Black and White

Время же останавливаться из-за всяких там глупых людских сомнений не собиралось и продолжало свой ход. Так незаметно пролетела весна, регулярные и теперь уже частые встречи «спутников» больше не прерывались, но все будто ожили после зимней спячки. Засуетились в Аогири, в их рядах поползли слухи об уничтожении гульего ресторана, даже больше — о причастности некоего одноглазого гуля к разрушению забегаловки. Киришима никогда не любил то место, пусть и не являлся тем, у кого был туда допуск. Но стоило только представить таких же озабоченных гулей, подобных Гурману, и его передёргивало. Вероятнее всего, потому Кен и был занят тогда, они с группой потихоньку выбирались из тени и намеревались вступить в игру. Лидеры Аогири не считали их серьёзными противниками. Не собирались затевать против них каких-нибудь операций, вовсе нет. Скорее относились к Канеки, как к непоседливому ребёнку, который не принесёт им существенных проблем намеренно, но всё-таки следует за ним присматривать, дабы не набедокурил. Аято не нравилась эта суета. Все вокруг будто неожиданно стали слишком шумными. И от него кто-то постоянно что-то хотел. Признаться, выбираться в город стало сложнее. Зато стали заметны преимущества того, что Канеки больше не отнимал у него целый день. Всё-таки исчезнуть на сутки или всего на несколько часов — разница большая. Так всё и проходило. Аогири искали Кано, группа одноглазого, по всей видимости, — тоже, а Кролик забирался в комнату Кена через окно и некоторое время оставался в стороне от всего этого. Иногда было сложно. У Киришимы характер всё-таки вспыльчивый. И казалось бы — спокойный Кен с лёгкостью с этим справится, но иногда он будто намеренно замечал что-то этим своим раздражающим тоном, словно даже конец света сейчас не будет его волновать, и выводил Аято из себя. Как-то раз Кролик даже очень сильно пожалел, что продолжал всё это дело. Хотя, почему только раз. Из-за очередной услышанной фразы, которую на деле и колкостью-то назвать нельзя было, он тогда устроил знатный переполох, и на шум чуть не прибежали остальные члены группы. Чуть — потому что уже взвинченный очередным спором Канеки вовремя вылетел из спальни, дабы уладить недоразумение. Кролик хотел сбежать по-тихому, но не успел. Сильная рука схватила его за горло и пригвоздила к ближайшей стене. Он встретился со взглядом напротив, и его пробила дрожь. Мысли моментально услужливо перенесли обратно в конец декабря, и Аято невольно съёжился. Убеждения, что одноглазый обещал ничего ему не делать, не помогали совсем. По всей видимости, чаша терпения Кена тоже иногда переполнялась, и вечно игнорировать выходки Киришимы он был не намерен. Однако Канеки почти сразу же пришёл в себя, растерянно моргнул и разжал ладонь. Складки на лбу разгладились ненадолго, и к нему снова вернулся вид незаметного и скучного студента. — Прости, — тихо произнёс одноглазый и отвёл взгляд в сторону. — Я бы ничего не сделал. Просто… Ты же знаешь, я не хочу впутывать во всё это остальных, а ты… — Я был слишком шумным, — нехотя признал Кролик, потирая шею и косо поглядывая на Кена. Теперь тот выглядел обеспокоенным и подавленным. Замечательно, опять собирался заняться самокопанием. Они уже обсуждали это, и Аято прекрасно понимал, насколько трепетно этот идиот относился к своей новой «семье». И их ни в коем случае нельзя было впутывать в эти отношения и всё, что за ними могло последовать. На деле оба шагали по тонкой канатной дороге. Один раз оступишься — и вниз. Киришиме не нравилось, что одноглазый так себя повёл, хоть и знал причину. Это вселяло раздражение и — будем откровенны — толику страха. Аято был упрямым, упёртым и раздражительным, но силу и возможности попавшегося спутника не мог не признать. И ему действительно захотелось свести подобные неприятные инциденты к минимуму. Для собственного блага. От этого идиота всё равно уже так просто не избавиться. В остальные же вечера, стоило признать, встречи проходили в более приятной атмосфере, после которой Кролика в итоге либо клонило в сон, либо голова была полностью пуста. В такие моменты действительно не было дела до гулей, организаций и их проблем. А потом приходилось возвращаться в мир, и заботы снова накрывали с головой. Поиски, охота, отлов следователей непосредственно в качестве Чёрного Кролика. Он выматывался. Выматывался и мог иногда спрятаться ото всех где-нибудь на крыше и провалиться в глубокий сон. Много дней так и прошло на самом деле. Всё казалось достаточно однообразным, но Кролик не мог ни от чего отказаться. Отстанет от следователей — под подозрения снова умудрится попасть его глупая сестра, и тогда все приложенные усилия окажутся напрасными. Перестанет приходить к Кену — и то малое разнообразие в его жизни исчезнет, добавив ещё и унылые цвета в жизнь. Организация же его так просто не отпустит (скорее — вообще не отпустит), и об этом и речи быть не могло. В итоге — плюс один пункт к причинам зависимости от Канеки Кена. Казалось даже, чем больше времени проходит, тем сильнее те или иные обстоятельства связывают их вместе. Вот вам и «спутники по жизни». Тем временем следователи, по всей видимости, всё-таки переключили своё внимание на него, и можно было надеяться, что тот опрометчивый поступок Тоуки — дело единичное, и больше подобное не повторится. Он не интересовался, да и не собирался вовсе, у неё, что побудило девушку вообще так рисковать своей шкурой. Мог на самом деле попробовать расспросить Кена, тот явно уже был наслышан о нападениях Чёрного Кролика и давно раскусил, кто скрывался под маской, но ничего не говорил. Но только зачем ему, Аято, вообще лезть в это дело? У него голова от своих проблем кружилась, и вникать ещё и в неприятности непутёвой сестры желания не было. — Всё в порядке? — поинтересовался Канеки, чуть склоняя голову вперёд, чтобы лучше разглядеть его лицо. Киришима вздёрнул подбородок и отвернулся в другую сторону. — В полном. И опять это хмурое выражение лица и явное недоверие. — Аято, я знаю, что ты не любишь, когда я это говорю, но всё-таки. Если есть что-то… — Со мной всё в порядке, — резко перебил его Кролик и скрестил на груди руки. Он заметил две вещи. Во-первых, одноглазый перестал обращаться к нему с этим дурацким суффиксом, который раздражал его ещё с того самого момента в одиннадцатом районе. Во-вторых, он явно проверял почву у себя под ногами. Слишком осторожно прозвучали эти слова для обыденного беспокойства в манере Канеки Кена. — Ты что-то хочешь? Канеки долго смотрел на него немигающим взглядом, чуть щурясь, будто пытался что-то для себя решить. Где-то он это уже видел. Даже начал сомневаться, не улетел ли тот куда-то далеко со своими мыслями. Но одноглазый спешно пришёл в движение и растерянно почесал макушку. — На самом деле есть кое-что, что я хочу. Аято вопросительно изогнул бровь, всё-таки не удержавшись и повернувшись обратно. — Что? — Любопытство пересиливает? — мягко усмехнулся Кен. Очень захотелось дать ему подзатыльник. Как минимум. Он ведь знал, о да, он давно уже понял, какие рычаги давления можно использовать, чтобы довести Киришиму до того или иного состояния. Уже не раз Кролик ловил на себе внимательный взгляд, словно подвергался сканированию в подобный момент. Аято всегда старался не допустить того, чтобы кому-то удалось забраться к нему в душу, но Канеки умудрился докопаться до некоторых вещей раньше даже, чем сам он согласился их принять. Его слишком хорошо читали и видели насквозь, и это было самым опасным в их взаимодействии. Хотя стоило признать, очевидные промахи у одноглазого тоже были. Вообще-то, Киришима собирался уже уходить. Выделенное время подходило к концу, да и Кен выглядел более уставшим, нежели обычно. Иногда даже казалось, что с каждым разом вид его становился всё хуже и хуже. Если присмотреться, можно заметить бледные круги под глазами. Что-то не так было с ним в последнее время, и только дурак не догадается, что Канеки сам постоянно доводил себя до такого состояния. Вот тебе и выбрался из тени. С ним что-то происходило, но если об остальных он вечно пёкся, как заботливая мать-наседка, то собственные проблемы никогда не афишировал. — Вот ты точно паршиво выглядишь. Полугуль замер, удивлённо распахнув глаза, будто только сейчас заметил какую-то очевидную вещь. В принципе, удивляться было чему. — Ты обо мне беспокоишься? — Делать мне больше нечего. Аято поднялся с пола, на котором удобно устроился ещё несколько часов назад, и привычно зашагал к окну. Он уже открыл его и собирался выскочить на улицу, как просьба Кена заставила его остановиться. — Подожди, пожалуйста. Пришлось обернуться и уставиться на одноглазого. Тот быстро преодолел разделяющее их расстояние, и в следующее мгновение Киришима почувствовал, как его сгребают в объятия. Обескураженный Кролик собрался возмутиться и вырваться, да только окончательно остолбенел, когда цепкие пальцы приподняли его лицо за подбородок. Выстрелом на поражение стал поцелуй. У Аято буквально мир с ног на голову перевернулся. Кен его целовал. Канеки Кен, который ломал ему кости, который смотрел на него этим бесящим безразлично-спокойным взглядом, который читал его как одну из своих дурацких книжонок, целовал. Его. И что всё это, чёрт возьми, значило?!