***
Все шло как нельзя лучше. Вот уже больше месяца ему неописуемо везет. За все время ни одного смертельного исхода, дела идут как нельзя лучше. Но в бочке меда всегда найдется ложка дегтя. — Николас! Опаздываешь, давай поторопись! — крик из прихожей раздается как звон колокола. Голова трещит по швам. — Сейчас, погоди. Я уже иду. — Парень, еле волоча ноги, вываливается из комнаты. Что-то сегодня с ним не так. Да и желания идти на работу вообще нет. — Как ты делаешь это на протяжении…эм…а сколько лет ты так работаешь? — Уже не один десяток лет. Не отвлекайся, давай быстрей. Я ждать тебя не буду. У самой дел по горло. — Девушка хватает парня за локоть и резво, перепрыгивая ступеньки, бежит к перекрестку — ее излюбленному месту. А крестник, как тряпичная кукла, успевает только ноги переставлять. «Господи, сколько же у нее энергии? Она, блин, на части распадается, а ведет себя как ни в чем небывало» — Потому что выработалась привычка. Я уже не обращаю на это особого внимания, и тебе советую привыкать. Головная боль будет частым посетителем. «Ну да, забыл, она же умеет читать мысли. Интересно, а я смогу?» — Пройдешь испытательный срок, тогда и поговоришь с Истинной. Споткнувшись о камушек, он чуть не поцеловал асфальт, но сумев удержать равновесие, переспросил: — Какой еще «испытательный срок»? — Есть определенные правила в основном «контракте», но это я объясню потом, сейчас соберись, пришли уже. «Ох, блин, ну не хочу я сегодня работать, это только дополнительный стресс. Таблетки ни черта не помогают. Может взять выходной или…» — Даже и не думай. — Девушка тычет в него указательным пальцем. — Даже не смей думать о выходном или о еще подобной чепухе. У Смерти, как и у ее помощников нет выходных! Уяснил? — Да-да, понял, только не вопи, пожалуйста. — Николас схватился за голову. Как же больно. Такое ощущение, что в мозг втыкают иголки…о-ох. — Ладно, присядь, я попробую найти что полегче. — Тихое «спасибо» и парень без всякого усаживается прямо на сырой и грязный асфальт. Ему все равно, лишь бы головная боль прошла. «Говоришь, крестная, что это будет меня преследовать постоянно? Отлично, просто зашибись. Но ничего не поделаешь, придется привыкать». — Эй, просыпайся! — парень вскидывает голову, но тут же, как раненый зверь воет от внезапной боли. Голова. Да что б ее. — Чего тебе? — раздраженно цедит молодой человек. — Нашла тебе работенку. Поднимайся. — - Ник нехотя поднимается на ноги и неуклюже отряхивает джинсы, но вдруг замечает, что он не на перекрестке, а уже у порога дома больного. — Вперед! — Смерть подталкивает крестника в спину, и сама быстро проходит через дверь. Как по традиции, в доме мигает лампочка. Что же, пора.***
Сегодня точно не его день. Так паршиво он себя не чувствовал никогда. Ну, вот почему это произошло тогда, когда такого абсолютно не ждешь? Полнейший кошмар! «Она умерла. Маленькая девочка умерла по моей вине. Я не мог ничего сделать. Точнее попросту не захотел. До сих пор помню ее маленькие глазки, которые смотрели на меня так доверчиво, прося о помощи, а я, что я? Бесчувственный чурбан, эгоистичная деревяшка, которая заботится только о себе. У меня просили помощи, а мне было откровенно плевать — чертова головная боль. Тогда она заботила меня куда сильнее». Подойдя к девочке, я не увидел Смерти и посчитал, что ее уже не спасти. Поэтому, холодно отказав в помощи ее родителям, развернулся и ушел. Они бежали за мной и звали, умоляли помочь. Мне было все равно, лишь бы побыстрее убраться из этого «загашника». Но уже у самой двери я поддался на слезные уговоры. Нехотя развернувшись, я вошел обратно в комнату и меня тут же пронзил неведомый страх. Мурашки прошлись по всему телу, о головной боли я думать и забыл, это был пустяк по сравнению с тем, что или точнее кто стоял предо мной. Смерть, самая настоящая, парализующая страхом, смерть. ТАКОЙ я не видел ее еще никогда. Серые глаза будто налились кровью, сейчас блестели несгорающей злостью и яростью, словно пытались сожрать меня изнутри. Руки сжаты в кулаки, а из правой капала черная, вязкая жижа, что выделялась из язв. Да что там говорить. Не только из руки, но и вся правая часть одежды была пропитана зловонной штукой, и сейчас медленно стекала к ногам разъяренной девушки, образуя по ней липкую лужу. Она не шевелилась. Лишь сверлила меня глазами. Такой пронизывающий, веющий настоящим могильным холодом взгляд. После минутного немого «диалога» она медленно переводит взгляд в сторону, и, проследив за ее глазами, вдруг встают в ступор. »…что…я…наделал? Это…я…сделал?!» Пару минут, всего пару минут назад на вот этой самой кровати лежала маленькая, красивая девочка, а сейчас я видел перед собой какое-то подобие химеры. Маленькое тельце превратилось в сплошной синяк, опухло, посинело и покрылось темно-багровыми пятнами. Светлое личико теперь не узнать. Его словно свело в судорогах. В широко раскрытых глазах читался неподдельный ужас — зрачки заполнили всю голубую радужку. Рот был чуть приоткрыт и правый уголок губ был неестественно поднят, изображая отвратительное подобие улыбки, а практически половину лица заляпала непонятная жидкость желто-коричневого цвета — рвотные массы. Некогда тоненькие ручки девочка держала у горла, словно пыталась »…она…захлебнулась…в собственной рвоте. НЕТ!» Меня самого чуть не стошнило от увиденного. Но с силой проглотив неприятный ком, подбирающийся к горлу, я перевожу взор на Смерть. За спиной кто-то истерически взвизгнул, и послышался глухой удар о пол — мать девочки. Мужчина — отец девочки, не в силах что-либо сделать резко оседает и начинает биться головой об пол, при этом истерически смеясь. Сошел с ума. Молодой человек все никак не мог пошевелиться. «Почему? Как такое могло произойти всего за пару минут? Это невозможно! Или возможно?» Черт, он так запутался. — Пошел вон! — тихое грозное шипение девушки. — Я… — начал оправдываться юноша. — Я сказала, пошел вон! — словно ультразвук, и стекла в оконных рамах трескаются, расходясь по швам. Никто не заметит этого. Родители не в состоянии делать или воспринимать что-то адекватное. В тот вечер Смерть впервые за двадцать лет подняла руку на крестника. Заслужил. Он обязан был дождаться ее, но вместо этого посчитал верным просто развернуться и уйти, ссылаясь на головную боль. «Тряпка, недомерок. Как он мог? Да кем он себя считает, чтобы просто так решать, кому жить, а кому нет. Убить его мало». И девушка почти так сделала. Это были не просто удары, а самое настоящее избиение. Смерть швыряла парня по всей квартире, словно тряпку. Била его всем, что только под руку попадалось. А он терпел. Терпел даже тогда, когда девушка, со всей силы, швырнула его головой об стену, когда нога была порезана осколком разбитой чашки, когда от удара в глаз лопнул капилляр, и стало жечь неимоверно. Терпел даже тогда, когда от удара о стену он сломал три ребра. Заслужил. Он заслужил. Девочка должна была жить. Всего одна таблетка. Только одна вещь смогла бы спасти маленькую, нужно было дождаться. Это был яркий пример безответственной работы. Вслед за избиением последовал долгий разговор с Истинной Смертью. Наказание — снова переломы и язвы, но только временные, и обещание, что подобного больше не повторится. Все произошедшее дало парню возможность почувствовать себя на месте крестной. Было больно. Очень больно. Головная боль по сравнению с этой — просто ничтожество. Теперь его вызовы не ограничивались одним, он, несмотря на еще незажившие переломы, брал в ночь по шесть-семь вызовов. Николас понимал, что тем самым усложнил работу крестной, но та лишь молча выполняя поставленную задачу. Смерть вообще с ним после того случая больше не разговаривала. Прошло уже больше полутора года. Она молчала. Теперь девушка его даже не будила и не торопила. Не встал, не успел — твои проблемы. Крестник общался только с Истинной, и то если она сама его вызывала. Пару раз она даже дала ему два дня отдыха. И все выходные он провел в обществе старых школьных друзей, ну если их можно назвать таковыми.