Напарники

К матери Фрэнка Джеймс всё-таки поехал один. Побоялся, что встреча с женщиной, которая недавно потеряла любимого сына, скажется на Базе не лучшим образом, да и миссис Броуди может насторожиться, увидев, что добрый и участливый полицейский, утешавший её в прошлый раз, сидит как истукан. Так что он напомнил Базу, что его ждёт Кэтрин, и чуть ли не силой отправил домой. Миссис Броуди подтвердила, что Фрэнк упоминал несколько раз каких-то «гусаков», но скорее насмешливо, чем опасаясь. Поэтому она и не рассказала об этом, когда её спрашивали, с кем он мог быть в ссоре. Просто в голову не пришло. Когда на следующий день Джеймс пришёл в участок, Баз уже был там. Хватило одного внимательного взгляда, чтобы понять: в этот раз тоже легко не будет. — Сколько ты спал? Баз закатил глаза. — Достаточно. — Сколько? — не отставал Джеймс. — Шесть часов. В лучшем случае это означало «три». В худшем… — Баз, так нельзя. — Когда мы ловили Гинзенбурга, то не спали трое суток. И ничего. — Кроме того, что у тебя потом болело сердце от кофе, а мы с Тимом отрубились в медпункте. — Но ведь Гинзенбурга мы поймали. — Баз. Тот отвёл взгляд. — Я знаю, — негромко сказал он. — Но я отдаю себе отчёт в том, что делаю, Джим. — Хотелось бы надеяться. В комнату заглянул дежурный. — На Сто двадцать второй бытовое убийство. Кто у вас есть? — Я пас, — поспешно сказал Миннивер. — Мне через четверть часа свидетеля допрашивать. — Ларсен? — О'кей, мы возьмём, — кивнул Баз. — Там точно труп или кто-то просто кричал: «Убивают!»? — Там жена отрезала мужу голову кухонным ножом. Баз с Джеймсом переглянулись. — Охренеть. Соседи нашли? — Да нет. Она сама позвонила. Миссис Миллиган оказалась худенькой невысокой женщиной с пепельными волосами и миловидным, чуточку восточным лицом. Она сидела в кухне на табурете, пока с телом её мужа возились полицейские криминалисты, и спокойно, слегка отстранённо наблюдала за происходящим. Синее хлопчатобумажное платье в мелкий цветочек топорщилось у неё на коленях, и миссис Миллиган то и дело расправляла его. — Значит, вы резали стейки. Вот этим ножом? — Да, — миссис Миллиган посмотрела на орудие убийства — большой тяжёлый нож с широким лезвием. — Это очень хороший нож. Сантоку. Я им всё режу. Он даже кости разрубает. Джеймс покосился на тело мистера Миллигана — позвоночник действительно был разрублен отменно. Нож вошёл между позвонками и застрял в гортани. — Во сколько это было? — В семь часов. Я всегда встаю в половине седьмого, чтобы приготовить Джону обед с собой. Она на миг задумалась. — Вставала. Теперь-то мне не надо будет это делать, правда? — Вы правы. Во сколько проснулся ваш муж? — Без пяти семь. Или без десяти. Я слышала, как он умывался. Потом он вошёл в кухню, — она замолчала. — Что было дальше? — Сэм спросил, что я делаю. Я сказала, что стейки ему на обед. Он спросил, зачем я посыпала их перцем. Я как раз взяла перец, когда он вошёл, и Сэм смотрел, как я сыплю, а потом спросил. Но я уже насыпала. Я не могла его убрать, понимаете? — Он не любит перец? — Любит. Он всегда ел стейки с перцем. Но, наверное, сегодня захотел без перца. — Понятно. А что было дальше? — Сэм сказал, что я всегда делаю всё по-своему, не спрашивая, как надо, а ему надоело с этим мириться. Понимаете, он не любит, когда я спрашиваю, как лучше что-то сделать. Говорит, что я беспомощная. А я не всегда могла понять, чего он хочет, и он, конечно, злился… — Он вас бил? — Нет, никогда. — Может быть, он угрожал вам? — Нет. Мы иногда ругались — это правда. Он говорил, что уйдёт от меня, если я не исправлюсь. Но не угрожал, нет. — Если не исправитесь? — переспросил Джеймс. Миссис Миллиган опустила глаза и начала теребить край платья. — Сэму не нравилось, что я недостаточно ответственно отношусь к семье, — голос её звучал тихо, словно ей до сих пор было стыдно за собственные недостатки. — Он говорил, что семья требует компромиссов, а я думаю только о себе. Что я общаюсь с другими мужчинами, хотя замужем. А я работаю на заводе, в столовой, как же мне с ними не общаться? И что трачу деньги на одежду, хотя у меня её достаточно. И покупаю слишком дорогую еду. И… — И дышите слишком часто, — подсказал Баз. Женщина вскинула на него глаза и неуверенно улыбнулась. — Я ведь не покупала лишнего. Ему не нравилась дешёвая еда, он говорил, что я не умею её выбирать. И хотел на обед мясо. И овощи. И чтобы всё было обязательно свежее. У База зазвонил телефон; Джеймс поймал его взгляд. Кивнул и посторонился, давая напарнику выйти в коридор. — Сегодня он тоже ругался? — Да. Он сказал, что за четыре года я могла бы научиться готовить. Четыре года — это мы столько женаты. И что я не думаю о том, что делаю. Не хочу стараться. Он говорил, говорил… а я так устала. Кажется, я даже просыпаюсь теперь уставшей. Я ведь всегда старалась ему угодить, но у меня никогда не получалось. Потом ему на брюки брызнуло масло, он сказал: «Смотри, что ты наделала!» — и нагнулся, чтобы его стереть, и я… Она беспомощно пожала плечами. — Я его ударила. Вот и всё. — Понятно, — Джеймс обернулся к Базу, но тот всё ещё разговаривал по телефону. — Миссис Миллиган, вам придётся поехать с нами. Она кивнула. — Да, я знаю. Я же его убила. — У вас сильные руки, — Джеймс не удержался и бросил взгляд на тело Сэма Миллигана. В раскрытой ране белели шейные позвонки. — Да, — миссис Миллиган подняла ладони, разглядывая их, словно они были чужими. — Я ведь каждый день носила подносы в столовой. И потом сумки из магазина. И бутыли с водой. У нас плохая вода. Сэм говорил, что её невозможно пить. — У вас нет машины? — Есть. Но её водил Сэм. Вообще-то это моя машина, я купила её ещё до свадьбы, — миссис Миллиган опять пожала плечами. — Но он говорил, что я плохо вожу. Когда они усадили миссис Миллиган на заднее сиденье машины, Баз рассказал, что его отвлекло: — Пришёл список магазинов, продавших в прошлом месяце наши биты. Знаешь, сколько в Нью-Йорке бейсболистов? — Тех, которые покупают только биты, или ещё и мячи? — Во-во. Дохлый номер. Придётся ждать, пока не дозреет твой мальчик. — Если пресса поднимет вой… — Фишер костьми ляжет, чтобы этого не случилось. Приятно, когда гражданские с тобой сотрудничают. — Угу. Давай его потом поблагодарим? За помощь следствию. — Он надутый урод, Джим. Он решит, что мы серьёзно. Когда в расследовании наступает пауза, это не значит, что ведущие его детективы сидят в участке и плюют в потолок. Люди продолжают убивать, грабить и насиловать, угонять машины и вламываться в чужие дома, и делают они это настолько регулярно, что у любого детектива на руках всегда находится несколько дел одновременно, и ещё парочку ему всегда готовы накинуть коллеги. Так было и в 26-м участке, где из четырнадцати детективов трое были в отпуске, один на больничном, а ещё одна всего неделю назад родила очаровательных близнецов и никак не могла помочь сбивавшимся с ног товарищам. Джеймс с Базом доставили миссис Миллиган в участок, и ещё прежде, чем приехал её адвокат, какой-то обколовшийся придурок вломился в магазин часов на Амстердам-авеню и велел передать ему всю выручку из кассы. Под кассой у продавца лежал «Смит и Вессон» 38 калибра, поэтому приехавших детективов встретили нетронутая выручка, возмущённый продавец и стонущий, держащийся за окровавленное плечо грабитель. Грабителя в сопровождении полицейских увезли в больницу, Джеймс с Базом записывали показания продавца, рация в машине не умолкала, а на часах не было ещё и одиннадцати. Баз держался стойко — иногда только украдкой зевал, но за руль его Джеймс всё равно не пустил, а вернувшись в участок, решительно отослал домой. — Ни за что не поверю, что ты полюбил копаться в бумажках. — Брось, Джим. Я просто хочу делать свою работу. — Сперва выспись, а потом поговорим. — Хорошо, — неожиданно согласился Баз. — Завтра увидимся. И ушёл. Джеймс смотрел ему вслед, задумчиво постукивая карандашом по губам. Как-то подозрительно легко ему удалось настоять на своём. Здесь определённо таился подвох, но распознать его Джеймс пока не мог. Работы действительно накопилось слишком много для одного, но Базу об этом было знать не обязательно. Джеймс вполне мог задержаться — дома его никто не ждал, а если не успеет сделать всё за вечер, то придёт пораньше и закончит с утра. На следующий день он пришёл в участок раньше обычного и первым делом справился у дежурного сержанта, не пришёл ли Баз. Тот ответил отрицательно, но не успел Джеймс порадоваться, что напарник наконец перестал рваться на работу, как сержант добавил: — Он ушёл меньше часа назад. — Ушёл? — непонимающе переспросил Джеймс. — Куда ушёл? Погоди, ты хочешь сказать — он был здесь утром? — Вообще-то он здесь ночевал. Наверное, лицо Джеймса слишком красноречиво выразило его чувства, потому что сержант смутился и пояснил: — В комнате отдыха. Я не спрашивал. У него же — ты сам знаешь. Может, какие-то проблемы дома. С родственниками. Откуда мне знать? «Действительно, откуда?» — заторможенно подумал Джеймс, поднимаясь по лестнице. Откуда им всем — и ему тоже — знать, что у База за проблемы, если он предпочитает о них молчать? Джеймс догадывался, что дело не в родственниках, у База всегда были хорошие отношения с сестрой и родителями Эмили. Причина крылась в чём-то другом. Как, чёрт возьми, он может помочь, если Баз даже не рассказывает ему, что происходит? Когда тот появился — в свежей рубашке, чисто выбритый, — Джеймс только и спросил: — Переоделся? Баз вздохнул. — Только не начинай, мамочка. — Я просто удивлён, — кротко сказал Джеймс, не обратив внимания на подколку, — что диван в комнате отдыха тебе нравится больше, чем мой. Он же продавленный, как гамак. И грязный. На той неделе я лично пролил на него кофе. — А я думал, чем так воняет… Джим, я знаю, что ты мне не откажешь, просто не хочу напрягать. — То есть, если у меня случится что-то настолько хреновое, что мне негде будет переночевать, кроме как в участке, мне стоит помнить, что обратиться к другу — это называется «напрягать»? Учту. — Джим… — Баз снова вздохнул. — Ладно. Понял. Извини. — Это из-за Кэтрин? — Нет, — Баз опустил глаза. — Это Эмили. Я… не могу находиться в нашем доме, зная, что её нет. Просто не могу. У Джеймса кольнуло в груди. Он должен был догадаться. А вместо этого обижался на напарника, идиот. — Давай после смены заедем к тебе. Соберёшь вещи и можешь жить у меня сколько захочешь. Сколько тебе будет нужно. Баз кивнул. — Спасибо. — Для чего ещё нужны напарники? — Твой мальчик не появлялся? — Нет, — с личными делами было покончено, настала пора включаться в работу. — Я бы дал ему ещё пару дней, если нам позволят. — В новостях сообщили про убийство Бакли. Но пока без связи с первыми двумя. — Рано или поздно додумаются. Баз кивнул. На столе у Джеймса зазвонил телефон. — Маккензи, Ларсен появился? — спросил капитан Денье, даже не поздоровавшись. Джеймс скосил глаза на напарника. — Да, сэр. — Зайдите оба ко мне. Капитан Денье никогда не принимал сторону властей или прессы, если те предъявляли какие-либо претензии полицейским его участка. Это, с точки зрения Джеймса, делало его отличным начальником. Оборотная сторона медали заключалась в том, что, отразив нападки на своих подчинённых, капитан, в свою очередь, спуска им не давал. — Где результаты, Маккензи? У вас три трупа, а вы занимаетесь хрен знает чем, только не ловите убийц. Скоро пресса пронюхает обо всём, и нас с дерьмом смешают. От внимания Джеймса не укрылось, что капитан обращался именно к нему, хотя Баз был старше по званию и вроде как отвечал за раскрытие дела. — Сэр, — осторожно начал он, — мы подозреваем, что все три убийства были совершены другими учениками школы. Старшей школы Хантер-колледжа. Капитан шёпотом выругался. — Другие версии? — Нет других, сэр. Наши подозреваемые — несовершеннолетние, мы не можем на них давить, это не какие-то подростки из бедных районов — их родители поднимут хай до небес. А родители там разные. У тех, кого мы подозреваем, — довольно влиятельные. Вот тогда нас действительно смешают с дерьмом. — Джеймсу удалось расположить к себе одного из подростков, который точно имеет отношение к убийствам, — добавил Баз. — То ли свидетель, то ли сообщник. Парень почти готов сдать своих приятелей, но ему нужно время. — Сколько? — Дня три-четыре. — Хорошо, — капитан откинулся в кресле. — У вас есть три дня. — Сэр, — Баз кашлянул, — завтра похороны моей жены… — Да, я помню. Соболезную. И вы оба хотите взять выходной, не так ли? — Да, сэр. — Берите. Но оставайтесь на связи. — Есть, сэр. Питер позвонил в тот же день, когда Джеймс с Базом допрашивали пойманную на краже из магазина молодую девушку. — Да? — ответил Джеймс, отметив, что входящий звонок идёт с незнакомого номера. Но, в конце концов, мало ли, кто мог ему звонить. — Да, я слушаю? — Детектив Маккензи? Это Питер Гринхилл, из старшей школы Хантер-колледжа. — Здравствуй, Питер, — Джеймс взмахнул рукой, привлекая внимание База. — Я ждал твоего звонка. — Мне надо с вами поговорить. — Хорошо. Давай встретимся и поговорим. Было слышно, как Питер сглотнул. — Только не у школы. — Хорошо. Назови место, где тебе будет удобнее. — «Шейк Шек» на Восьмой авеню. В пять часов. «Восьмая авеню, пять часов», — одними губами повторил Джеймс для База, а вслух сказал: — Отлично, мы там будем. — Кто это — вы? — Я и мой напарник. Ты его видел, помнишь? Мы всегда работаем вместе. — Ладно, — согласился Питер. — Только не приезжайте на полицейской машине. — У меня обычная машина. Никто не догадается, что мы из полиции. Питер опять сглотнул. — Хорошо. И повесил трубку. Джеймс крутанул телефон в ладони. — Йес! — Созрел? — Как яблоко в сентябре. Ох, чёрт, я надеюсь, что он нам их сдаст. Порадуем кэпа? — Нечем пока радовать, — заметил Баз. — Он может передумать. — Пусть только попробует, засранец. Я его из-под земли достану. Сидящая на стуле девушка негодующе поджала губы. — Будьте любезны не выражаться при даме, офицер. — Прошу прощения, мэ-эм, — протянул Джеймс. — Мы тут, в полиции, курсы этикета не заканчивали. — Вам бы они не помешали. — Точно. И вам тоже — наверняка где-то в этих курсах говорится, что воровать нехорошо. — Я не воровала! — Тогда как эти духи очутились у вас в сумочке? Девушка хранила оскорблённое молчание. Джеймс вздохнул и придвинулся к ней ближе, подумав, что если она так и продолжит всё отрицать, можно будет запереть её на часок-другой в камеру предварительного заключения. Исключительно для острастки. Сейчас там как раз сидели две проститутки, вот пусть и учит их этикету. — Мисс Тэлбот, духи были в вашей сумочке. Камера наблюдения показала, как вы прячете их туда и выходите из магазина, не заплатив. Этого достаточно, чтобы выдвинуть обвинение. Учитывая, что духи от Анник стоят полторы тысячи долларов, вам грозит до четырёх лет тюрьмы. Но если вы признаетесь во всём и чистосердечно раскаетесь… — Да подавитесь вы своими духами! — внезапно выкрикнула девушка и, закрыв лицо руками, разрыдалась. В «Шейк Шек» было довольно много народа, но Питера Джеймс с Базом увидели сразу — он сидел за высоким столом у стены, сгорбившись и перекатывая во рту соломинку от колы. На голове у него была серая бейсболка, а на двух табуретах с другой стороны стола лежали рюкзак и куртка. Когда Баз отодвинул один из табуретов, Питер дёрнулся, испуганно вскидывая голову. — Привет, — улыбнулся Баз. — Это ты нам занял? — Да, — Питер торопливо потянул к себе рюкзак и куртку. — Чтобы никто не сел. — Умно. Джим, купишь мне бургер? Мы с утра не ели, — объяснил он Питеру, — уйма работы. Джеймс кивнул и направился к кассам. Он тоже был голоден, а кроме того, с едой они не будут привлекать внимание других посетителей. Он взял два бургера и лимонад, а себе ещё жареную картошку, и когда вернулся — Баз уже разговаривал с Питером. — …Не ходят, — услышал он. — У них считается, что закусочные, где продают бургеры — отстой. — Не знаю, — Баз взял свой бургер и впился в него зубами. — Мне нравится. А что не отстой? — Старбакс. Или Сарабет. — Тоже неплохо. — Вообще-то «Шейк Шек» раньше тоже отстоем не считали, — пожал плечами Питер. — Наверное, не понравился кому-то из девчонок, вот и началось. — Так что, — Джеймс запил кусок бургера лимонадом, — о чём ты хотел с нами поговорить? Оживившееся было лицо подростка снова застыло, в глазах промелькнул испуг. — Я хотел… ну… — он сглотнул. — Это ведь правда, то, о чём вы тогда сказали? Что если кто-то только был там, но не убивал… что за это ничего не будет? — Если этот кто-то поможет нам поймать убийц — да, — кивнул Джеймс, обмакивая ломтик картошки в соус. Питер ещё раз облизнул соломинку и стиснул стакан так, что тот смялся. — Это всё Пирс, — сказал он. — Лайам Пирс, президент школьного совета. Он всё начал. После того, как первые слова были произнесены, Питера уже не пришлось подгонять. Он говорил, запинаясь и перебивая сам себя, а Баз с Джеймсом слушали. В кармане у База работал диктофон, но Джеймс и без этого не сомневался, что запомнит всё, что расскажет им Питер. — Мы всего лишь хотели проучить его. Фрэнка. Мы не собирались его убивать. Он всегда задирался. Вёл себя так, словно он король школы, а не чёрный из Гарлема. Мы… «гусары», то есть… то есть Пирс… его предупреждали. Чтобы он вёл себя тихо. А он сказал, что мы слишком много о себе воображаем. Вот мы и решили его проучить. Просто пригрозить. Чтобы он испугался. Пирс привёз биты и маски, чтобы Фрэнк нас не узнал, а то ведь, понимаете, если бы рассказал учителям, нас бы отчислили из школы. Мы назначили ему встречу. У них это называется «забить стрелку». У чёрных. — Я правильно понимаю, все «гусары» в этом участвовали? — уточнил Джеймс. — Нет. Нас было пятеро. Пирс, Мондрейк, Холлидэй, Уильямс и я. Остальные ничего не знают. — И Фрэнк приехал на встречу? — Да. Только он посмеялся над нами и сказал, что мы сопляки и у нас духа не хватит на него напасть. И тогда Пирс ударил его в живот, Фрэнк упал и закричал, что нам пиз… что нам будет плохо, а Пирс опять его ударил, и другие тоже начали бить… — А ты? — мягко спросил Баз. Питер замотал головой. — Я нет! Я… — он сглотнул. — Я испугался. Я не бил его, честное слово! Врал он или нет — было несущественно. Скорее всего, нет. Даже если он и участвовал в избиении — в убийстве, — сейчас Джеймс был готов принять его слова за чистую монету. Потом, когда они арестуют Пирса и остальных «гусаров», настанет время отделять зёрна от плевел. А до тех пор Джеймс и Баз старательно верили своему единственному свидетелю и осведомителю. — Кто нанёс ему удар по голове? — Пирс. Фрэнк уже лежал без сознания, а Пирс размахнулся и ударил его. Тогда мы все перепугались. Мы не думали, что Пирс его убьёт. Но он сказал, что это единственный выход. Что Фрэнк нас узнал, и если бы он заявил в полицию — нас бы посадили. Поэтому мы быстро уехали оттуда. У Холлидэя родители были на каком-то приёме, он наврал им, что мы сразу после школы пришли к нему в гости, так что они подтвердили бы, что мы все были там. — Хорошо, с Фрэнком всё понятно. А Том? Питер снова сгорбился над стаканом. — Он всё время смотрел на нас. Как будто знал, что это мы. Пирс сказал, что Фрэнк ему, наверное, разболтал, с кем собирался встретиться. И что он нас заложит. Мы подкараулили его по дороге из школы, запихнули в машину и отвезли на стройку. — Кто его убил? Опять Пирс? — Нет, Уильямс. Пирс сказал, что мы должны это делать по очереди. Чтобы не было так, что один он во всём виноват. Ну, если нас поймают. — Повязать кровью, значит, — хмыкнул Баз. — Ну и замашки у вашего Пирса. А с виду такой интеллигентный мальчик. — Он сказал, что их никто не хватится, — словно оправдываясь, пробормотал Питер. — Что это всего лишь два черномазых из Гарлема. Джеймс вспомнил рыдающую сестру Фрэнка и родителей Тома, держащих друг друга за руки и спрашивающих, как им рассказать об этом младшим детям. — А Шон? Его вы зачем убили? Питер сжал зубами соломинку. — Потому что нас было пятеро, — невнятно сказал он сквозь зубы. — А убивали только Пирс и Уильямс. Джеймс с Базом переглянулись. — То есть ты хочешь сказать, что вы собираетесь убить ещё двоих человек? — Он хочет, чтобы это был я! — выпалил Питер; в его глазах плескался неприкрытый, отчаянный страх. — Он сказал, что теперь моя очередь! А я не хочу! — Тише, тише, — Джеймс неосознанно сдвинулся в сторону, прикрывая мальчишку от чужих глаз. — Он сам тебе это сказал? — Да, вчера, — у Питера дрожали руки. — Мне кажется, он заметил, что я сомневаюсь. — Ты знаешь, кого он собирается убить? — Нет. Он сказал, что сам всё организует. И скажет нам, когда и где собираться. А может, они все знают, только мне не говорят. — Запиши мой телефон тоже, — распорядился Баз. — Как только станет что-то известно — немедленно звони одному из нас. В любое время, даже если это будет ночь. Понял? Питер кивнул. — Я запишу вас как доставку пиццы. Вдруг кто-нибудь увидит, как я звоню. — Молодец. Хорошо придумал, — Баз закинул в рот сразу два ломтика картошки. — Главное, ничего не бойся. Мы тебя подстрахуем. — Ага, — Питер совсем не выглядел убеждённым. — Я пойду тогда? — Иди. Помни — звонить сразу. Да, кстати, — остановил Баз поднявшегося уже с табурета Питера, — а кто убил Шона? Подросток сглотнул. — Мондрейк. Мы тянули жребий. — Ясно. Питер натянул бейсболку поглубже на глаза, прижал к груди куртку и начал пробираться к выходу, лавируя между другими посетителями «Шейк Шек». — Позвонит, — сказал Баз, жуя картошку. — Не сомневайся. — Да я и не сомневаюсь. Основательный парень. Интересно, а я у него кто? Суши-бар? — Скажи спасибо, если не автосервис. Угораздило же его попасть в плохую компанию. — В хорошую. — Тем хуже. В участок возвращаться будем? Джеймс взглянул на часы. — К чёрту. Поехали к тебе. Позвоню капитану по дороге. Джеймс тысячу раз, наверное, подходил к дому База; если бы он задумался, то понял бы, что автоматически перешагивает через край тротуара и ступает на лестницу в одном и том же месте. Одна и та же дорога, одни и те же движения, формировавшиеся годами. Но сейчас, когда они с Базом вышли из машины, всё было иначе. Дом был другим, и каждый шаг к нему буквально кричал, что что-то было не так. Неправильно. У дверей Баз долго выбирал ключ, потом замешкался, открывая. Как будто ему не хотелось входить внутрь. Чувство неправильности только усилилось, когда Джеймс наконец переступил через порог. Всё в доме было — Эмили. Она спускалась по лестнице, маша рукой: «Привет, Джим, я как раз испекла печенье!» Она сидела в кресле перед телевизором, поджав под себя ноги и обхватив вышитую подушку. Выходила из кухни с бокалом вина в руке. Везде были её шаги, её голос, запах её волос — запах яблок, свежий и чуть сладковатый. Джеймс никогда не спрашивал, какими духами она пользовалась, потому что это был запах Эмили, и он не хотел видеть его упакованным в безликий флакон на полке магазина, доступным любой женщине. Всё было Эмили — и Эмили больше не было. И если, думал он с ужасом, если для него каждая минута, проведённая в этом доме, — пытка, то каково же приходилось Базу? Из кухни донеслись шаги, и Джеймс вздрогнул — на миг ему показалось, что это Эмили. Но навстречу им вышла темноволосая женщина, которую Джеймс тут же опознал — видел на семейных фотографиях. У неё было миловидное, но строгое лицо, и волосы, забранные в обвитую вокруг головы косу. — Привет, Кэтрин, — сказал Баз, наклоняясь, чтобы поцеловать её в щёку. — Привет, — она взглянула на Джеймса, но ничего не сказала. — Ты передумал? — Нет. Я пока не готов, извини. Приехал взять вещи. Он поднялся по лестнице на второй этаж — медленно, не отрывая руки от перил. — Джеймс Маккензи, — представился Джеймс, когда Баз скрылся в коридоре, и молчать стало уже невежливо. — Это я вам звонил. — Очень приятно. Я Кэтрин Форреско, но это вы и так знаете, — она пристально всмотрелась в его лицо, и в её взгляде появилось узнавание. — Постойте, вы — Джим. Он кивнул. Кэтрин засмеялась; смех преобразил её, добавив сходства с Эмили, но тут же оборвался, словно девушка вдруг осознала, насколько неуместно он звучит в опустевшем доме. — Я не сообразила тогда, простите. Эмили о вас говорила. — Да, о вас тоже. Они снова замолчали, прислушиваясь к звукам со второго этажа. На самом деле никаких звуков не было, но ничего больше в голову не приходило. — Базу очень тяжело сейчас, — тихо сказала Кэтрин. — Да. Знаю. — Спасибо, что помогаете ему. Джеймс ощутил всплеск неконтролируемого раздражения. Эта Кэтрин благодарила его так, словно она была семьёй База, а он — посторонним человеком, из доброты согласившимся помочь. Ладно, она была семьёй База — в некотором смысле, — но он-то не был посторонним! — Не за что, — сухо ответил он и, не удержавшись, добавил: — Спасибо, что помогаете с похоронами. Кэтрин склонила голову к плечу. — Извините. Я вас обидела, да? Джеймс немедленно почувствовал себя идиотом. — Нет, что вы. — Извините. Я пока ещё никак не привыкну, что… — она беспомощно обвела рукой гостиную. — Завтра прилетят мама с папой, и я не знаю, что им сказать. И мама База тоже приедет. Если бы он был здесь… — Во сколько они приедут? — Около девяти. В двенадцать начнётся церемония. — Я его привезу. — Спасибо. Кэтрин зябко поёжилась, разглядывая гостиную, словно видела её впервые. — Знаете, я до сих пор не могу поверить, что её больше нет, — шёпотом сказала она, и Джеймсу показалось, что у неё на глазах блеснули слёзы. — Да, — ответил он, потому что прекрасно понимал, о чём она говорит. — Да. Я тоже. Вещи, которые Баз забрал из дома, уместились в одну спортивную сумку; он поставил её на пол в гостиной Джеймса и отправился в ванную — мыть руки. Это было скорее ритуалом, нежели привычкой к чистоте, они оба могли обыскать труп, а потом вытереть руки о штаны и съесть по хот-догу, но Баз всегда мыл руки, приходя домой, и на дом Джеймса это правило распространялось тоже. Ничего странного здесь не было: Баз часто приходил в гости и даже оставался ночевать, особенно когда Эмили уезжала навестить родителей. Они с Джеймсом трепались о работе, пили пиво, иногда даже вместе готовили ужин. Самым трудным для Джеймса было удержаться от искушения и не представлять, что всё могло быть иначе, что непринуждённость, с которой Баз ухитрялся поджарить стейк ровно к тому моменту, когда у Джеймса были готовы овощи, или подхватывать вымытые тарелки, чтобы вытереть и поставить на полку, имеет какое-то отношение к Джеймсу лично. Что это могла бы быть их кухня, их дом. Но на самом деле всё было проще: у База была Эмили, и он привык делить быт с другим человеком. В этот раз, конечно же, ни о какой готовке речи не шло; Джеймс проинспектировал холодильник, признал его пустым и позвонил в китайский ресторанчик на соседней улице. А когда вернулся в гостиную — увидел, что Баз стоит у компьютерного стола и держит в руках фотографию в деревянной рамке. Этот снимок был сделан три года назад, когда они втроём ездили на озеро Себаго. Высокий Баз в клетчатой рубашке, похожий на лесоруба из историй о первых переселенцах; Джеймс, прищурившийся на солнце, отчего примесь индейской крови в нём была особенно видна. И Эмили. Смеющаяся, обнимающая их обоих, голые колени сверкают из-под лёгкого льняного платья. Джеймс так привык к этой фотографии, что ему в голову не пришло убрать её подальше от глаз напарника. — Я никогда не думал, что это будет так, — не оборачиваясь, сказал Баз. Его пальцы медленно, почти нежно гладили рамку, словно не смея коснуться лица Эмили. — Я думал… иногда, знаешь, вдруг начинаешь представлять самое страшное, что может случиться с тобой или… Я думал, что её могут убить, чтобы отомстить мне. Кто-нибудь из тех, кого я отправил в тюрьму. И я бы горевал и злился, и мстил за неё, и, вероятно, слетел бы с катушек — но я бы мог что-то сделать. Джеймс тихо подошёл и остановился позади — в шаге от него. Ближе было нельзя. — Я бы винил себя, я бы ненавидел себя, но я был готов к этому. А её убили просто так, Джим. Просто так, ни за что. Мне некому мстить — этих подонков даже арестовали без меня! Я ничего не смог для неё сделать, и это невыносимо. Как будто я не полицейский, а один из тех, к кому мы приходим и говорим: «Соболезнуем вашей утрате, сэр, а теперь ответьте, пожалуйста, на несколько вопросов». Столько лет в полиции — и я ничего для неё не сделал. — Я тоже думал, что всё будет иначе, — тихо откликнулся Джеймс. — Я думал, что это будет один из нас. И что если это будешь ты, мне придётся сообщить ей. Я боялся, что она заранее меня за это ненавидела. — Она тебя не ненавидела, Джим. Она тебя любила. — Знаю. Что, сам понимаешь, заставляло меня чувствовать себя ещё большим ублюдком. Баз не то усмехнулся, не то всхлипнул, и наконец-то поставил фотографию обратно на стол. — Позавчера я вернулся домой — а там её не было. Не как будто она уехала, а как будто… как будто её вырезали из фотографии, и всюду, куда смотришь, вместо неё пустота. Но ты-то знаешь, что на месте этой пустоты должна быть она. — Да. — У нас в спальне, на кровати, лежала её щётка для волос. Эмили часто её куда-нибудь бросала, когда собиралась, а потом не могла найти. И там были её волосы, и они пахли её духами — «Зелёное яблоко» от Донны Каран… «Зелёное яблоко», — подумал Джеймс, — так вот как они назывались». — Я сидел там, нюхал её щётку и плакал, как ребёнок. Потому что это было всё, что у меня осталось от Эмили. И даже запах скоро исчезнет… Тогда я и понял, что не могу больше оставаться дома. Я бы только и делал, что собирал её следы. Где она касалась перил, какой нож держала в руках, какое платье надевала последним… Короче, я спятил бы. Точно бы спятил. От этих слов, произнесённых тихим, почти спокойным голосом, у Джеймса разрывалось сердце. Ему было мучительно жаль База, и, наверное, если бы они были друзьями — просто друзьями, — он бы не задумываясь обнял его. Но он настолько привык подавлять подобные желания, что теперь не смел прикоснуться к напарнику. — Можешь оставаться у меня, сколько захочешь. — Спасибо, — Баз потёр ладонью глаза. — Я знал, что ты выручишь, Джим. Прости, что вешаю на тебя всё это. — Я же твой напарник, а? — усмехнулся Джеймс и наконец-то позволил себе похлопать База по плечу — теперь было можно. — Ты бы сделал для меня то же самое. Они поужинали рисовой лапшой с куриными крылышками, обсудили закрытое дело о воровстве и то, что, по слухам, к ним собираются перевести кого-то из 8-го участка. Затем Джеймс устроился в кресле с книгой, а Баз включил телевизор — как раньше, в любой из вечеров, проведённых ими в этой квартире. И несмотря на то, что оба ни на секунду не забывали о своей потере, привычная обстановка успокаивала, позволяя вспомнить, что хоть что-то в этом мире оставалось неизменным.