Напарники

Следующим утром Джеймс отвёз База домой и вернулся, рассчитывая переодеться и появиться уже к началу церемонии — Кэтрин сумела договориться со священником, чтобы заупокойная месса была отслужена прямо на кладбище. Их семья не отличалась религиозностью, но традиции следовало соблюсти. Джеймс понимал, что похороны — это в первую очередь дело семейное, а он даже не был толком знаком с родственниками Эмили, и поэтому, приехав почти перед самым началом церемонии, он коротко поздоровался с Кэтрин и её родителями, уже стоящими возле могилы, пожал руку отцу База и собрался было отойти в сторонку, но Баз дёрнул его за рукав. — Ты куда? Джеймс глазами указал на стоящую поодаль молодую пару — соседей, с которыми Баз и Эмили не раз устраивали совместное барбекю в парке. Там Джеймс с ними и познакомился, и, поскольку среди собравшихся на похороны родных и близких Эмили он почти никого не знал, Минни и Сэм показались ему наилучшей компанией на время церемонии. — Какого чёрта? — Тут всё-таки семья. — А ты друг семьи. Не валяй дурака. Священник начал читать молитву над гробом. Погода стояла солнечная, тёплая, и ему, наверное, было жарко в тёмной сутане. Эмили любила жару, хотя и жаловалась, что в доме летом становилось нечем дышать, и распахивала все окна, а Баз ругал её за беспечность и рассказывал, сколько краж совершается каждую неделю на их участке. Ей бы понравился этот день. Так было легче: думать об Эмили, будто она где-то рядом, будто она жива и может насладиться тёплым летним днём, пока близкие, скорбя, провожают её в последний путь. Джеймс скорее почувствовал, чем увидел, как Баз качнулся к нему, и инстинктивно подался навстречу, подставляя плечо. На миг ему показалось, что напарник нетвёрдо стоит на ногах, но нет — Баз держался, только придвинулся так, что их плечи соприкасались. Джеймс не отстранялся. Ему было всё равно, что кто-то может заметить это и удивиться, что плечо и рука у него горели, ощущая прикосновение через два слоя ткани. Базу нужна была его поддержка, всё остальное не имело значения. Джеймс повторял это себе, в глубине души понимая, что нашёл не причину, но оправдание. «Базу нужна поддержка», — и можно прижиматься плечом к его плечу, закрыв глаза на великое множество причин, почему этого делать не следовало, прежде заставлявших его держать себя в руках. Потому что они мужчины, например, или потому что они напарники. Или потому что Баз женат. «Но он больше не женат», — невольно подумал Джеймс и ужаснулся сам себе: как мог он думать о подобном здесь, над гробом Эмили?! Когда в кармане у База завибрировал телефон, они вздрогнули почти одновременно. Баз сунул руку в карман и, быстро взглянув на экран, шепнул: — Питер. — Дай мне, — Джеймс выхватил у него телефон и быстро отошёл в сторону, пока на них не начали оборачиваться. — Слушаю. — Детектив Ларсен? — Нет, это детектив Маккензи. — Э-э… простите, я перепутал номер? — Нет, ты правильно набрал. Не обращай внимания. Тебе удалось что-то узнать? — Да, — Питер сглотнул, и Джеймс понял, что это было нервное. — Пирс сказал, чтобы мы были готовы послезавтра вечером. После занятий. — Он сказал, кого собирается убить? — Нет. Только чтобы мы были готовы. — Ладно. Если узнаешь что-то ещё, например, место или имя, — сразу мне сообщи, понял? — А если нет? Может, он хочет собрать нас всех и только тогда сказать? Как я вам об этом сообщу? Казалось, что Питеру было всерьёз не по себе. — Возможно, нам потребуется твоя помощь. Мы можем дать тебе следящее устройство. Ты согласен? — Да. — Хорошо. Ты храбрый парень, Питер. Пожилая дама в чёрном — родственница Эмили — то и дело возмущённо посматривала в его сторону, но Джеймса это волновало меньше всего. — Если до завтрашнего вечера ничего не изменится, нам надо будет снова встретиться. В том же месте — устроит? — Да, — Питер нерешительно помолчал. — Слушайте, а мне правда ничего не будет? — Правда. Ты помогаешь нам раскрыть преступление, это очень важно. И будешь свидетелем. — Тогда хорошо. Потому что я почитал право, — наверное, он хотел, чтобы это звучало насмешливо, но голос дрогнул. — Вы не сказали тогда, что совершеннолетием считается шестнадцать лет. И что для обвинения в убийстве даже это не имеет значения. Джеймс и не подумал врать в ответ. — Не сказал. А это что-то меняет? — Нет. Просто чтобы была ясность. Я… я правда не хочу, чтобы кого-то ещё убили. «Радуйся, — подумал Джеймс, — у тебя есть шанс это предотвратить». — Мы сделаем всё, чтобы этого не случилось. — Хорошо, — ещё раз повторил Питер. — До свидания. Родственники и друзья начали по очереди подходить к могиле Эмили и бросать туда горсти земли. Жёсткие комки со стуком падали на крышку гроба и рассыпались в сухую пыль. Было похоже, что Пирс не доверял Питеру. Или вообще никому не доверял. Так или иначе, когда стало понятно, что ни имени намеченной жертвы, ни места будущего убийства он не собирался раскрывать до последнего, Джеймс с Базом снова встретились с Питером в том же «Шейк Шек» на Восьмой авеню. Поскольку обыска можно было не бояться, «маячок» они предложили просто положить в карман. А к джемперу изнутри прикрепить миниатюрный микрофон. — Вы смотрели «Полицейскую академию»? — неожиданно спросил Питер, пока Баз показывал ему, как включается микрофон. — Старую комедию? — Кто же её не смотрел? — Помните, как они приклеили Махони микрофон? Огромный такой? Джеймс усмехнулся. — К счастью, прогресс не стоит на месте. — Да уж, — Питер коснулся джемпера в том месте, где изнутри скрывалось крошечное устройство. — Мне надо будет что-нибудь у него узнать? Сделать, чтобы он рассказал о прошлом разе, или… — Нет, Питер. Веди себя как обычно. Когда мы их арестуем, то дальше сами справимся. — Ясно. — Мы будем рядом. Если что-то пойдёт не так, мы сразу появимся. Не беспокойся. Питер кивнул, но как-то не очень уверенно. — Ты же не передумал? — мягко спросил Баз. — Если боишься, то лучше скажи сразу. Мы придумаем что-нибудь ещё. — Нет, я не… не боюсь, — быстро сказал Питер. — Я всё сделаю. Это же правильно, да? Я хочу сказать — это же не предательство? — Предательство — заставлять друзей совершать преступления. А ты спасаешь жизнь другому человеку. Джеймс надеялся, что он говорит достаточно убедительно. Он прекрасно знал — а отчасти и помнил по собственному опыту — какую причудливую форму могут принимать понятия о чести у подростков. Зазорно рассказать, кто избил тебя или твоего одноклассника, зато вполне достойно купить алкоголь или травку для тех, кто младше. Или соврать полицейским, когда они выясняют, где ночевал твой сосед по комнате. Но Питер производил впечатление парня, который уже знал, как поступит, и всего лишь хотел, чтобы кто-то ещё раз убедил его, что он поступает правильно. В этом они могли ему помочь. — Я в нём ошибся, — признался Джеймс, когда Питер ушёл — первым, как и в прошлый раз. — Думал, он ищет повод спрыгнуть, потому что боится. А у него совесть взыграла. — Это же хорошо, правда? — Ага. Поколение не потеряно, и всё такое. Баз улыбнулся — по-настоящему, не так, как улыбался Питеру, стараясь подбодрить парня. Тогда это была улыбка профессионала, теперь — человека, оценившего шутку. И это было здорово. Фургон они припарковали на Девяносто третьей улице. Когда Питер сообщил наконец время и место встречи «гусаров», оказалось, что в распоряжении полиции осталось меньше часа, и, возможно, кто-то из подростков появится на месте раньше ожидаемого и заметит подозрительный фургон. Решили не рисковать. Джеймс был почти уверен, что им придётся поколесить по городу, потому что встреча должна была состояться напротив старшей школы Хантер-колледжа, а даже самый тупой зверь не будет гадить там, где живёт. — Оружие не применять, — ещё раз напомнил Баз полицейским из группы захвата, скучавшим в фургоне. Строго говоря, в них не было необходимости — вооружённые битами подростки не представляли особой опасности, но капитан Денье настоял. Вероятно, чтобы задержание получилось максимально эффектным и напуганные школьники сразу поняли, что за них взялись всерьёз. Поэтому вместо обычных полицейских Джеймсу с Базом достались в сопровождение четверо спецназовцев, к счастью — знакомых и готовых слушать указания детективов, а не делать всё так, как посчитают нужным. — По возможности не бить. Эти засранцы несовершеннолетние, их родители с адвокатами на дерьмо изойдут. Или хотя бы не бить ногами. — Сказал бы раньше, мы бы пушистые тапочки надели, — откликнулся один из спецназовцев. — Розовые. — И ушки. Такие, на ободочках. Чтобы не напугать детишек. — Это называется «неко-ушки». — Как хорошо ты разбираешься в теме, Сид. — Иди нахер, Джимми, — осклабился здоровенный парень со щербатым лицом. — У меня племяшке восемь лет. Я не то что про ушки — я всех ебучих маленьких пони по именам знаю. — Ну да, конечно… — А я один раз заебашил соседу с ноги, когда был в тапочках. Палец сломал. — А ему? — А ему морду набил. Руками. Хули он мне под дверь ссал? — Отличные у тебя соседи. — Вот теперь — отличные, да. — Тише, — прервал их трёп Баз, прижимая к голове наушники. — Они на месте. — На громкую переведи, — попросил Джеймс, придвигаясь ближе. Шуточки сразу утихли, спецназовцы сидели тихо, как мыши, чтобы не пропустить ни единого слова или фонового звука. — Привет, Лайам, — сказал Питер. Голос звучал громко и отчётливо. — Привет, ребята. Ответные приветствия звучали чуть глуше, но тоже вполне разборчиво. — Ты же не собираешься ждать здесь? За школой наверняка следят. — Нет. Садись. Щёлкнул замок на дверце машины; несколько секунд был слышен только шум. Затем Питер со смехом воскликнул: — Парни, подвиньте задницы! Вы меня задавите! — Пятеро, — шепнул Баз. Джеймс кивнул. Заработал двигатель; зелёная точка на мониторе ожила и поползла по Мэдисон-авеню. За ней, на небольшом отдалении, тронулся и полицейский фургон. «Гусары» ехали молча. На Сто двадцать первой улице они свернули направо, а затем — ещё раз направо. — Мы что, назад едем? — подал голос Питер. Ему никто не ответил. Точка доползла до Девяносто пятой улицы, свернула во двор и замерла. — Лайам, что за хрень? Мы же вернулись обратно! — Ты дурак, Питер, — отозвался Пирс. — Во-первых, если кто-то видел нас у школы, он видел и то, что мы уехали. А во-вторых, Эскудеро всегда срезает здесь дорогу до метро. — Откуда ты знаешь? — От Алисы Стейн, она с ним гуляет. — Погоди, — в голосе Питера слышалось смущение, — а разве Алиса не девушка Морриса? — Чего не сделаешь ради друзей, — насмешливо отозвался Пирс, и кто-то ещё из сидящих в машине засмеялся. — Слушай, но это как-то… нехорошо. Чтобы латинос отбил девушку у одного из «гусар»… — Кто сказал про «отбил»? Моррис попросил Алису поиграть с этим мексикашкой, понятно? — Он вроде пуэрториканец, — поправил кто-то. — Да какая разница. Сегодня она ему сказала, что украла ключ от кабинета биологии. Они там пообжимаются, того-самого, а потом он побежит на метро. И срежет дворами, чтобы быстрее. Прямо здесь. — А Алиса? Если они выйдут вместе, её будут допрашивать копы, вдруг она нас сдаст… — Она пообещала, что спрячется в туалете и будет сидеть там до утра. А утром сделает вид, что пришла в школу как обычно. Никто и не догадается, что она оттуда не уходила. — Целую ночь сидеть в сортире? Да ты гонишь! — Она с собой планшет взяла, а Моррис ей скачал два сезона «Бесстыдников», там дохрена серий. Будет смотреть. — Парни, а давайте устроим ночь кино? У меня завтра предки уезжают до вторника. — Я за! Что будем смотреть? — «Звёздные войны»! — Мэл, ты задрот. — Тогда каждый принесёт своё, а там выберем. — Годится. — А «Тихоокеанский рубеж» смотрел уже кто-нибудь? — Я смотрел, фигня. Выехали на спецэффектах. — Не, но роботы-то классные! — А кайдзю? Они не классные, что ли? Они болтали о кино, как любые другие подростки, собравшиеся вечером в пятницу выпить пива, купленного чьим-нибудь старшим братом, и поиграть в приставку. Если бы Джеймс не знал наверняка, то ни за что бы не подумал, что эти пятеро ждут своего же однокашника, чтобы размозжить ему голову бейсбольными битами. Они казались совершенно нормальными. Обычными. Как и почти все убийцы, которых ему приходилось арестовывать. Из динамика раздался тихий звенящий звук, и подростки мгновенно затихли. — Идёт, — сказал Пирс. — Разбирайте. Послышался шум и несколько ударов дерева о дерево. — Эй, это моя! — Тебе не всё равно? — Так, слушайте внимательно. Когда он поравняется с тем кустом, выходим. Мэл, Ник, вы хватаете за руки, я подсеку ноги. Пит — бьёшь сразу, как он упадёт. Я дам отмашку, чтобы всё было чётко. Потом кладём его в багажник и уезжаем. Рон, на тебе машина, помнишь? — Да. — Меняем машину и едем к дяде Джорджу. Там сидим до утра. Он подтвердит, что мы приехали на полчаса раньше. — Дядя Джордж? — шепнул Джеймс. — Наверное, Джордж Пирс, брат его отца. Мудак и расист, при этом сенатор. — Охуеть. Ты когда-нибудь арестовывал сенатора? — Закатай губу, Джимми, на это дело найдутся желающие рангом повыше. — Посмотрим, — пообещал Джеймс, ухмыляясь. Арестовать сенатора! Это будет круто. И пусть парни из участка утрутся. — Приготовились, — приказал капитан группы захвата, поглядывая на часы. — Через полторы минуты начинаем. — Нам надо взять их в процессе, — напомнил Баз. — Особого риска нет, Питер будет тянуть время. — Мы пока займём позиции. Пошли, ребята. Да тише вы, хуле топочете, как лоси! Спецназ вывалился из фургона. Баз с Джеймсом почти синхронно, хотя и не глядя друг на друга, достали оружие и склонились к динамику. Хлопнули дверцы машины, затем была тишина и тихий шорох ткани возле микрофона. А потом раздался вскрик: — Эй, вы чего?! — Пора, — скомандовал Баз, и они выскочили из фургона. Из динамика им вслед неслись звуки ударов, возни и голос Пирса: — Давай, Питер! Дворик был небольшим сам по себе, а из-за обступивших его домов с глухими стенами казался ещё меньше. С одной стороны почти на всю ширину его занимала разноцветная детская площадка, другую заполнили густо посаженные деревья. Серый фиат втиснулся между ними, игнорируя правила парковки. За его капотом Джеймс увидел двоих человек в лыжных масках, пригибающих к земле третьего, и ещё одного, стоящего с поднятой бейсбольной битой. Это должен был быть Питер; значит, двое, держащие маленького латиноамериканца, были Уильямс и Мондрейк, Холлидэй оставался в машине, а Пирс… его Джеймс заметил не сразу — президент школьного совета стоял позади Питера, тоже держа в руках биту. — Полиция! — крикнул он. — Брось оружие! По тому, как поспешно был выполнен приказ, Джеймс убедился, что это действительно Питер. Его приятели тоже выпустили свою жертву и теперь пятились, сталкиваясь плечами; глаза их, виднеющиеся из-под масок, комично расширились. — Лицом к машине, руки на капот, — скомандовал Росс. Двое других спецназовцев уже вытаскивали из фиата водителя. Подросток, которого «гусары» собирались убить, поднялся с земли, с трудом опираясь на правую ногу. Вид у него был ошарашенный, словно он до сих пор не понял, что произошло. Внезапно Пирс, который до сих пор стоял смирно, опустив биту, и, наверное, именно поэтому не привлекал особого внимания, оттолкнул шагнувшего к нему спецназовца и бросился бежать. — Стоять! — заорал Джеймс и бросился следом. Подросток даже не обернулся — наверное, решил, что полиция не станет в него стрелять. Он выбежал на Девяносто шестую улицу и помчался по тротуару. Улица была почти пустой, редкие прохожие удивлённо провожали его взглядами, а те, кто шёл по той же стороне, отшатывались с дороги — когда на тебя несётся парень с закрытым лицом и с битой в руках, только идиот попытается преградить ему путь. Добежав до Мэдисон-авеню, Пирс метнулся влево, и когда Джеймс следом за ним свернул за угол, то увидел только, как тот мчится к зданию старшей школы Хантер-колледжа. Взвизгнули тормоза; водитель машины, выезжавшей с Девяносто пятой улицы, едва успел притормозить, чтобы не задеть перебегавшего дорогу подростка, и, поливая его отборным матом, выскочил на дорогу. Пирс ткнул его битой в грудь и рванул дальше, даже не оглянувшись. — Полиция! — заорал пострадавший водитель, согнувшись и прижимая обе руки к груди. — Чтоб ты сдох, тварь мелкая, чтобы тебя черти заживо… — Заткнись, — бросил ему Джеймс, пробегая мимо; мужик уже набрал было в грудь воздуха, чтобы ответить, но увидел пистолет — и не стал. Пирс тем временем взбежал по ступенькам перед решетчатыми воротами старого фасада Арсенала, перекинул через решётку биту, подтянулся на руках и по-обезьяньи ловко начал карабкаться вверх. Если бы это был взрослый преступник, Джеймс бы выстрелил. Оказавшись на территории школы, Пирс без труда бы скрылся — он знал все входы и выходы, а для того, чтобы обыскать здание, понадобился бы целый отряд полиции. И бита со следами крови, а также с отпечатками пальцев, исчезла бы вместе с ним. Им пришлось бы строить обвинение только на показаниях соучастников, и можно было не сомневаться, что адвокаты, нанятые родителями Пирса, отработали бы свои деньги на все сто. Подонок вышел бы сухим из воды. Надо было стрелять. Но Пирс был подростком, совсем ещё мальчишкой… Джеймс сунул пистолет в кобуру и, подпрыгнув, ухватился за решётку. Она была гладкой, но поперечные перекладины располагались достаточно удобно, чтобы поставить ноги. К счастью, никаких шипов, пик и прочих опасных украшений наверху не было — кому-то хватило ума догадаться, что дети будут лазать здесь, даже если рядом будет открытый вход, просто потому, что они дети. Пирс тем временем подхватил биту и бросился во внутренний двор. Когда Джеймс спрыгнул на землю, он уже скрылся за углом арки. Надо было остановить его раньше, чем он успеет смыться на улицу — обе стороны двора были обнесены невысокой решёткой, ещё ниже, чем та, через которую только что они оба перелезли, — или шмыгнуть в какую-нибудь дверь, например, в оставленный незапертым пожарный выход, пусть даже для этого придётся выстрелить ему в ногу. «Точно, буду стрелять по ногам, — решил Джеймс. — Ноги заживут». Он выбежал во внутренний двор, расчерченный под спортивную площадку, — тот был пустым, и Джеймс успел увидеть эту пустоту и остановиться на краю кирпичных ступеней. Пирса он не увидел, только поймал краем глаза движение справа, и инстинктивно поднял руку, закрывая голову. Удар был таким сильным, что Джеймса швырнуло на землю. Рука взорвалась болью, следом за ней — ухо и плечо, по которым соскользнула бита. Пистолет выпал из ладони и грохнулся о кирпич, громкий стук эхом разлетелся по пустому двору. Джеймс упал на четвереньки, упираясь в землю левой рукой — правая болела так, словно в неё вместо кости залили расплавленный металл. Он знал, что надо подняться, но боль сковала тело, не давая дышать. В ушах звенело. Джеймс услышал лёгкий шорох и ощутил движение воздуха рядом с лицом — снизу вверх, и с ужасом понял, что он не может не то что увернуться — даже прикрыть затылок от удара… Крик «Полиция, брось оружие!» раздался одновременно с выстрелом, и сразу за ними, заглушая стук катящейся по кирпичным ступеням биты, — громкий вопль. Сжав зубы, чтобы не застонать, Джеймс с трудом повернул голову. Пирс стоял рядом с ним на коленях, схватившись за ладонь, из которой капала на землю кровь. Глаза в прорези маски были расширены от боли. — Джим, ты цел?! — Баз взбежал по ступеням, на ходу пряча пистолет в кобуру. — Джим? — Всё в порядке, — выдавил тот, садясь на землю, и всё-таки не удержал стон, когда боль пронзила руку от запястья до самого плеча. — Этот сучонок мне руку сломал. — Вы не имеете права! — провыл Пирс со слезами в голосе. — Не имеете права стрелять! — Как раз имеем. Ты плохо учил уроки, парень. Джим, у тебя голова в крови. Тебе надо лечь. — Это ухо, — Джеймс пощупал — пальцы стали мокрыми. — О, смотри-ка, оно на месте! — Это череп! — Не, с черепом всё нормально. Честно, — Джеймс широко улыбнулся, доказывая, что с ним всё хорошо. — Я бы заметил. Слушай, а как ты на него наручники теперь наденешь? Ты же ему руку прострелил! С ума сойти, Баз, в ладонь на замахе! Да ты крут! «Как ты удержался и не прострелил ему голову?» — вот что он очень хотел спросить, но удержался. Несколько дней назад такие же подростки убили Эмили, и Баз говорил, что хотел бы отомстить, но некому. Другой на его месте пристрелил бы Пирса. Не задумываясь. Потому что он тоже подросток, взявший в руки оружие, чтобы убить человека. Другие люди — та же ситуация, палец жмёт на курок быстрее, чем ты успеваешь увидеть разницу. Сто раз такое случалось. — Повезло, — отозвался Баз, сдёргивая с Пирса маску. Тот не сопротивлялся. — Лайам Пирс, вы арестованы за нападение на сотрудника полиции… — Ковбой, блин, — не унимался Джеймс. Его начало мутить от боли. — Охренеть мы парочка — ковбой и индеец! Моу обоссытся от счастья. — …Если вы не можете оплатить услуги адвоката, он будет предоставлен вам государством… Джим, я знаю, что тебе больно, только не ругайся при задержанном, ладно? Мистер Пирс, вам всё понятно? — Вы не имеете права, — повторил тот, прижимая окровавленную ладонь к животу. — Я несовершеннолетний. — Не волнуйся, мы вызовем твоих родителей. Грохоча ботинками, подбежал один из спецназовцев, и Баз протянул ему наручники. — Запакуй, будь добр. Только с рукой понежнее. Я «скорую» вызову. — Ну ты даёшь, Ларсен, — восхищённо сказал спецназовец, наклоняясь к Пирсу. — Почти не целясь. Ковбой, блин! Джеймс согнулся от хохота. В больнице, куда «скорая» привезла Джеймса, Пирса и двоих полицейских, сопровождающих арестованного, всем было плевать, что перед ними слуга закона, пострадавший во имя защиты этого самого закона, а заодно и мирных граждан. Джеймсу пришлось сидеть в очереди с избитой женщиной, сломавшим ногу мужчиной в дешёвом костюме, наркоманом, старухой на костылях, двумя пьяными подростками и многодетной матерью, притащившей с собой четверых визгливых детей. Всех их беспокоило только одно — собственная боль, и Джеймсу, которого распирало от желания говорить, пришлось бормотать себе под нос всякую ерунду, не особо задумываясь о её смысле. Только когда на него начали коситься, он осознал, что рассказывает Базу, чего ожидать от адвокатов арестованных подростков. Очень эмоционально. К тому времени, когда его сначала минут двадцать промурыжили на рентгене, а потом всё-таки наложили гипсовую лонгету, он был готов достать пистолет и расстрелять всю очередь к чёртовой матери. Начиная с заблевавшего пол наркомана. — Вам повезло, — заметил врач, рассматривая рентгеновский снимок. — Обычно при таких ударах бывает вывих головки лучевой кости. А у вас даже перелом без смещения. — Если бы мне не повезло, у меня был бы перелом головы, — радостно поделился Джеймс. На него начало действовать обезболивающее, и окружающий мир снова стал вполне сносным местом. — Со смещением в радиусе полуметра. Врач почему-то не засмеялся. Ключица и вовсе оказалась невредимой — рука приняла на себя основной удар, но плечо всё равно распухло и почти не двигалось. Раненое же ухо перестало кровоточить, ещё пока Джеймс сидел в очереди. Он отмылся от крови в мужском туалете и наотрез отказался от повязки. Достаточно было висящей на перевязи руки. Чтобы добраться до участка, ему пришлось поймать такси, и Джеймс внезапно понял, что боль на самом деле была наименьшей из его проблем. Ведь со сломанной рукой он не сможет водить машину! И ещё много чего не сможет. Пожелав засранцу Пирсу гореть в аду, он малодушно понадеялся, что Баз останется у него в гостях хотя бы на неделю. А лучше даже на две. Хотя, конечно, было нечестно использовать напарника как няньку. В участке, вопреки ожиданиям, было тихо. Джеймс думал, что увидит толпу разгневанных родителей и адвокатов, но никого не было. — Только не говори мне, что их пришлось отпустить, — сказал он, входя в отдел. Кроме База, там были Дженнингс, Моу и Бриск — ночная смена. — О, Джеронимо! — обрадовался Моу. — Скальп цел? — Твоими молитвами. — Не всех, — ответил Баз, откладывая в сторону протокол. — Как твоя рука? — Перелом, — Джеймс кинул на стол ключи. — Теперь ты мой водитель. Признались? — А ключица? — Ушиб. Так признались или что? Баз расплылся в улыбке. — Сейчас сниму копии, почитаешь на досуге. Четыре чистосердечных. — Ну, Питер — это понятно. А остальные — зассали? — Остальным адвокаты посоветовали. Угадай, сколько тут невинных хороших мальчиков, которых запугал негодяй Пирс? — Трое? — А сколько из них одумались и уже собирались было помешать Питеру убить Эскудеро, но полиция успела раньше? — Ох уж эта полиция, всегда успевает. А Уильямс и Мондрейк? — Их сдали, конечно. Причём свои трупы оба повесили на Пирса, а друг друга честно заложили. Приехал прокурор, этих двоих отправили в суд, остальных отпустили под залог. Завтра с утра поедем в больницу допрашивать Пирса, если ты будешь нормально себя чувствовать. — А не рано? Они потом скажут, что лекарства ещё действовали. — Попросим медицинское заключение. Или подождём. Сутки у нас есть. — Ты что-то слишком тихий, Маккензи, — заметил Бриск. — В прошлый раз было не заткнуть. Может, у тебя и рука не сломана, просто решил от работы увильнуть, а? Джеймс широко улыбнулся. — Анальгетики, приятель. Восславим двадцать первый век с его фармакологией. — Ага, моя жена то же самое говорит, — пробурчал Дженнингс. — Каждый месяц. — Мудрая женщина. Кстати, ты же сегодня в ночь? — Ну? — Отзвонись ближе к утру в больницу, спроси, как там что. — А вы будете дрыхнуть, да? — проворчал Дженнингс. — Ладно. — Спасибо, друг, — с чувством сказал Джеймс. — Я бы в благодарность напечатал за тебя отчёт, но сам видишь, — он пошевелил торчащими из лонгеты пальцами, стараясь не показывать, какую это причиняет боль. — Я тебе это припомню. Баз сунул бумаги в ящик стола, запер его на ключ и снял со спинки стула пиджак. — Всё, ребята, до завтра. Пока они спускались к машине, Джеймс старательно молчал, потому что, несмотря на анальгетики, боль всё-таки не ушла до конца и напоминала о себе при каждом неосторожном движении. Иными словами, желание много и бездумно говорить притупилось ровно настолько, чтобы сдерживаться в присутствии посторонних, но сейчас рядом был только Баз, и Джеймс опасался ляпнуть что-нибудь такое, о чём потом пожалеет. Молчать было умным решением, хотя и трудным. Его просто распирало от желания потрепаться. Машину он всегда оставлял слева от входа, на площадке, где стоял мусорный контейнер. Несколько лишних шагов, зато не надо искать свободное место. По привычке Джеймс сперва шагнул к водительской двери, но тут же вспомнил, что за руль ему сесть в ближайшее время не светило. Он обернулся к Базу и, увидев, как тот отдёргивает руку от дверцы со стороны пассажира, всё-таки не выдержал и рассмеялся. — Поверить не могу, что отдаю тебе свою ласточку. Баз тоже улыбнулся, хотя не так весело. — Не бойся, до дома доедем, а завтра я свою заберу. — Прости, напарник у тебя теперь бесполезный. — Не говори так. — Да ладно, — видя, что Баз не спешит садиться в машину, Джеймс прислонился к капоту. — Ты мне сегодня жизнь спас, между прочим. Спасибо. — Не за что. — Серьёзно… — Я серьёзно, — оборвал его Баз. Он уже не улыбался. — Сегодня я рисковал твоей жизнью. Я должен был стрелять на поражение. Джеймс тоже перестал улыбаться. — Ты отлично справился, Баз. Обезвредил этого засранца одним выстрелом — да ты гордиться должен. Я жив, он сядет, что тебе ещё надо? — Знаешь, о чём я тогда думал? — Об Эмили, — честно брякнул Джеймс и тут же прикусил язык. Но Баз кивнул. — Да. Если бы я промахнулся, он бы размозжил тебе голову. Как одному из тех парней. — Но ты не промахнулся. — Я должен был целиться в грудь. Тогда бы я точно не промахнулся. Но он всего лишь мальчишка. Подросток. Почти ребёнок. — И ты не смог. Всё правильно, Баз. Я тоже мог стрелять, когда догонял его, и тоже не стал. — Разница в том, — резко сказал Баз, — что он мог тебя убить! Понимаешь? Как Эмили. И я… Чёрт возьми, Джим, как мне об этом не думать? Если бы я промахнулся… Я не могу потерять вас обоих, Джим. Я этого не выдержу. Джеймсу сразу расхотелось болтать. Вот оно. Началось. Сейчас Баз скажет, что им лучше не работать в одном отделе. Когда начинаешь слишком сильно беспокоиться за напарника — начинаешь совершать ошибки, потому что приоритетом становится его безопасность. И если это то, что имел в виду Баз… Тот разглядывал что-то над дверцей машины. То ли грязь, то ли царапину. А вернее всего — просто не хотел смотреть в глаза. — Однажды, несколько лет назад, Эмили спросила: «Если он тебе признается, ты сможешь ему отказать?» Джеймс замер. Первым порывом было откреститься: не знаю, о чём ты, ты ошибся, она ошиблась, да брось, неужели ты серьёзно в это веришь, что за бред! Засмеяться. Позволить им обоим сделать вид, что всё в порядке. Но Баз посмотрел на него, и Джеймс понял, что это бесполезно. — Извини, — с трудом сказал он. — Я не думал, что это заметно. — С самого начала было заметно, Джимми. — Извини, — повторил Джеймс. Эйфория от обезболивающих проходила, и его начало подташнивать. — Если тебе это мешает — я пойму, о'кей? Попросим капитана разбить нас по разным сменам. Или я подам рапорт на перевод в другой участок. Это нормально, Баз, никаких проблем… — Джим, — прервал его Баз, — ты не понял. Она спрашивала не о тебе, а обо мне. У Джеймса замерло сердце. — И что ты ей ответил? — осторожно спросил он. Баз развёл руками. — Ничего. Что я мог ей ответить? Если бы это был кто-то другой, Джеймс обязательно переспросил бы. Хотя бы для того, чтобы убедиться: он правильно понял. Увериться: не услышал ли только то, что хотелось услышать. Но он слишком долго учился понимать База с полуслова, чтобы не понять сейчас, и слишком безоглядно верил ему, чтобы сомневаться. Джеймс вспомнил, сколько раз он приходил в дом База и Эмили. С какой теплотой его принимали, как заботилась о нём Эмили и как Баз помогал решать любые проблемы, даже те, которые не были связаны с их работой. Как они поддерживали его в трудные минуты и радовались его успехам. Как же они доверяли ему — оба… — Я бы первый прибил тебя, если бы ты вздумал ей изменить, — признался он. — Знаю. И она знала. Вот в чём штука, — Баз вздохнул и провёл ладонью по лицу. — Мне тогда было очень просто не думать об этом. Я был женат, я любил Эмили, никаких вариантов. — Мне тоже. — А теперь… Они замолчали. Джеймс вспомнил, как на похоронах Эмили впервые подумал о том, что Баз больше не женат. Но тогда он отбросил эту мысль, устыдившись, и к тому же, он искренне считал, что для него-то всё равно ничего не изменится. А теперь, ещё не произнесённые, эти слова меняли всё. — Я всё ещё её люблю, — наконец сказал Баз. Джеймс кивнул. — Знаю. — Это будет нелегко. — Знаю, — повторил Джеймс. Он знал, что будет чертовски сложно, так сложно, что вряд ли даже Баз сейчас мог себе это представить. Но он не боялся. Для него главным в словах База было другое. Это будет. Он не замечал, что улыбается — широко и, наверное, немного безумно, потому что Баз вдруг подался к нему, вглядываясь в лицо. — Господи, Джим, да у тебя зрачки с булавочную головку! Ты же обдолбанный, как чёртов нарк! Быстро садись в машину, едем домой. «Домой», — подумал Джеймс, послушно усаживаясь на пассажирское сиденье. Слово звучало замечательно. Он даже не стал спорить, хотя обдолбанным себя совершенно не считал. Разве что самую малость. И вовсе не от лекарств.