Внутри меня - пусто

      Когда мне было двенадцать лет, мы с родителями переехали в другой район. Мне пришлось поменять школу. Не то чтобы я сильно расстроилась, но со мной происходило что-то странное. Я не была общительным ребенком и у меня всегда было мало друзей. Я не заговаривала первой и была очень молчалива. Маленького роста, мельче остальных, бледная, с двумя черными косичками и огромными карими глазами, в которых вечно читался страх. Такой я помню себя в детстве.       Я помню, как зашла в новый класс. Стоял жуткий шум и гам, никто меня словно и не заметил. А я просто стояла у двери и молчала, боясь сделать шаг вперед. Внутри что-то ухнуло вниз. Неприятное чувство внутри меня подсказывало, я в тайне надеюсь, что ошиблась дверью. Из толпы новых одноклассников, которых я окинула взглядом, мне не понравился никто. Я уже заранее знала, что не смогу их полюбить. — Внимание, класс! — громким суровым голосом произнесла учительница, которая первая заметила меня. Лет тридцати, черноволосая, с короткой стрижкой, в квадратных очках без оправы. Мой новый классный руководитель. — Класс! ВНИМАНИЕ! — повысила она голос и постучала ладонью по столу. Потихоньку голоса стали стихать, и, наконец, повисла тишина. Теперь все взоры были устремлены на меня. Ведь именно я была причиной, по которой их всех заткнули. Мне стало жутко. — Проходи к доске. Не стой на пороге, — сухо дала мне команду учительница. Она сверлила меня взглядом, словно заранее пыталась раскусить, кто я, и дать ярлык. Отличница, задира, ябеда, тихоня, девочка для битья. Кто же я? Я засеменила к доске нерешительными мелкими шагами. Словно чем они меньше, тем дольше я буду идти. Это, конечно, не спасло меня. И вот я стою в центре класса. — Как тебя зовут, откуда ты, какой твой любимый предмет? — тут же посыпались вопросы. Окинув взглядом жадные глаза, что меня окружали, я собралась с духом и наконец то открыла рот. — Я Лина, раньше я жила возле набережной, а теперь мы живем возле торгового центра, любимого предмета у меня нет, но я люблю рисовать, — послышались глупые смешки. Учительница прищурила свой взор. — Нет любимого предмета? Как ты училась в старой школе? — тут же спросила она. Видно боялась, что ее ряды пополнятся еще одним бракованным ребенком, не любящим учиться. — У меня одна тройка, по физ-ре, — тихо добавила я. — Хорошо, надеюсь, мы это исправим. Теперь выбирай место и садись, — я огляделась. Было три свободных места. С рыжим толстым мальчишкой, с красными щеками. С еще одним мальчишкой, который чертил на парте что-то похожее на череп, и с девочкой, которая была одета во все розовое. Даже ленты на ее волосах были ядовито розового цвета, она держала в руках розовый карандаш, который достала из абсолютно розового пенала. Этот вариант сразу отпадал. Не долго думая, я села с мальчиком, который рисовал череп. Он сидел в первом ряду на последней парте у окна. Я села с краю. — Привет, я Денис! Теперь я буду у тебя списывать! Анька мне уже не дает! — зло шикнул он на девочку в розовом, которая сидела перед ним. На этом наш диалог был окончен. Хотя это сложно назвать диалогом, потому что я ничего не ответила.       Весь урок мы сидели молча. Денис что-то чертил, похожее на взорванные танки, и не записал ни слова из урока в свою тетрадь. После звонка я сорвалась с места и выбежала. — Извините! — пискнула я, когда по ошибке влетела в кладовую и столкнулась с уборщицей. Она что-то грубо гаркнула, а я, не слыша ее речей, завернула в туалет и заперлась в кабинке… — Не хочу… — услышала я свой голос. Я повторила эту фразу еще раз десять, словно вбивая себе в голову…       Прошло два месяца, а я так ни с кем и не подружилась. Не то чтобы одноклассники не пытались со мной знакомиться, скорее я не шла им на встречу. Все казалось мне чужим, диким, не правильным. Я постоянно рисовала. — А почему у всех твоих героев такие огромные глаза? — задавали мне извечный вопрос, разглядывая цветные рисунки в моем блокноте. — Это аниме… Такие мультики, — отвечала я. — Жуткие они какие-то, попробуй рисовать с нормальными глазами! — как-то раз сказал мне мой сосед Денис. В свои двенадцать лет я почувствовала после этой фразы, как хочу выстрелить себе в голову. Чтобы вышибить себе мозги, которые ломали мои новые товарищи. Мне хотелось сказать, что слово «нормальные» здесь не уместно! Хотелось негодовать и кричать, но Денис чертил в тетрадке очередной танк с кривым волнообразном дулом, и я понимала, что нет смысла метать бисер перед свиньями. — Лина, придешь ко мне на День Рождение? Будет большой торт и батут! В этот четверг, мои родители заберут нас на машине! — весело предложила как-то раз Анна. Я кинула взгляд на ее очередные розовые бантики. — Нет. Я занята, — коротко бросила я. — И чем же? — в голосе девочки послышалась обида. — Встречаюсь с друзьями из старой школы, — сказала я первое, что пришло в голову. Анна ничего не ответила и потеряла ко мне интерес. Не знаю, зачем я соврала. Мне просто не хотелось видеться лишний раз с этими людьми. Хватало нелюбви к ним в школе.       Настал четверг. Веселая оживленная толпа загрузилась в большую тачку и отправилась праздновать. А я, глядя под ноги, отправилась в противоположную сторону. Домой было идти рано, ведь там я тоже наврала. Родители думали, что я тоже поеду вместе со всеми. Я упорно делала вид, что мне все нравится, меня все устраивает. Я не скучала по старой школе, даже не писала подружкам смски и не звонила. Несмотря на это, я, ведомая чем-то непонятным, села в маршрутку и поехала в свой старый школьный двор.       Вот они, старые ржавые качели на цепочках. Безликие тополя, сломанная песочница с облупившийся краской. Наверное, это самый унылый двор в городе. В нем совсем не было краски и цвета. Все было серое, как мои чувства. Может поэтому я приехала именно сюда. Все давно разошлись по домам и вокруг никого не было. Двор был пуст.       На душе стало немного легче. Мне хотелось побыть одной, чтобы прочувствовать себя изнутри. Что же со мной происходит? Может это и есть взросление? Переходный возраст. Почему я стала такой замкнутой, неуверенной в себе и безразличной к окружающим. Это состояние не покидало меня даже дома. Я в пол уха слушала, что говорит мама, хотя мои мысли были где-то далеко.       Я витала в облаках, выдумывая свой идеальный мир. Где все люди читают книги, любят ходить в театры, вежливо улыбаются при встрече и не лезут друг другу в души. Все, чего я хотела, просто говорить. Не обсуждать и не судачить. Именно говорить. Пусть даже ни о чем. Когда опадут последние листья, почему в лужах небо такое серое… Хотелось читать стихи Ахматовой наизусть и гадать, отчего они такие грустные… Мне так хотелось этого, до боли в груди. Словно кто-то сжимает твое сердце грубой ладонью, и оно ноет от того, что ему тесно… Одиночество не пугало меня, гораздо страшнее было бы потерять себя и стать такой как все. Стать тем, что я не люблю. Я — это я. Пусть даже это кому-то и не нравится.       Я качалась на старых качелях и размышляла обо всем этом, казалось, я так погрузилась в мысли, что выпала из реальности и потеряла счет времени. Меня выбило из этого состояния что-то лишнее в окружающем мире… Я долго не могла понять, что это. Вроде все то же самое. Старый двор, туман, слегка подмерзшие лужи, облачко пара из моего рта. Высохшая пожелтевшая трава и огненные рыжие листья… Скрип ржавой цепи, такой протяжный, словно плачущий… Вот только почему же я его слышу… если мои качели давно остановились.       Я подняла голову. Напротив меня метрах в двадцати раскачивался мальчишка, который взялся из ниоткуда. Он словно не видел меня и был так же погружен в свои думы. Сначала я почувствовала враждебное чувство к нему. Ведь он нарушил мой покой и вторгся в зону моих грез. Но он совсем на меня не смотрел, его лицо было запрокинуто к нему, глаза были закрыты. Светило еле теплое осенние солнце. Не греющее, но как и прежде яркое. Оно было прямо над ним. Наверное оно слепит ему глаза, а сквозь закрытые веки он видит разные цветные пятна… На его лице играла легкая улыбка, а волосы, которые были чуть длиннее, чем надо, и доставали до мочки уха, развивались от ветра. Внезапно мне показалось, что это я вторглась на его территорию, таким блаженным он казался.       Он был постарше, чем я. В школьной форме, значит он не из моей школы, у нас формы не было. На нем было черное пальто и черные начищенные ботинки. Развязанный красный галстук торчал у него из кармана. Если он не учится здесь, значит он пришел специально, именно в этот двор. Интересно, почему он выбрал самый серый и невзрачный… Но ведь и я его тоже выбрала.       Немного подумав, я решила не уходить. Мы качались до самых сумерек, то сильно раскачиваясь, мучая старые качели и заставляя их плакать, то просто сидели, заставляя издавать ржавые цепи протяжный скрип, похожий на стон. Прошло, наверное, часа четыре. Никто из нас не разговаривал. Каждый был погружен в свои мысли. Я видела все тот же выдуманный мир, который как мне казалось был лучше настоящего, и этот незнакомый мальчишка совсем его не портил… Все было гармонично и так как оно и должно быть… — Торт вкусный был? Вы что, гуляли? Ты холодная совсем! Нос синий, Лина, ты меня слышишь? — окликнула меня мама, оторвавшись от мытья посуды. Обернувшись, она поняла, что я не слышала почти ничего. Я сидела с зависшей ложкой в руках и смотрела в окно. — Лина, прием! Вернись на землю! — тихонько смеясь сказал папа, который только вошел на кухню и глянул на меня. — Я тут! Да… Торт вкусный, — наконец откликнулась я, помотав головой, чтобы вытряхнуть звук качелей… Который стоял в ушах.       На следующий день все было совсем не так. Я отчаянно пыталась погрузиться в свой завсегдатай транс, но ничего не выходило. В маршрутке тетка накричала на меня, потому что мой битком набитый портфель мешал ей, и, по ее мнению, с таким багажом мне нужно ездить только на автобусе. Все места были заняты, а до поручня я не могла достать, поэтому моталась в салоне как сосиска из стороны в сторону. Кое-как добравшись до школы, вошла в шумный класс. Рыжий горластый толстяк, Николай, уже с утра, словно петух, кукарекал. Летали мятые бумажки, а мой сосед болел и наматывал сопли на кулак. Платок был им не предусмотрен. Ко всему прочему первым уроком была алгебра. Издевательство для не проснувшихся мозгов. Во мне закипал гнев и раздражение.       День показался очень долгим… Я ужасно хотела домой. Едва послышался звонок, а я уже мчалась к раздевалке, чтобы не толпиться в очереди, которая наверное добила бы меня. Раздался телефонный звонок. Мама. — Лина, ты домой? По дороге чай купи. К нам гости придут. Семейство Савченко. Мы с Олей чай попьем, а ты с малышами поиграешь, давай бегом, мы ждем тебя, — малышами были два близнеца семи лет. Коля и Толя. Они вечно дрались, кричали друг на друга, а иногда даже плевались. Их игры заключались в том, что бы что-то кидать и ломать… — У меня дополнительные! Я после четырех приду, — едва не плача, снова соврала я. Что за день, моих сил определенно не хватит на вредных близнецов. Убитая и замученная, я поплелась куда глаза глядят.       И вот я снова здесь. В моем убежище. Снова не одна… На этот раз, житель моей планеты, я имею ввиду того самого мальчика, сидел, свесив ноги вниз, на горке. Старой железной горке, на верху которой было что-то вроде домика. Когда-то горка была синей и желтой, но теперь она была похожа на бледный призрак… Мальчишка что-то рисовал в большом альбоме и был очень поглощен этим занятием. Сегодня было холоднее, чем вчера и солнца совсем не было… Мне не хотелось размышлять о бытие, я была слишком зла. Под моей излюбленной качелей за ночь дождь налил огромную лужу. Поэтому я плюхнулась на лавочку, что стояла напротив горки. Хотелось зажмурить глаза и заткнуть уши, что бы ничего не слышать и не видеть. И кричать. Так я и сделала. Правда кричать не стала. — Раз, два, три… — считала я едва слышно. Буду считать до тех пор, пока не перестану злиться. — Девяносто девять, девяносто восемь, девяносто семь… — отсчет пошел в обратную сторону, а я все еще чувствовала себя плохо. Бесполезная затея. Я открыла глаза. Кинула взгляд на непринужденного расслабленного мальчика, в этот самый момент, он кинул взгляд на меня и улыбнулся. Мы долго смотрели друг другу в глаза. Это было странно. Раньше он как будто был выдуманным, просто декорацией в моем мире, а теперь он ожил. Он не мог не ожить, с такими живыми, полными радости, лучистыми зелеными глазами. Они были такими яркими среди всей серости, которая была вокруг, что стали центром всего. Центром моей вселенной… Главным элементом моего мира.       Поймав свои мысли, я покраснела и опустила голову. Через пару мгновений я снова посмотрела на него, но он уже отвлекся на рисование и больше не поднимал глаз. А я все смотрела и смотрела, прибивая его словно гвоздями к своей реальности. Он не чувствовал моего взгляда, мне так казалось, и поэтому я не боясь быть раскрытой смотрела на него.       Ближе к трем он начал собираться. Все внутри меня сжалось в комочек. Посмотри на меня еще раз. Пожалуйста… Поделись своим светом. Он собирался очень медленно, не торопясь. Легко спрыгнул на землю и направился прямо ко мне. Я вцепилась руками в лавку. Он шел, как в замедленной съемке, с опущенной вниз головой, на ходу надевая пальто. В метре от меня он завернул направо, что бы пойти к выходу по асфальтированной дорожке. Мне очень не хотелось, чтобы он уходил, без солнышка и без него все поблекнет в моем королевстве… Я сжала зубы, не удержавшись, бросила напоследок на него свой взгляд, из-под черных длинных опущенных ресниц он глянул на меня, точнее, сквозь меня и пошел дальше. Я смотрела ему в спину до тех пор, пока он не пропал из виду, а после, не видя смысла оставаться, направилась домой. Мой мир перевернулся. Я позабыла обо всех своих проблемах.       Я приезжала еще четыре раза после школы. Все четыре раза он был там. Мы ни разу не разговаривали. Я ни разу не уезжала раньше него, каждый раз провожая взглядом его тень до самого конца… В то время мне казалось, что есть смысл. В жизни, в моем существовании. Я была переполнена чем-то легким, настоящим, светлым. Пока все не рухнуло… Опустошив меня, во мне осталась только пустота… и ничего больше.       Я плохо спала ночью. Меня все что-то тревожило. Встала не с той ноги и опоздала в школу. Забыла сменную обувь. Получила двойку, потому что была рассеяна и не услышала вопроса. На душе было гадко… С тоской глядя в окно, а не на доску, я ловила взглядом первые снежинки. От них было еще хуже. Зима близко… скоро все заметет. Будет рано темнеть, мороз не оставит шанса на долгие прогулки. В моем заброшенном дворе недобросовестный дворник поленится чистить снег, а качели потонут в сугробах. Это значит, что я его больше не увижу… Внутри все сжалось. Весь месяц, каждый день я ездила туда. Мне повезло встретиться с ним три раза. Пару раз я сидела одна, дотемна. Надеясь, что он появится. Ждала, пока руки не окоченеют, а потом, разбитая, брела домой и казалось, что день прожит зря. Родители наивно полагали, что я в литературном клубе. Я там конечно числилась, но только в роли приведения, туда никто не ходил. Одной же смысла не было ходить. Поэтому взятые книги я читала сидя на лавочке в своем тайном любимом месте.       Тоска меня одолевала все с большей силой, не стерпев ее натиск, я сбежала с физкультуры. Дрожащими руками отдавая мелочь за проезд, молила, пусть он будет там. Быть может, я увижу его сегодня в последний раз. Может, он будет тоже что-то читать, как тогда, и я украдкой подглядев, возьму себе такую же книгу… Может, мне удастся украсть кусочек от него, чтобы оставить мой мир целостным…       Я почти вбежала на площадку, запыхавшись, с растрепанными волосами. Я так шустро влетела, что не осознавая своих действий, плюхнулась на качели, почти с размаху, и только тогда перевела дух. Внутри меня нарастал гул. Это сердце билось все сильней, а кровь прилила к лицу. В метре от меня, с книгой в руках, медленно раскачиваясь… сидел он. Первой мыслью было вскочить и сесть куда-нибудь в другое место. Но тогда он может подумать, что это из-за него. Это так и есть, но вдруг он решит, что мне неприятно быть рядом. Я осталась на месте, едва дыша. Мне казалось, если буду дышать громко, помешаю ему своим присутствием и он уйдет. Поэтому я медленно раскачивалась и почти не шевелилась… чтобы не шуметь и не скрипеть. К пяти часам у меня все затекло и я жутко замерзла. Мальчишка встал, стряхнул с плеч снег, который медленно падал с неба, не подозревая, как ранит меня. После протянул руку к сумке, что бы убрать книгу. Не уходи… пожалуйста, нет… все пропало… — я чувствовала, как рушатся стены моих крепостей, которые я так долго строила в голове. Все, что я люблю, мой тайный мир трещал по швам. Просто открой рот и скажи ему что-нибудь. Скажи привет, спроси имя, спроси время, только не дай уйти, — умоляла я сама себя. Мой рот предательски молчал, пока сердце вырывалось из груди. В отчаянье, я почувствовала, как дрожит моя рука, готовая сорваться. Сорваться, чтобы схватить его за край куртки. Что бы вместо меня дать ему понять «не уходи». Я не дала ей этого сделать… я не смотрела, как он уходит, боясь осознать, что это окончательно. Все пропало…       На следующий день, в воскресенье, осознавая, что нет смысла ехать туда, я все же сделала это. Внутри меня все было разбито, я даже позавтракать не смогла. Просто натянула одежду и побрела на остановку. Ноги сами меня несли, разум и тело были в ссоре, а я не могла и не хотела им помочь. Мне просто нужно было убедиться, что все как прежде. Горка стоит на своем месте, блеклая почти не видная в тумане. Качели так же скрипят, а лавочка все та же зеленая, с облезлой краской… Я шла, не задумываясь ни о чем, лишь глаза блуждали по лицам прохожих, по грязным дамам, трещинам на асфальте, искали за что зацепиться, но не могли найти. Нигде не было наполненных жизнью зеленых глаз. Только тусклые и безликие лица… Я шла и шла, понимая, что почти у цели, но не могла понять, почему не могу дойти. Вот я стою на площадке… Дорожка, стройный тополиный ряд и… Пустота. Ни горки, ни лавки, только куча разрытой земли, только яма вырытая в центре. Не дыша, я подошла к этой яме и вскарабкалась по мерзлой земле к самому краю. Она была глубокой, черной и пустой. Как я. Внутри меня — пусто.