Поединок
Лен
Зрителям от меня в этот день было совсем мало толку. Я просто выходил, делал, что должен был, и уходил. Каждый бой мой длился не более десяти минут. Быстро, лаконично, не зрелищно. Рутинно. Не то, чтобы я раньше как-то особенно выпендривался. Просто сегодня я совершенно не концентрировался на том, что делаю, позволил телу действовать почти автоматически – так оно и действовало. А я только иногда с вялым удивлением отмечал, насколько хорошо оно это умеет. Защищаться и убивать. Лица, рыла, морды, вообще непонятно что… Руки, лапы, клешни, щупальца… Увернуться, замахнуться, ударить… Хруст, визг, стон, хрип… Кровь, слизь, ртуть, кислота… Мелькало калейдоскопом, сливаясь в плоскую картинку. Я словно наблюдал за этим со стороны. Равнодушно, вполоборота, не присматриваясь, не ощущая. Тур за туром, просто отделываясь от неприятной назойливой обязанности. Отделываясь, чтобы добраться до перерыва. А в перерывах я оживал. На лавке, в тёмном закоулке раздевалки, прижавшись спиной к холодной стене. Я оживал в память. Продолжая игнорировать происходящее вокруг. Забывая о том, что сегодня… А ведь только вчера, только вчера… Я закрываю глаза, и… …Раннее, раннее утро. Белизна постели. Узорная чёткая тень от спинки кровати на ткани. Жёлтый солнечный свет, одновременно острый и мягкий – таким он бывает только на рассвете и перед закатом. Мы лежим лицом друг к другу. Молча друг на друга смотрим. Вард смотрит в глаза. В его взгляде столько меня… Я не сомневаюсь, что его в моём не меньше. - Я хочу рассмотреть тебя, - и моя рука легко скользит по его телу, попутно освобождая его от ткани, которой он укрыт. Вард так красив, что мне хочется… не знаю – закричать, заплакать… Прижать его к себе, обвить собой, впитать в себя. Но я сдерживаю это, выпуская по чуть-чуть, через кончики пальцев. Которые касаются его. Моя рука на его теле. Ощущение тёплой, гладкой, нежной кожи. Шея, плечо, грудь, живот… Упругие, крепкие мускулы… Касаюсь, глажу. Кончиками пальцев, ладонью, тыльной стороной ладони. Очень хочется целовать, но пока я не делаю этого. Особенно чувствительные места легко определить по тому, как Вард чуть вздрагивает, как срывается его дыхание. Моё дыхание вторит, глубокое и горячее. Упоительно – исследовать его тело. В очередной раз скользнув по ложбинке между ключицами, груди, прессу, обведя вокруг пупка, легко коснувшись кожи возле повязки, моя ладонь ложится на его бедро, продолжая стягивать тонкую ткань. Вард останавливает мою руку. Я вижу, как проступает румянец. Я смотрю на Варда, прямо в глаза, и он освобождает меня, позволяя продолжить. Я продолжаю. Шорох, скольжение ткани… Под моими прикосновениями Вард слегка выгибается, стонет, закрывает глаза, откидывает голову на подушку. Его брови беспомощно сдвинуты, волосы разметались, рот слегка приоткрыт… Я больше не могу сдерживаться. Губы Варда горячие и сухие. Его дыхание сметает моё, и в первый момент я перестаю дышать. Только моё сердце колотится в его грудь. А потом мы дышим одним потоком, горим одним огнём… - Лен! Я вздрогнул. Кто-то тряс меня за плечо. - Ты что, уснул, что ли? Раздевалка. Лавка. Холодная стена. Приглушённый гул Арены. Надо мной нависает озабоченное лицо Тройна, осунувшееся, совсем старое, усталое… скорбное. Убедившись, что я не сплю, он тяжело опустился рядом. - Ну, вот, - смотрел в пол. - Я пришёл, чтобы… - Попрощаться? - я мягко улыбнулся и взял его сухую морщинистую ладонь в свою. Он едва заметно кивнул. - Как же так? Тройн поднял голову, и я увидел, что по его щеке катится слеза. Одна-единственная тоненькая влажная дорожка протянулась по усталой коже. И остро вспорола моё оцепенение. Не думал, что способен сейчас кого-то успокаивать… - Не плачьте, миленький, - я погладил его по плечу. - Что вы так? - Ну как же? - новых слёз не было, но Тройн всхлипнул. - Твой последний… Всё. Не могу… Он спрятал лицо в ладонях. - Послушайте, - серьёзно сказал я, подождал, пока он снова посмотрел на меня. - Я вам доверяю и скажу правду. Не умру я. Глаза Тройна округлились. А я подумал и добавил: - В этом бою – не умру. Уйду просто. Как и пришёл. Навсегда уйду – это да. Не хочу, но иначе мне нельзя. Никак. Вы мне верите? Тройн немного неуверенно кивнул. Он действительно мне верил. Без вопросов и без лишних объяснений. Но… - Может, ты, конечно, просто меня, старика, успокоить хочешь. Ну и пусть… - Да, нет же! - я замотал головой. - Нет в этом ничего успокоительного. Умереть – оно бы и лучше было. - Ты что?!- Тройн отшатнулся. - Я ухожу один, - теперь настала моя очередь отвернуться. Какое-то время мы молчали. - Я присмотрю за ним, - он говорил очень тихо. - Постараюсь. - Спасибо, - я снова сжал его ладонь. - Больше у него никого нет. Теперь. Особенно ярый шумовой всплеск с Арены дал понять, что очередной бедолага заработал своему хозяину тёплое место, убив другого бедолагу. Тройн ощутимо вздрогнул. - Всё. Закончился пятый «королевский» бой. Второй тур завершён. - Ну, и что? - Ты знаешь правила? - Честно говоря, мне всё равно. - Сначала вы, бойцы претендентов, дрались друг с другом. Последние пять боёв – с «Королевскими» гладиаторами, по правилам выставляемыми Четвёркой. Четвёрка не ставит на них – просто выставляет. Разыгрывая наиболее лакомые куски. Эти пять боёв не рассчитаны на полное истребление. Их и есть пять – выжившие друг с другом после них не дерутся. Остаётся только самый последний, третий тур. В котором претенденты играют с Четвёркой. А в этом туре заявлен только ты… - Последний бой – он трудный самый, - пробормотал я и криво усмехнулся. - Совершенно не помню, откуда это… Как всегда, неслышно и незаметно, словно из воздуха материализовавшись, объявился служитель-реквизитор. Жестом приказал мне снять лёгкую синюю рубаху, фигурировавшую униформой в прошлом бою. Штаны позволено было оставить, а вместо рубахи – предложено нечто, напоминающее спутанный клубок ремней. Словно в нагрузку – длинная обоюдоострая витая палка, на вид – серебряная. Не внушающая особого уважения палка, даже не копьё. Всё так же жестом, служитель показал, что у меня есть пять минут, и удалился. - Что за фигня? - я пытался распутать клубок. Тройн взял его у меня. От его бледности мне стало не по себе. Явно понимая, что делает, Тройн развернул ремни, и я увидел, что из них сплетено что-то, вроде жилета. В приложении к телу, оказалось, что этот «жилет» плотно оплетает правую руку и правую сторону груди, застёгивается на левом боку внизу, руку и грудь с этой стороны оставляя открытыми. Приглядевшись, я понял, что ремни вовсе не кожаные, а скорее резиновые. - Это… щит, - глухим голосом сказал Тройн. - Если противник коснётся тебя – ты умрёшь сразу. Если он коснётся щита, это смягчит действие, но тот ремень, который будет затронут, расплавится и прилипнет к телу. - Наверное, это больно, - я попытался не представлять, насколько. Перед сегодняшним «шоу» человек Инила сообщил мне, что продержаться в последнем бою я должен до четвёртого удара колокола. Это минут двадцать. Не знаю, сколько раз мне придётся позволить себя «клеймить» за это время. - Какой он, этот мой… последний? Тройн покачал головой. - Я не знаю, как это описать. Скажу только, что убить его нельзя, но копьём можешь немного потеснить. У выхода стоял служитель и манил меня на Арену. Выглядел при этом так, словно обещал сказочные богатства. Я бросил последний взгляд на Тройна. Горло сдавило так, что сказать я больше ничего не смог. Порывисто шагнул к нему и обнял. Потом резко развернулся и решительно вышел в ослепительный металлический свет, под звук первого колокола.Взгляд
Трибуны в бешеном восторге. Они давно такого не видели. Королевская Арена трансформируется под каждый бой. Сейчас она – огромная хромированная металлическая коробка без верха. Верх – силовое поле. Чтобы зрители всё хорошо видели, и при этом были в безопасности. Участники смутными зыбкими пятнами отражаются в полу и в стенах. Маленькое подвижное пятно кажется беззащитным перед текучей кляксой внушительных размеров. Трибуны в восторге. Те немногие, что не видели Лена раньше, за сегодня смогли составить чёткое мнение о его мастерстве. Бои с его участием были короткими, но такими яркими, что стоили всех остальных. Этот тоже вряд ли будет долгим. Но прошлые бои такого рода, последний из которых состоялся не меньше десятка лет назад, вообще заканчивались, едва начавшись. Этот длится уже четыре колокола. Трибуны в восторге. Не осталось никого, равнодушного к действу. Даже вечно безразличные служители смотрят. Витое серебряное копьё в руках Лена кажется иголкой. Но он орудует им, словно скальпелем, разрывая, отводя, пресекая… Ещё в самом начале боя серые ленточки, венчающие один из концов копья, едва коснувшись противника, демонстративно… распались на атомы? Рассыпались в пыль? Испарились? Исчезли. Само копьё теснит противника и разрывает его целостность, в том месте, где касается, но лишь на доли секунды, не нанося ему никакого видимого вреда. Он снова сливается в целое и по-прежнему резво плывёт и ветвится. Он или она, эта бесформенная масса, по текучести похожая на ртуть, а по цвету – на старое мшистое болото, нашпигованное радужными светляками. Двигается масса с неприятным вкрадчивым шелестом, и воняет палёной шерстью. По объёму она раза в три больше соперника. Опаснее всего, когда масса расплющивается в лужу и пытается обтечь ноги противника, или когда хочет захватить его в кокон, оплетая протуберанцами. До сих пор она не обтекла и не поглотила Лена только благодаря тому, что он неимоверно быстро двигается. Успевает выскользнуть раньше, чем масса хоть где-нибудь сомкнётся вокруг него в кольцо. Безысходность сражения подхлёстывает зрителей. Когда-нибудь это всё равно закончится. Усталость всё равно придёт, и абсолютно ясно, к кому. Масса в очередной раз использует приём «лужи», подбираясь к ногам Лена. Он чертит на полу перед собой копьём резкий полукруг, отталкивая массу, и, теперь используя копьё, как шест, перепрыгивает через утончившийся болотистый барьер. В это время ему в спину летит гибкий, как змея, переливающийся «светляками» протуберанец… В последний момент, обернувшись и заметив опасность, Лен, защищаясь, выбрасывает вперёд правую руку. Субстанция противника, коснувшись ремня на запястье, отступает. Контуры ремня плывут. Лен падает на колени. Трибуны ревут. Лен кричит. Вард тоже кричит. Но звука почти нет – Арья вовремя зажала ему рот рукой и громко шепчет в самое ухо: - Не отвлекай его! Трибуны не заглушат твоего крика. Он услышит, начнёт искать – и это будет конец! Судорожно вцепившись в её запястье, Вард кивает. Боль тормозит реакцию. Воспользовавшись этим, противник выпускает ещё один протуберанец, который Лен снова успевает блокировать. Ещё один плавящийся ремень охватывает, на этот раз, бицепс. Крик превращается в рычание. Аффект – и… Жесты Лена практически невозможно отследить. Смазываясь от скорости, копьё мелькает в воздухе. Болотистая масса становится похожа на сжавшийся пластилиновый кубик в поблёскивающем ореоле движения, не позволяющем ему изменить форму. - Ей богу! - произносит Арья, медленно качая головой, светящимся взглядом следя за Леном. - Если бы это вообще было возможно, он бы победил! Очень многие из тех, кто видел эту сцену, разделили её мнение. Но... Четвёртый колокол вспорол все остальные звуки, заполняющие Зал Арены… Никто не удивился тому, что гладиатор, пусть даже и нечеловечески сильный, исчез от прикосновения непобедимого питомца Четвёрки. И никто не заметил, что исчез он на долю секунды раньше, чем протуберанец успел его коснуться. Удивление пришло позже, когда из служебного входа на Арену выбежали двое и ринулись прямиком к замершей на время смертоносной массе. Их совершенно естественно и незамедлительно постигла участь предшественника. Удивление достигло апогея, когда на месте исчезнувших проявилась огромная чёрная собака, похожая на крокодила. Она лениво обвела красным взглядом онемевшие трибуны, почесала за ухом задней лапой, зевнула и растаяла в воздухе. А потом началось распределение трофеев, и всё, что происходило до этого, на время утратило актуальность. Чтобы позже превратиться в миф. А над верхними рядами, почти под самым потолком, в тёмном углу, никем не замеченный, тихонько смеялся Тройн. Смеялся радостно – потому что знал правду. И немного хитро – потому что был единственным, кто её знал.