыми волками и смотрел, как выходило их общение с людьми деревни.       Видно, что деревенские сторонились молодых волков, даже жалкие их попытки пообщаться заканчивались провалом. Людей на площади держали угощения, но некоторых не привлекло и это, и они быстро ушли по домам. Молодых девушек было не видно, но Орест разрешил гулять волкам по деревне, может, какая выйдет или будет работать во дворе.       Странное движение привлекло внимание Альфы, его взгляд зацепил молодого волка из стаи Сива, что пытался пообщаться с матерью и её двумя дочерями. Одна была одета в яркий сарафан и, чуть скривив рот, смотрела на юношу, другая девочка помладше, вся в сером, пряталась за пышнотелую женщину.       Вся семейка выглядела неряшливо, и лица их были красными и испачканными. — Чего пристал, иди куда шёл, — властным и гнусавым голос говорила женщина. — Я прошу прощения, но могу я узнать имя вашей дочери? — и все пытался заглянуть за спину женщине. — Нет, кому говорю, иди вон к своим.       Орест уже шёл к ним, видя, как горят глаза волка. Девчонка, судя по виду, была одного с ним возраста, только вошла в отрочество. — Я… я свататься хочу. Так же это называется? — вспомнил волк и улыбнулся, стараясь расположить к себе. — Свататься? Ишь чего удумал! Не невеста она, малая ещё! Да и бесприданница! — А я… я дар принёс! — не сдавался малый и вытащил из-за пазухи красивое колье, что переливалось золотом и драгоценностями. Все, кто был рядом, смотрели на это, открыв рот. Никто из деревенских не видел подобной красоты и роскоши. Так и глаза мамаши тоже на лоб полезли — Дар, говоришь. Тогда давай мне это и можешь забирать девчонку, — и выкинула загребущие руки вперёд. — Что тут у вас? — вмешался Орест. — Альфа… я свою пару нашел, — воодушевленно заявил волк. — Это прекрасно. Итак, тогда преподнеси ей дар, — и посмотрел на девочку, что выглянула из-за туши матери. — Выйди же к нам, назови свое имя, скажи, люб тебе… — и глянул на волчонка, чтобы он назвал и свое имя. — Валий из стаи Северных Сторожил. — …Валий из стаи Северных Сторожил, люб тебе или нет, принимаешь ли его дар?       Девочка сжала губы и снова глянула на мать. — Ее зовут Малка. И она пойдёт с вами, если отдадите мне дар.       Орест вздохнул и кивнул Валию. Как только женщина получила драгоценность, схватила девочку за руку и стала толкать ее вперед. — Нет, матушка, не отдавай меня, прошу! — со слезами взмолилась девочка. — Молчать, иди куда говорю, хоть с моей шеи слезешь.       Старшая, что до этого стояла молча, подошла и оторвала сестру от рук матери, буквально швырнув её в руки Валию. — На, пользуйся, — и на этом женщины быстро удалились. Валий обнял Малку, что сотрясалась в рыданиях и падала на колени. — Альфа, разве так можно? — У людей все не так. Береги свою пару, успокой, накорми, объясни, кто она теперь. Люди думают, что мы везём их дочерей насиловать.       У Валия глаза округлились, и он крепче обнял девочку, поглаживая её по волосам. Орест же отошел к своей паре. — Их так много, — обречённо вздохнула Анес, смотря на гуляния людей, когда подошёл Орест. — Кого? Кто вышел к нам? — Дев, что забрали Отступники… — сглотнула Анес.       Орест кивнул и чуть приобнял пару. — Да, много. В других стаях больше освобождённых девушек. — Думаешь, среди них есть из моей деревни?       Орест пожал плечами. — Надеюсь, что да. Многие сходили с ума после всего.       Анес зажмурилась и покачала головой. Ей не хотелось знать, и открывать эту дверь и видеть, что за ней. Орест вздохнул и взял ее за руку. — Идем. Урбан за главного. — Да, Альфа, — кивнул сидящий рядом волк. — Куда мы? — спросила Анес, едва поспевая за мужем. — В гости к твоему отцу, — и у Анес краска сошла с лица. — Может… не надо? — Надо, ты же сама хотела.       Она ощутила холодок по телу. — Все равно страшно. — Тебе нечего бояться, а вот ему… Или тебе его жалко?       Анес моргнула и покачала головой. — Нет… Его нет.       Орест усмехнулся. — Вот и чудесно. Показывай дорогу.       Анес сглотнула и повела мужа по заученной дороге. Орест не проронил ни слова, а что говорить: нищета и разруха, гниль и грязь. И в этом выросла его девочка? Дети бегали чумазые, люди топтались по навозу, заборы и стены заваливались, но хозяева и не думали их латать. И вот к одному такому домику, который уже покосился вбок, привела его пара. Орест сглотнул, смотря на низенький заборчик из сена, заросшее пространство перед домом, грязные окна, сгнившее крыльцо.       Орест поглядел на Анес, а ее ощутимо потряхивало. Орест аккуратно положил на ее плечо руку, и Анес ощутимо вздрогнула. — Это твой бывший дом? — Д-да… Но кажется, отца нет дома. — Почему ты так думаешь? — Окна закрыты. Отец не выносит духоты, а еще он часто махорку курит.       Орест прищурился. — Понятно. И где же он?       Анес пожала плечами, смотря, как Орест все равно входит в дом. — Может в трактире, может в поле… Сейчас сбор урожая же.       Орест нагнулся, чтобы зайти в халупу, и вошел в нее, как будто она всегда принадлежала ему. Анес же вошла следом на нетвердых ногах и сглотнула. За время, пока ее не было, отец превратил некогда бедный, но опрятный дом в хлев.       Они молчали, Анес тяжелой поступью обходила полки, где пропала вся утварь. Продал. Даже яблоня в садике вся пустая. Как и не слышно кудахтанья кур. Ничего. — Тебе… — Орест прокашлялся, так как затхлый воздух и смрад не давал нормально дышать. — Тебе нужно что-то забрать? — Нет… У меня ничего нет, кроме воспоминаний. Их я хочу оставить тут.       Орест кивнул и вышел на улицу. А у Анес выдалась минутка, чтобы попрощаться со старыми воспоминаниями, взглянуть на жизнь, к которой она не хотела возвращаться. Она глубоко вздохнула, прикрыв глаза, чтобы хорошенько запомнить этот смрад, вспоминать его в самые тяжелые время, чтобы помнить, что бывает и хуже, а остальное преодолимо. — Анес? — позвал ее муж. — Иду , — отозвалась тихо она и вышла из дома, закрыв дверь в свое прошлое. Но стоило ей поднять глаза, как в траве в ответ ей что-то заблестело и будто поманило к себе.       Анес наклонила голову и пошла к месту, где уловила блеск. Руками раздвинув траву, она обнаружила порванный шнурок, на котором были бусинки и позолоченный диск. Это же… Такими вот шнурками был расшит наряд той странной женщины, что была на ее пороге… ей не привиделось? Она была? — Что там? — подошел к ней Орест и, нахмурившись, поднял шнурок. — Я… я не знаю… Я думала, ее не было, мне привиделось, — все еще в непонимании проговорила Анес. — Что привиделось?       И тогда Анес подробно рассказала, как именно попала в ряды Смотрительниц. Чем больше Орест ее слушал и чем внимательно смотрел на шнурок, тем больше его брови сходились на переносице. — Тебе не привиделось, видимо, кто-то вел тебя. Этим любят промышлять жрицы. — Жрицы? — Да, служительницы Сумасшедшей Драконице, что живет в западных горах. Они видят будущее, прошлое и настоящее, но говорят и показывают свое знание только тем, кому сами решат. — Но она растворилась!       Орест пожал плечами. — Говорят, они могут оборачиваться ветром, водой и даже быть бестелесными духами. Они повинуются своей госпоже, и она же дает им силы. Так говорила пара одного моего воеводы. В прошлом она была жрицей. Но им нельзя иметь семей, потому она ушла, чтобы быть с парой и сыном. — Жрица хотела, чтобы мы встретились? — Похоже на то, — усмехнулся Орест и отдал жене шнурок. — И даже этот бесел* тут не так просто валялся. И меня такое совпадение не радует… Ладно, потом, надо вернуться и за всем проследить.       Анес сжала бесел и кивнула, следуя за мужем по пятам.

***

      Пакара вздохнула. — Это утомляет, — сказала она, откинувшись на кровать в перерыве между обучением. — Учеба всегда утомляет, на то она и самый тяжкий труд, — ответил ей Гаспар, складывая книги обратно на полки. — Хорошо помогает сменить занятие. Вот, — и протянул ей деревянный горшок. — Иди помоги своей паре справить нужды.       Пакара округлила глаза и тут же вскочила. — Что? — А что? Он не может вставать, чтобы элементарно сходить облегчиться. Этим занимался я, но раз ты будешь моей помощницей, учись делать и это, так как уход за ранеными будет в твоих обязанностях.       Пакара покачала головой. — Я не буду… Я не смогу. — Пока не попробуешь, не узнаешь, — пожал плечами лекарь. — Это лишь такая же нужда, как еда и кровь. Научись относиться к этому легче, дорогая.       Пакара точно этого не хотела и больше всего потому, что… Это же Бран! Начнет свои шуточки бросать, эти улыбочки, что ее бесили. Она только отошла от вчерашнего подарка, стараясь не попадаться ему на глаза. — Что тут пробовать! Это мерзко! — Но тебе придется это делать. — Я не хочу! — скрестила руки она.       Гаспар пожал плечами. — Хорошо. Тогда тебе стоит переехать в свою палатку и наши занятия прекратятся. — Почему? — нахмурилась Пакара. — Как же? Ты же отказываешься делать то, что делает каждый лекарь и в чем его основная обязанность — ухаживать за ранеными. Зачем мне такая ученица? А когда у нас будет целая палатка лежачих, ты тоже от ран и гнили нос воротить будешь? Нет, давай, приходи потом, я научу тебя письму, а жить тут, если не моя ученица, нельзя. У тебя есть пара и своя палатка.       Пакара сглотнула, ощутив, как холодеет. Она не хочет уходить. Гаспар хороший учитель, да и в палатку… вернется Бран, когда поправится. А оставаться с ним в одном шатре она не хотела. В прошлый раз это плохо кончилось. — Ладно. Я сделаю это, — сжав зубы, ответила она и взяла горшок.       Бран слышал все, все же здесь не стены, а лишь тенты, да и слух отменный, и потому бросил Пакаре, стоило ей показаться перед ним: — Нет. Я тебе не дам этого сделать. Пакара лишь пару раз моргнула. — Но Гаспар и… — Я не буду мочиться при своей паре, лучше помоги мне встать и я сделаю все сам, а ты можешь выйти. — Но тебе нельзя вставать. — Я и не буду, — выдохнул он и подозвал к себе. Пакара подошла и помогла ему сесть, Бран стойко переносил ноющую боль по всему телу. — Но отчасти Гаспар прав, мне нужно учиться… — Я позволяю тебе учиться на ком угодно, но не на мне. Не знаю, почем Гаспар так поступил, но такого унижения… — Унижения?       Бран глянул в глаза своей паре. — Потому что для любого волка это унижение, справить нужны при товарище, брате или паре. Как ты будешь на меня после всего этого смотреть?       Пакара сжала губы, вспоминая, как ее братья не стеснялись и при ней пристроиться у кустика или стенки. — Так что давай горшок и выйди.       Пакара только пару раз моргнула и чуть улыбнулась. — Спасибо.       Бран удивленно посмотрел на пару, а та просто с улыбкой пожала плечами и вышла из палатки, решив, что ей стоит снова прогуляться по лагерю. — Зачем, Гаспар? — крикнул Бран, закончив свои дела и отставив горшок под кровать. Лекарь с лукавой улыбкой вышел к нему. — Чтобы ты спасибо мне сказал. — Издеваешься? — прищурился Бран. — В человеческом обществе брезгуют чистоплотностью и пониманием, что должна видеть супруга, а что нет. Считай, сейчас в ее глазах ты вырос.       Бран закрыл глаза и вздохнул глубоко, чтобы не сорваться — Давай я со своей парой разберусь сам, хорошо? Или ты в жрицы Инагри решил податься? — Больно надо, — фыркнул лекарь и снова удалился к себе.