Праведник

Луч солнца проник сквозь оконное стекло и ударил в лицо спящему лису. Ник поморщился, поёрзал на кровати и разлепил веки. Рядом, прижавшись к его груди, мирно посапывала Джуди, и воспоминания о вчерашней ночи, словно прилив, нахлынули в его голову. Собственно, не было ничего удивительного в том, что они спали в одной кровати в чём мать родила, а в воздухе до сих пор витал запах их ночных «шалостей». Осторожно, чтобы не потревожить крольчиху, лис высвободился из её объятий, укрыл одеялом, нашёл своё нижнее бельё и покинул комнату. Войдя на кухню, он первым делом включил электрочайник, а затем задумался о том, что бы такого сделать на завтрак. Исходя из предпочтений Джуди, он решил сделать овощной салат. Однако, уже в процессе, заметил, что мысли его отнюдь не о салате. Минувшая ночь не желала выходить у него из головы. В любом другом случае он был бы этому рад, но сейчас… он почему-то чувствовал себя виноватым. Его душу терзало чувство, словно он воспользовался Джуди, её страхом, её беспомощностью, её необходимостью в ком-то. Но почему? Ведь он же не изнасиловал её, в конце концов: всё происходило взаимно... Но ведь лис и вправду не хотел торопить события. И даже успешно сдерживал бунт своих инстинктов, игру гормонов… до сегодняшней ночи. Ник грустно вздохнул и задумался. Порой не хотелось это признавать, но встреча с Джуди сильно изменила его. Раньше он очень любил свою маску самовлюблённого саркастичного эгоистичного лиса-прохвоста… того, кем хотели его видеть окружающие. И, чего уж греха таить, Джуди была не первой в его жизни, с кем он просыпался в одной постели. Но теперь верёвочка развязалась, а фарфоровая поверхность разбилась на мелкие кусочки при контакте с землёй. И миру предстал Николас Пиберий Уайлд таким, какой он есть: стремящийся преодолеть устоявшиеся стереотипы о лисах и больше всего боящийся испортить отношения с любимой девушкой. Его размышления прервали шаги, и в комнату вошла крольчиха. В противовес Нику, она не была в одном нижнем белье, а надела свою ночную сорочку. Шёрстка её была слегка растрёпана, а ушки заспанно спадали по обе стороны лица. – Доброе утро, – с улыбкой на губах сказала она. – Д-доброе утро, – слегка опешил Ник, потом вспомнил, чем занимался всё это время. – Будешь завтракать? Глупый вопрос, конечно, но он не мог не спросить. – Угу, – кивнула она, не убирая этой радостной улыбки, а сама подошла к шкафу и достала свою любимую кружку. Язык повиновался лису с трудом, а в присутствии Джуди он вообще, казалось, и речь забыл. Но заставить себя говорить до́лжно было. – Слушай, Джуд, насчёт вчерашнего, – нервно почесал в затылке Ник, а крольчиха в пол-оборота посмотрела на него, – ты… прости меня. Вот теперь, с кружкой, наполненной кофе, она полностью развернулась к нему лицом. Лису часто доводилось видеть на этой мордашке удивление, но сейчас казалось, что она была удивлена как никогда. – Простить? – переспросила она с лёгкой усмешкой. – За что? – За то, что… я не сдержался. За то, что поторопил события. За то, что… – лепетал он, но, когда тебя целуют, невольно приходится замолчать. Оторвавшись от его губ, Джуди села ему на колени и прижалась к его груди. – Тебе не за что извиняться, Ник, – произнесла она, зарываясь носиком в его шерсть, но потом посмотрела ему в глаза и спросила: – Или ты жалеешь об этом? Ответ был категоричен: – Нет, – покачал головой лис. – Тогда зачем извиняешься? Это была самая прекрасная ночь в моей жизни… Ты был прекрасен. – Я не подумал о тебе, – вздохнул Ник, – а просто взял без разрешения. Джуди прижалась лбом к его лбу. – Я хотела этого, – почти прошептала она. – Не отрицай: я знаю, как ты порой на меня смотрел. К счастью Ника, под шерстью не было видно его пунцово-красного румянца, но, что температура его тела поднялась на несколько градусов, от Джуди не ускользнуло. – Только не знала, как тебя об этом попросить, – добавила крольчиха, вновь уткнувшись в его грудь. Все сомнения, все обвинения в адрес самого себя развеялись окончательно и бесповоротно. Она не жалела о случившемся между ними, не отводила взгляд и не боялась заговорить с ним… Теперь душа Ника была спокойна. Он отстранил от себя крольчиху, крепко схватил её за плечи и с серьёзным видом посмотрел на неё. – Джуди, мы не взаимовыгодные друзья, чтобы ты меня об этом просила, – не менее серьёзным тоном сказал он, затем черты его лица смягчились, а на губах появилась лёгкая улыбка. – Моей любви ты получишь сколько угодно и когда угодно, даже более того. Ник обвил лапами тело крольчихи и крепко-крепко прижал к себе. Джуди всегда опровергала стереотипы о кроликах пред окружающими, но именно в такие моменты она чувствовала, что в чём-то народ прав. Именно находясь в объятиях Ника, ей хотелось быть слабой, хотелось быть беззащитной и чтобы трусливое от природы сердце отбивало двести двадцать подобно самому скорому темпу метронома. Однако их маленькой идиллии не суждено было длиться вечно: отстранившись от своего парня, Джуди случайно посмотрела на настенные часы и ахнула. Девять утра! Они проспали!.. Но как? Как оказалось, мобильный крольчихи разрядился ночью, а свой лис просто отключил. Так что, «реанимировав» своего электронного товарища, Джуди не удивилась тому, что у неё сорок пропущенных от шефа... И немногим позже позвонил он сам. – ВЫ ГДЕ ПРОХЛАЖДАЕТЕСЬ, ВАШУ АНАШУ?! – донеслось с другого конца провода, да так, что крольчиха непременно бы оглохла на одно ухо, если бы не отвела вовремя лапу. – ИЛИ ДУМАЕТЕ, РАЗ РАСКРЫЛИ ДЕЛО О ЧЕТЫРНАДЦАТИ ПРОПАВШИХ, ТАК ТЕПЕРЬ ВАМ ВСЁ ДОЗВОЛЕНО?! – Простите, шеф, мы случайно проспали… – залепетала крольчиха, но Буйволсон её словно не слушал. Мобильник подпрыгнул в воздух и заревел: – ЧТОБ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ БЫЛИ В УЧАСТКЕ, ИНАЧЕ Я ВАС УВОЛЮ К РЕДЬКИНОЙ БАБУШКЕ! Раздались короткие гудки, и мобильный приземлился обратно в лапы Джуди. Собравшись второпях, напарники запрыгнули в машину и двинули к зданию Z.P.D.

***

В участке они оказались не через пять минут, а через пятнадцать, при том, что реально спешили на всех парах, даже мигалки включили, чтобы беспрепятственно проезжать на красный свет. Только, по ходу, Буйволсон всё равно сегодня даст им обоим прикурить, как пить дать. Бенджамин даже не успел закончить своё утреннее ободряющее приветствие: напарники со скоростью пули пронеслись мимо него и скрылись за углом. В кабинет, где обычно проходят «летучки», они не вошли, а влетели, причём Ник споткнулся о порожек, а Джуди развалилась на нём сверху. В комнате не было ни души, за исключением шефа, который, похоже, решил их терпеливо подождать. Оторвавшись от журнала с фотографией Газелле на первой полосе, он повернул к ним голову. – Явились, не запылились, – мрачным тоном произнёс Буйволсон, снимая очки. – А теперь встаньте с пола, выйдите, закройте дверь с той стороны и войдите, как полагается. Напарники приняли вертикальное положение, вышли из комнаты, закрыли дверь, постучались, а уже потом тихонько вошли. Буйволсон снова уставился в журнал. – Простите за опоздание, шеф, – произнесла Джуди, опустив уши. Буйвол положил журнал и повернулся к ним. – Явились, не запылились, – тем же тоном повторил он. – Надеюсь, у вас достаточно весомая причина являться на работу в такое время, причём вот так вот бесцеремонно? – Мой телефон разрядился, и мы случайно проспали, – оправдывалась крольчиха. – За случайно бьют отчаянно, – произнёс шеф, буравя её взглядом. – Но, с учётом того, сколь колоссальную работу вы проделали вчера, на первый раз прощаю. Но ещё одна подобная выходка – и неделю будете у меня на ночном патрулировании. Я понятно объясняю? Лис и кролик торопливо кивнули. – Прекрасно, – всплеснул копытами Буйволсон, протянул им оставшуюся на столе деловую папку и добавил на менее позитивной ноте: – Сегодня утром произошло ещё одно убийство. Криминалисты уже собрали все возможные улики и составили отчёт о погибшем. Съездите ещё раз осмотрите место преступления и опросите свидетелей.

***

На сей раз служебный долг привёл напарников в ещё один частный сектор, располагающийся по улице Октябрьской. Только, к сожалению, их визит сюда выпал в июнь, а не в самый расцвет осени. Почему, спросите вы? Да потому, что всю красоту и прелесть этого места лицезреть можно лишь в октябре, подобно тому, как рисунки Джека Фроста на окне можно увидеть лишь зимой. Сейчас Ник и Джуди видели перед собой лишь ещё один тихий меланхоличный район, подобный улице Вязов: те же двухэтажные домики разной палитры и разных размеров, те же ухоженные дворы, тот же изумрудно-зелёный постриженный газон и те же зелёные насаждения… Эх, будь они здесь в октябре, то увидели бы не просто деревья, а растения из Страны Чудес, усеянные золотом и рубинами – всё это аж до самого горизонта. А опавшие листья обратились бы золотой рекой, по которой хотелось бы плыть на лодке без вёсел, по течению, и наслаждаться последними деньками ясного осеннего неба, прежде чем их бескрайнюю синеву омрачит серость, а тоскливые некогда белогривые лошадки-облака расплачутся, поминая минувшее лето и красоту рассвета осени. Патрульный автомобиль пересёк улицу и оказался перед раскрытыми настежь коваными воротами, за которыми начинался подъём на пригорок. Выехав на относительно ровный участок, напарникам предстало место назначения – церковь Святого Григория. Серый, словно печальный, камень и общая мрачность здания не стали для Ника и Джуди новинкой: готический стиль неизменно сопровождал католицизм на протяжении столетий. Хотя, вспоминала себя Джуди в ранние годы, первый поход в церковь до сих пор вспоминался ей: такое ощущение, словно она пришла не в святилище, где тебя всегда примут, выслушают и простят твои грехи, а в обитель скорби, печали и тоски, где твои эмоции, твои грехи и твоя вина будут преследовать тебя в четырёх стенах, пока ты не замолишь о смерти. Ник толкнул деревянную дверь, и они вошли внутрь. Изнутри здание было погружено в полумрак: лишь свечи в канделябрах, висящих на квадратных колоннах, служили источником света. Из-за того, что свет не достигал уходящего высоко вверх потолка, казалось, будто у тебя над головой ночное небо. А коридор между рядами деревянных скамей, ведущий к алтарю проповедника, казался бесконечным. Лапы скользили по мраморному полу, а потому приходилось идти мелкими шагами. От стен эхом отскакивали скорбящая мелодия органа и латинские песнопения служителей. Траурная панихида как раз подошла к концу, когда полицейские оказались рядом со служителями. – Здравствуйте, офицеры, – обратился к ним баран в одеянии священника. Собравшиеся было расходиться служители замерли на месте и обратили на них внимание. Ник и Джуди по привычке показали диаконам свои жетоны. – Добрый… эм… – начала было Джуди, но осеклась, ведь для слуг божьих день сегодня был отнюдь не добрым, – здравствуйте, падре. С вашего позволения, мы хотели бы осмотреть кабинет погибшего. – Конечно, – кивнул старик, жестом приглашая проследовать за ним. По пути к месту преступления Джуди не преминула воспользоваться шансом опросить свидетеля. – Простите, падре… – Зовите меня Вернон, – перебил её старик-священник. – Хорошо, падре Вернон, вы были тем, кто обнаружил погибшего? – Нет, – покачал он головой. – Сегодня меня здесь и быть-то не должно, но профессиональный долг обязывает. А тело Джона, царство ему небесное, обнаружил диакон Одли. Спросите у него, он где-то в церкви. Баран приоткрыл боковую дверь и впустил полицейских внутрь. – Простите, не хочу там находиться: до сих пор ещё кажется, что там лежит его тело, – сказал Вернон. – А вы можете делать всё, что необходимо следствию. Дверь закрылась, и комната оставила себя на попечительство полицейских. Кабинет священника был небольшим, и сразу же бросались в глаза знакомая серость стен, свечи в канделябрах и высокие окна. На стене напротив висела освещённая свечами тройная икона, изображавшая по центру Иисуса Христа, слева – его матерь, а справа – Николая Чудотворца. На некотором отдалении от неё стоял постамент с раскрытым на середине томом молитвенника, у левой стены стоял рабочий стол, а у правой потрескивал догорающими поленьями камин. Так бы кабинет отца Джона выглядел в идеале, если б не несколько маленьких «но»: постамент, покрытый пятнами крови, был перевёрнут и оттащен в другую часть комнаты, на полу перед иконой было огромное красное пятно, на котором мелом был очерчен силуэт покойника, а на иконе кровью жертвы были написаны строки: «Поддавшись Дьявола соблазну, Ты просто стал одним из тех, Чьё имя страшно: Падший Ангел»* Джуди достала из деловой папки фотографию и сопоставила её с действительностью. Всего несколько часов назад тело Джонатана Кроу лежало здесь. Ряса старика-пантеры была изрезана и раскинута по сторонам, словно чудовищные крылья, остальные предметы одежды разорваны и выброшены в камин. На спине жертвы было вырезано распятие (причём лоскут кожи так и не нашли), а голова повёрнута лицом с застывшим выражением ужаса к иконе. Крольчихе пришлось несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, чтобы взять себя в лапы, а уж потом она сопоставила заключения криминалистов и судмедэкспертов. – Итак, что у нас выходит? – начала она, приблизившись максимально близко к белому силуэту на полу. – Жертва стояла у постамента, когда убийца пробрался в комнату. Падре стоял лицом к своему убийце, когда ему нанесли резаное ранение в шею. Потом, очевидно, он упал, перевернув постамент, а убийца нанёс ему несколько несовместимых с жизнью колотых ран, но основная причина смерти – внутреннее кровотечение и асфиксия. Потом постамент оттащили в сторону, освобождая место, а с Джоном сделали то, что мы видим на фотографии. – И чем святой отец, по мнению убийцы, провинился? – спросил Ник. Джуди нашла в папке личное дело погибшего и зачитала его вслух: – Джонатан Аберфорт Кроу, пятьдесят лет. Нынешнее место проживания: ул. Октябрьская, дом 11. Место рождения – Каир. Неоднократно привлекался к ответственности за сексуальные домогательства к детям от девяти до двенадцати лет, но из-за недостатка улик оказывался на свободе. Вследствие подобных инцидентов не единожды менял место работы. – И, как я говорил, убийца совершает свои поступки, опираясь не только на мораль, но и на религию, – подметил Ник, указывая пальцем на фото. – Ничего не понимаю, – проигнорировала его крольчиха. – Недостатка улик? Неужели его слову верили больше, чем детям? Ведь не могли же они всё это выдумать! – Морковка, поверь мне, дети бывают разные, – сказал Ник. – Есть те, кто аж до совершеннолетия думают, что их в капусте нашли, а имеются и те, кому с шести уже известно, что у папы есть семечко, а у мамы – горшочек, и папа сажает своё семечко маме в горшочек… – Прекрати! – перебила его Джуди, её щёки при этом просто пылали румянцем. – А если ещё добавить к этому отсутствие уважения к старшим, – решил закончить Ник, – то подобное в самый раз могло случиться. – Ты говоришь так, будто сам такое проворачивал, – подметила Джуди. – Я нет, но среди моих знакомых была парочка таких, которые, забавы ради, устраивали подобные розыгрыши… Например, в детском саду со мной в группе была куница по имени Клара, по уши влюблённая в нашего воспитателя Лукаса. Когда тот открыто приструнил её, она пошла к директору и сказала ей, что Лукас приставал к ней. До сих пор помню, как его уволили и как он стал изгоем всего нашего города, как ему бросали камни в окна и писали оскорбительные надписи на стенах дома. Но спустя несколько недель Клару всё-таки совесть замучила. Правда, осадок от этого всего остался: находились те, кто продолжал верить её словам. Крольчихе с трудом верилось, что в столь многочисленных случаях дети могли просто навести напраслину на священника, но после столь убедительного доказательства этого она не смогла сбросить со счетов. – Ладно, – вздохнула она. – Поищи диакона Одли и опроси его, а я пока тут ещё раз осмотрюсь. – Считаешь, что найдёшь что-то, чего не нашли наши доблестные криминалисты? – с лёгкой усмешкой произнёс Ник. – Хороший полицейский не спешит с выводами, пока не уверен, – ответила Джуди, проигнорировав его сарказм. – И ты лучше займись делом. – Зануда, – вполголоса произнёс лис, разворачиваясь на выход. – Я всё слышала, – сказала крольчиха, заставив лиса застыть на месте. – Ушастик, – недолго смущался лис. – Блохастик, – бросила в ответ Хоппс. – А вот на это я и обидеться могу, – обиженно хмыкнул лис, скрестив лапы на груди. – Ой-ой-ой, злой плохой кролик обидел маленького Никки, – засюсюкала Джуди. – У-тю-тю. – Да ну тебя. – вышел из комнаты Ник. – И тебя, Уайлд, тоже ну, – донеслось с другой стороны. Ну, настал тот день, когда Джуди стала достойно подкалывать его. Поздравляю, Уайлд, думал Ник, твой ученик превзошёл своего учителя… Ладно, в чём-то она права: работа есть работа. Не обнаружив ни одной живой души в здании, лис решил выйти во двор. Поскольку прилежащая территория церкви досталась небольшая, не было ничего удивительного в том, что вокруг не было больше ни единого камушка, лишь мягкий ковёр сочной зелёной травы и зелёные насаждения в виде разлапистых кустов, боярышника, старой яблони и плакучей ивы, листву которых колыхал лёгкий летний бриз. Ник заметил двух служителей, отдыхающих в тени печального древа, и решил спросить у них, не знают ли они, где искать Одли. По мере приближения до его ушей стали долетать обрывки их беседы. – Какой ужас! – восклицал серый козёл средних лет с надломанными рогами. – Кто посмел совершить такое в святом месте? Убить слугу божьего? Где же справедливость? – Справедливость как раз восторжествовала, – ответил ему совсем молодой белый тигр, должно быть, иподиакон. – Наконец-то Бог покарал Кроу за его деяния. Этот вшивый еретик и грешник не смеет носить священных одежду. – Джон и пальцем не прикасался к детям никогда! – возразил ему полорогий. – Да, только дети, к которым он приставал, с тобой не согласятся! – вспылил тигр. – Простите, – привлёк их внимание Ник, и спорщики синхронно затихли. – Николас Уайлд, Z.P.D. – показал он свой жетон. – Где я могу найти диакона Одли? – Это я, офицер, – сказал ему козёл. – Чем могу служить? – Я хотел бы поговорить с вами о Джоне. Поняв, что он тут будет явно лишним, молодой служитель поспешил убраться, оставляя офицера и диакона наедине. – Кто это? – спросил Ник, глядя вслед уходящему тигру. – Кирк Райт, иподиакон, месяц как уже служит Богу при нашей церкви, – несколько гордо ответил Одли. – Насколько я понял, простите, что подслушал ваш разговор, – поспешил извиниться Ник, – о падре Кроу он не лучшего мнения… мягко говоря. – Да, когда Джон приступил к работе в нашей церкви, ему не раз приходилось сталкиваться с подозрениями и открытым презрением коллег, – печально кивнул козёл. – Я всегда поражался его стойкости и желанию продолжать службу Богу, не смотря на то, в чём именно его обвиняли. – Вы были друзьями? – догадался Ник, но решил переспросить. – Да, – более оживлённо и радостно кивнул Одли, – в Джоне я словно нашёл родственную душу. Поначалу и сам с некоторым подозрением относился к нему, но, узнав получше, я засомневался в том, что он мог совершить садомию над детьми. Он души в них не чаял, поверьте, офицер Уайлд. – Я верю вам, мистер Одли, – успокоительно выставил лапы перед собой Ник, – но и столь многочисленные жалобы на него мы просто не можем проигнорировать. Вы ведь знали, что ваша церковь – не первое его место работы? – Да, он говорил мне, что из-за этих обвинений ему приходилось переезжать. Могу только представить, что ему довелось пережить. – Ваше мнение о нём я понял, – решил перейти к делу Ник. – А теперь расскажите мне, как вы обнаружили его тело. – Знаете, – рассказывать об этом Одли было явно нелегко, – Джон был «ранней пташкой», а потому на службу всегда приходил раньше всех. Я, как обычно, пришёл к половине седьмого утра и хотел обсудить с ним некоторые организаторские вопросы. Постучался к нему, но он не ответил, тогда я приоткрыл дверь и увидел… – он нервно сглотнул. – вы, наверное, уже видели, что я увидел. – Кто-нибудь ещё в это время был в церкви? – спросил лис. – Думаю, что нет, офицер. – Вы наблюдали в окрестностях кого-нибудь подозрительного, когда шли на работу? – Полагаю, нет, офицер. – Ладно, что ж, можете быть свободны, – сказал Ник, вручая ему визитку. – Сообщите мне, если вдруг что-то ещё вспомните или заметите. Диакон коротко поклонился ему и убрался восвояси. Если бы Ник имел пагубные привычки, то сейчас непременно, подобно какому-нибудь запутавшемуся частному сыщику, стиснул бы зубами сигарету и закурил. Но поскольку таковой привычки не имел, то просто глубоко вдохнул и выдохнул, словно проветривая голову. Уже произошло второе убийство, но никаких дополнительных зацепок или улик, указывающих на возможного убийцу, не появилось. У лиса складывалось ощущение, что этот некто прямо сейчас сидит где-нибудь в кустах и про себя смеётся над тем, как же ловко он всё провернул. Улики, которые изучили напарники, казались просто какими-то подачками, чтобы полиции было, чем заняться. И, что самое интересное… никто ничего не видел! Словно Фангайера и Кроу убил призрак. Или же убийца настолько тщательно всё планировал, что ему не то что не пришлось убивать свидетелей, даже случайных… их просто не было, как таковых. А на маленькой улице, где все знают друг друга в лицо, новость о том, что священника убили, породила волну тычков пальцами, а не заявлений о том, что мимо проходил какой-то аутсайдер. Ник собирался было вернуться к Джуди, но тут его лапа наткнулась на что-то, издавшее металлический лязг… Люк, скрытый в густой траве, причём слегка приоткрытый. Убийца не оставлял за собой следов, а потому лис, не используя перчаток, отодвинул крышку. Вниз, в темноту, уходила ржавая металлическая лестница. Верхняя ступенька противно скрипнула под весом лиса, но всё же выдержала его, и так, шаг за шагом, Ник стал потихоньку спускаться вниз. У лиса складывалось ощущение, словно он погружался в жидкую тьму, а кружок света над его головой становился всё меньше и дальше, лестница скрипела всё противнее, словно вот-вот оторвётся, а воздух наполнился запахом сырости. В один момент одна из ржавых ступенек всё-таки его не выдержала… Проведя в свободном полёте секунды полторы, лапы Ника с лёгким всплеском шлёпнулись на сырой каменный пол. Лис достал из-за пояса фонарик и включил его. Белый круг выхватил из темноты сырые зеленоватые покрытые мхом каменные стены и раскрытую настежь решетчатую дверь напротив. Причём она была не просто открыта, а выломана. Позади двери шёл небольшой каменный коридор, который вскоре вывел Ника к поворотам направо и налево, а так же дюжине коридоров подобных тому, через который он только что прошёл. Две стороны огромного тоннеля разделялись меланхолично текущей рекой не самого приятного запаха. Канализация. Ну, теперь понятно, как преступник незаметно передвигается по городу. Только вот даже так его теперь не найдёшь: на влажном полу не оставалось следов, а пойти наугад и заблудиться было проще, чем фиги воробьям показывать. Но и тут среди всей этой черноты для Ника нашёлся просвет: луч фонарика при повороте вправо выхватил на каменном полу некий прямоугольный кусочек бумаги. Лис подошёл ближе и наклонился, поднимая его… Это была визитка, причём не старая и пожелтевшая, а совсем новая, только размокшая от сырости. Крупными вычурными чернильно-синими буквами на ней было написано: «Художественная мастерская Arte Aeterna», затем более мелкими адрес, имя хозяина мастерской – Марк А́ккерман и его номер телефона. Всё-таки поторопился он немного с выводами. – Фу, ты что, решил порыться в мусоре? – именно так его встретила крольчиха за рулём патрульной машины. – Извини, дорогая, – раскинул лапами Ник, – в канализации по-другому не пахнет. – А чего тебя туда понесло? – округлила глаза Джуди. – Похоже, убийца передвигается по городу через канализационную сеть: так он появился и исчез незаметно, – высказал догадку Ник. – Увы, следов его я не обнаружил, но зато он кое-что обронил. – протянул он ей визитку. – Значит, едем туда, – объявила Джуди, и машина тронулась с места.

***

Художественная мастерская располагалась на втором этаже магазина канцтоваров, а тот, в свою очередь втиснулся между двухэтажными домами по улице Мироносецкой. Припарковав неподалёку машину, напарники прошли внутрь, а дверной колокольчик возвестил о том, что в магазине появились посетители. Сидящая за прилавком, бегемотиха оторвалась от модного журнала, но, поняв, что пришли не к ней, вернулась к своему занятию. Поднявшись на второй этаж, Джуди постучала в дверь, та была приоткрыта, а потому даже от лёгкого толчка крольчихи открылась настежь. Помещение на верхнем этаже было разделено на две комнаты. Собственно, первую из них можно было смело назвать мини-галереей, ибо, казалось, каждый миллиметр всех четырёх стен занимали разнообразные картины от мала до велика, за исключением дверного проёма, ведущего в следующую комнату. Тематика картин была тоже самой разнообразной, но основную массу их составляли портреты самок разных видов: одни строгие, другие неформальные, а третьи… эротичные. Когда Ника насильно оторвали от созерцания картины, где самка песца в плаще красной шапочки и чёрных сетчатых колготках лежала на кровати, поджав под себя лапы и состроив кокетливо-милое личико, Джуди крикнула: – Ау! Есть кто-нибудь? Из соседней комнаты донеслось шевеление, затем стали приближаться шаги, пока не явился хозяин лавки – чёрный лис несколькими годами младше Ника в чёрном жилете с белыми узорами, полосатых брюках, подпоясанных красным кушаком, и чёрных лакированных туфлях, на лапах сияли золотые браслеты. Нежно-голубые глаза округлились, узрев посетителей в полицейской форме. – Марк Аккерман? – завёл диалог Ник. – Да, – ответил чёрный собрат. – Николас Уайлд и Джуди Хоппс, Z.P.D., – сказал лис, показывая вместе с крольчихой свои жетоны. – Чем обязан, офицеры? – спросил Марк, подперев лапами бока. – Марк, кто там? – донёсся женский голос из соседней комнаты. – Каролина, прошу, не меняй позу, – отозвался чёрный лис, затем обернулся к полицейским: – Простите, вы застали меня как раз на половине моей работы. Знаете, приятно видеть, что в мире, где искусство творится одним нажатием кнопки, ещё нужны кому-то старые добрые изображения, сделанные красками. Вы хотите заказать картину? Может, сделать ваш портрет? Вашу напарницу, офицер Уайлд, я бы назвал очень фотогеничной. – широко улыбнулся Марк, глядя на Джуди. – Рад бы сказать да, – с улыбкой ответил Ник, заставляя крольчиху зардеться ещё сильнее, – но придётся сказать нет. Мы к вам по делу. А дело в том, что мы занимаемся расследованием произошедших накануне убийств. Вы ведь слыхали о них? – К сожалению, да, – вздохнул Марк. – Печально, что в таком прекрасном городе, как Зверополис, могут происходить подобные вещи… Только чем я-то могу помочь вам? – Сегодня на месте преступления мы обнаружили вот это, – сказала Джуди, протягивая находку в пакете для вещдоков. – Это ведь ваша визитка? – Ну, да. И что? Мне доводилось давать свои визитки, хоть и нечасто. – Вы помните имена своих клиентов, мистер Аккерман? – спросила Джуди. – У меня есть книга заказов, но визитки я мог дать и просто зашедшим в мою лавку. – А сами вы где были в районе шести утра? – Да дома, где же ещё мне быть? – ответил чёрный лис, но при этом не смотрел крольчихе в глаза. – Это кто-нибудь может подтвердить? – Нет, – обречённо вздохнул лис. – Я надеюсь, вы не подозреваете меня? Потому что я никого не убивал. – Правда? – изогнулась бровь дугой у Джуди. – Тогда как, позвольте, вы объясните это? С этими словами она повернула лиса к правой стене и сопоставила фотографию трупа Кроу с картиной, висящей на стене. На ней как раз был изображён ангел с чёрными крыльями, словно молящий прощения у Святой Троицы, и называлась она «Падший Ангел». – Или это? – сопоставила крольчиха фото Фангайера и горящего на кресте на картине, именуемой «Прощённый грешник». Чёрный лис стал отступать назад, испуганно переводя взгляд с одного полицейского на другого. – Мисс Хоппс, это какая-то ошибка, – лепетал Аккерман. – Клянусь, я их не убивал! – Марк Винсент Аккерман, вы задержаны по подозрению в убийствах. *Эндрю Фриз «Падший Ангел»