Black and White

В Аогири всё шло относительно своим чередом. За исключением только того, что некоторые члены организации, вроде Наки, готовились к какой-то операции. С учётом, что численность их была совсем небольшая, а участвовали в ней одни из лучших (ну, насчёт Наки Кролик бы поспорил), можно было предположить, что проблем с её исполнением не будет. Как и изначально говорил Татара, Аято в ней не участвовал. Кто знал, изменилось ли что-нибудь, не посещай он так часто город, но былого уже не воротишь. Лидеры с того самого полудня не придавали помятому виду Киришимы никакого значения, будто и не было ничего вовсе, будто он сам ввязался в какую-то перепалку и — какое разочарование! — вылез из неё не в лучшем состоянии. Его это, впрочем, не сильно заботило. Раздражало скорее то, что Аято снова был заперт в клетке, на этот раз, как казалось, слишком уж прочно. Так просто не выкрутиться. В назначенный день Киришима наблюдал, как гули покидали остров, после чего постарался как можно быстрее убраться подальше. Ничего не поменялось. Остальные члены так и были заняты своими делами. После шумного города находиться здесь было непривычно. Да, численность Аогири нельзя назвать маленькой, но с переполненными улицами Токио ей было не сравниться. Многие переговаривались, но стоило Аято показаться в их поле зрения, как шепотки затихали, а будто бы пристыженные гули неуверенно опускали головы. До этого дня от Кена стабильно приходили сообщения, но сегодня телефон молчал. Кролик сложил два и два, мысль о том, что одноглазый мог быть связан с операцией Древа, ему очень сильно не понравилась. Этот идиот наверняка опять полез, куда не следовало. А учитывая прошлые последствия… Затишье не сулило ничего хорошего. Стоило задать вопрос: «А какое ему вообще было до этого дело?» — но его не последовало. Когда участники операции вернулись, они были не одни. Тип, который заявился на базу вместе с ними, симпатии совсем не вызывал. Кано. Тот самый человек, из-за которого вообще состоялась большая часть всей этой шумихи. Далее следовало общее собрание, на котором сообщили о присоединении Кано к Аогири. Много пустого трёпа про успешное выполнение поставленной цели, про дальнейшие планы, но Аято, пусть и не любил присутствовать в такие моменты, невольно вслушивался и улавливал хотя бы треть слов, что относилась именно к делу. Про одноглазого и его шайку не сказали не слова, но Киришима узнал по описанию Гурмана в крайне эмоциональном трёпе Наки, когда тот находился поблизости. — Не переживай так, Аято-кун, — Это словно поджидала его, и у Кролика по спине пробежал неприятный холодок. — Считай, это была всего лишь небольшая формальность. Чего ещё следовало ожидать? Пожалуй, впервые с того инцидента с ним заговорили на эту тему. Это явно была в приподнятом настроении. Впрочем, сложно было что-то сказать с уверенностью, так как поведение её не изменилось вовсе. Всё те же манеры, странное ощущение, будто она видела его насквозь, и, казалось бы, совсем невинный и ничем не обременённый разговор. — Ты можешь и дальше покидать остров. Нам просто необходимо быть уверенными, что ты не наделаешь глупостей. Её тон был снисходительным, но всё таким же ребяческим, и у Аято создалось впечатление, что его отчитывает ребёнок. Снова. В то же время этот «ребёнок» словно знал что-то безусловно важное или скорее интересное, и теперь только подталкивал Киришиму к действиям. Возможно, она действительно всё знала. Его жизнь была для неё лишь забавным развлечением, которое сулило за собой какие-то увлекательные зрелища? Вероятно, именно так. Впрочем, ничего нового. Кролик ничего не ответил. Только проводил Это взглядом, которая тут же ускакала (пожалуй, это было самым подходящим определением) прочь, и раздражённо вздохнул. Её слова можно было трактовать как: «Ты можешь продолжать свою маленькую игру, пока я нахожу это забавным». Не очень приятная новость. Тем не менее, ему ведь разрешили, да? Аято не хотел идти на поводу, но чувство тревоги никак его не оставляло. Если Кано теперь с ними, а группа Кена явно намеревалась заполучить его первым, вряд ли у одноглазого дела пошли в гору. Киришима уже собрался отправиться в шестой район, как резко передумал. Если Канеки сталкивался с Аогири или Кано, то явно потерпел неудачу. Не лучшее время для визита. Да и дом наверняка полон сомнительных личностей. Аято точно не будет в нём желанным гостем. Не сейчас. Он скрипел зубами, но всё равно остался на базе. Кролик находил глупым и бессмысленным отправлять сообщение с вопросом о том, как там Кен поживает. Ну правда. «Моя цель была у меня под носом, а я её упустил, но всё замечательно, спасибо». Так, что ли, он должен ответить? Ещё около суток Киришима отвлекался делами организации, как раз попав на свою очередь в охоте, но мысли его были совсем в другом месте, за что он не забывал периодически в который раз проклинать одноглазого, Кано, сестру с отцом и вообще весь мир. Потому что нельзя так настойчиво засесть в голове и не давать спокойно жить. И примерно к следующему вечеру терпение, которого у Аято в запасе почти никогда и не было, лопнуло, и Кролик отправился в город. Первое, что его насторожило: почти нигде в доме не горел свет. К этому времени группа обычно успевала расположиться в какой-нибудь большой комнате или же они потихоньку разбредались по спальням, однако сейчас светло было только на кухне. В комнате Кена света тоже не было, и Киришима решил, что тот внизу вместе с остальными. Он осторожно прошмыгнул в спальню. Второй причиной беспокойства стала на удивление напряжённая атмосфера. Эта группа могла уставать, не достигать своих целей (иногда это было весьма заметно по лицу Канеки или кого-нибудь, кого Аято успел разглядеть с улицы), но при этом продолжать друг друга подбадривать и как-то развлекаться. Сейчас же в доме было на удивление тихо. Никакого телевизора, шума, громких восклицаний даже его чуткий слух уловить не смог. Разве что совсем тихие неразборчивые голоса, которые разбивали тишину лишь иногда и даже в какой-то степени неуверенно. Неудача в поиске Кано настолько сильно выбила их из колеи? Кролик щёлкнул выключателем и, ожидая, что одноглазый внизу, даже несколько удивился, когда застал того на кровати в позе эмбриона. Канеки лежал к нему спиной и, по идее, просто не мог не заметить появления Киришимы, но до этого никак не отреагировал. Только после включения света он заворочался и прикрыл ладонью глаза. И тут до Аято дошло, что он не представлял, что в принципе должен сказать. Чушь о беспокойстве звучала бы из его уст слишком дико, ему это слабо представлялось. Да и тогда придётся признать, что он беспокоился. Подобное в его планы тоже не входило. — Тебе следует уйти, — бесцветным голосом произнёс Кен, даже не повернувшись. — И лучше вовсе не возвращаться. Кролик опешил. — Тебя где-то слишком сильно головой приложило? Послышался тихий вздох, но ответа не последовало. Вот и приехали. Сколько раз он себя убеждал, что общение с одноглазым ублюдком не принесёт ничего хорошего? Что и требовалось доказать, можно спокойно сваливать. И всё бы ничего, только от услышанных слов в груди словно появился здоровенный камень. — Так будет лучше. Для тебя. Киришима прищурился и почувствовал, как внутри закипают эмоции. Лучше, значит. — А давай, — Аято набрал в грудь побольше воздуха и приготовился высказать этому тупице всё, что не раз уже пыталось вырваться, — я сам буду решать, как будет лучше для меня? — Аято… — Не смей меня перебивать. Он бы поразился собственному голосу, но сейчас его заботило далеко не это. И на этот раз Кролика точно нельзя назвать виновником очередного их конфликта. — Ты меня на это подговорил. Ты убеждал меня, что ничего страшного не произойдёт, если мы несколько раз в месяц — всего лишь! — будем видеться. Ты нёс чушь о привязанностях, о связях, об отношениях. Ты убедил меня. Ты трепался о симпатии, о беспокойстве, запудрил мне мозги и окончательно сбил с толку. Ты, — Аято запнулся, вспомнив, что не собирался рассказывать ни о чём, связанном с Аогири, но поток слов было уже не остановить, — вынудил меня рисковать. Очень многим. А теперь ты берёшь и заявляешь, что — ради моего же блага! — надо просто взять и сделать вид, что ничего не было?! — Ты не понимаешь… В нём бушевал самый настоящий ураган, кулаки чесались и так сильно хотелось врезать несколько раз этому ублюдку, чтобы он наконец начал прислушиваться к мнению других. Он был взбешён, причём сам не знал, чем больше: тем, что он позволил себе поверить и так облажаться, или тем, что его так неожиданно и неприятно кинули. — Я не чёртова размалёванная шлюха, которую можно выкинуть за дверь, как только она тебе надоест. Кен перестал пытаться возразить и внимательно посмотрел на Киришиму, проигнорировав даже тот факт, что Аято во время монолога умудрился схватить его за ворот футболки. — Аято, — практически умоляющим тоном произнёс одноглазый и устало накрыл лицо ладонью, — рядом со мной опасно находиться. — Мне плевать. — Я чуть не убил дорогого мне человека. Я не могу быть уверенным в том, что в один миг не перестану себя контролировать и не попытаюсь убить тебя. — Мне плевать. Канеки явно не нравился такой ответ. — Ты хоть понимаешь, чем это может обернуться? — Я просто выбью из тебя всю дурь до того, как ты меня убьёшь. Ты всё равно не сделаешь этого. Я знаю. Он сам не представлял, с чего утверждал это, однако в сказанном всё равно был уверен. Канеки всегда успевал останавливаться. И раньше было что-то такое, и Кен ни разу ещё не перешёл черту. Киришима всё ещё тяжело дышал, но уверенность в собственных словах его несколько успокоила. Одноглазый сомневался. — Ты действительно хочешь, чтобы я ушёл? — произнёс он с расстановкой, всё ещё сжимая ворот футболки. Глаза в глаза. Аято не знал всех подробностей, но, откровенно говоря, они его не очень волновали. Взгляд Кена объяснял всё куда более выразительно, чем все его слова, произнесённые ранее. — Нет.