Тайны Браголина

Утром шестнадцатого числа Эллингтон собрал всех работников отдела и объяснил ситуацию. Не забыл также предупредить, что, несмотря на официальное разрешение, дело очень щепетильное и требует особой осторожности. До этого момента в дело о загадочных картинах была посвящена лишь пара человек, теперь об этом знал весь отдел. Эллингтон рассказал обо всём: о странных пожарах, о картинах с плачущими детьми, о подозрениях на поджоги и возможной причастности работников газовой компании. Умолчал лишь об одном — о причастности Конелли. Делать этого он не планировал. Однако, когда речь зашла о самом Конелли, Оливер не моргнув глазом солгал, что Пол отправился в заслуженный отпуск и только поэтому не участвует в операции. На площади полицейские появлялись один за другим, как и было обещано Бенсону, в штатском и без какого-либо оружия. Эллингтон, как и полагается начальнику, пришёл на место действия первым. Стоя на верхней ступени Колонны Нельсона, Оливер внимательно рассматривал собирающуюся толпу в надежде найти что-то интересное, увидеть кого-то подозрительного. Он и сам не знал, что искал и чего ожидал… Ближе к вечеру народу на площади собралось столько, что Эллингтон стал терять своих людей из виду. Конечно, он помнил, что Лестер и еще несколько человек расположились на ступенях Национальной галереи. Около церкви Святого Мартина находились ещё двое, по одному человеку у каждого постамента, и ровно дюжина затерялась в толпе. Проведя почти весь день на площади, Эллингтон ругался про себя на собственную инициативность и на непривычно жаркую погоду. Однако когда толпа начала радостно кричать, Оливер мобилизовался: в центре площади на предусмотрительно огороженном месте начала собираться гора из репродукций. Со своего места Эллингтон не мог рассмотреть их, но в этом и не было необходимости: судя по тем трём экземплярам, которые ему довелось увидеть вблизи, картины были все одного плана — плачущие мальчики лет пяти-семи. Когда загорелся огонь, Оливер замер. До последнего он надеялся на то, что произойдёт какое-то чудо. Что найдётся кто-то, кто остановит это безумие. Что организаторы признаются в задуманном розыгрыше. Что картины не загорятся… Но картины горели… Оливер наблюдал за языками пламени, за отрывающимися от костра красными лоскутами. В отличие от картин в сгоревших домах, эти репродукции горели как обычная бумага, чернея и обсыпаясь в общую кучу пепла. Толпа ликовала, радостно наблюдая за тем, как ярким пламенем горит работа одного-единственного художника, который, вполне возможно, даже не знал о том, что кто-то так кощунственно издевается над его трудом. Костёр догорел ещё засветло, но радостная толпа не собиралась расходиться. Кто-то весело беседовал у пепелища, кто-то пел песни, разместившись прямо на земле, кто-то пытался задавать вопросы устроителям этого никому не нужного действа… Эллингтон посмотрел на часы, отметив, что ещё успеет зайти в ресторанчик около дома, пока там не закрыли горячую кухню, и хотел было направиться к Лестеру, чтобы дать отбой, как заметил знакомую фигуру. Конелли стоял у пепелища, словно врос в землю. Даже на таком расстоянии Оливер отлично видел, что выглядит сержант не очень хорошо: ссутулился, волосы засалены, одежда помятая… Быстро спустившись со ступеней Колонны, Эллингтон огляделся по сторонам и, убедившись, что никого из подчинённых нет рядом, двинулся к Конелли. — Пол? Что ты здесь делаешь, Пол? — спросил он тихо, словно его могли услышать. Конелли обернулся на знакомый голос, и его губы дёрнулись, на мгновенье обозначив улыбку. Вблизи выглядел он ещё хуже: тёмные круги под глазами, криво застёгнутая рубашка с грязным воротником, не по погоде тёплый пуловер… Конелли растерянно огляделся по сторонам, словно сам не понимал, где он и что здесь делает. Глядя на подчинённого, Эллингтон на самом деле засомневался в его адекватности: тот вёл себя странно — потерянно, рассеянно. — Пришёл посмотреть, как сжигают репродукции, — пожал плечами Пол после неловко затянувшейся паузы. Его голос звучал хрипло. — Пойдём со мной, — скомандовал Оливер и, не дожидаясь ответа, направился туда, где оставил машину этим утром. Только дойдя до цели, Эллингтон оглянулся: Пол послушно следовал за ним, заметно тяжело передвигая ноги. Оливер тяжело вздохнул и покачал головой. Ему совершенно не нравилось, как выглядел Конелли. До того, как случилась эта история, Пол всегда выглядел на все сто: гладко выбритый, с идеальной стрижкой и одет с иголочки. Сейчас же он был похож на этих новомодных хиппи. От этой мысли Оливер поморщился и, взяв себя в руки, кивнул на пассажирское сидение, молчаливо предлагая Полу сесть в машину. Что тот и сделал. До дома инспектора они ехали молча. Оливер хмурил лоб, раздумывая, как помочь Полу, чем, и — самое главное, почему ему этого так хочется. Сам Конелли смотрел перед собой — в одну точку и в то же время в никуда. Припарковав машину, Оливер вышел и успел подойти к пассажирской двери, прежде чем та открылась и Конелли вывалился на улицу. Не задавая вопросов, Эллингтон помог ему подняться и, придерживая, повёл в дом. Несмотря на то, что не было характерного запаха, вывод напрашивался сам — Пол был нетрезв. Эллингтон ошибался… — Я не могу спать. Уже почти месяц меня мучают кошмары, — признался Пол, когда очутился в уютном кресле-качалке. — А последние пару ночей вообще не могу уснуть. — Когда ты последний раз ел? — поинтересовался Эллингтон, начиная понимать, что с Конелли творится что-то более серьёзное, чем алкогольное опьянение. Пол пожал плечами: — Вчера. Или позавчера. Я запутался в днях. — Но сегодня ты пришёл на площадь… — Услышал в автобусе разговор двух подростков, которые собирались встретиться с друзьями на этой площади. До этого я даже не знал, что такое мероприятие состоится, — последние слова Пол произнёс совсем тихо. — Извини. Я должен был тебя предупредить, — серьёзно заметил Оливер, но, встретив хмурый взгляд Пола, тут же замолчал. После короткой паузы он поднялся на ноги. — Тебе стоит принять душ, Пол. Вода в бойлере уже, наверное, нагрелась. А я пока посмотрю, что есть в холодильнике. — Но, сэр… — Никаких «но», Пол. Да и «сэр» уже надоело, — усмехнулся Эллингтон. — Приведи себя в порядок, потом обсудим дальнейший план действий. Что именно собрался планировать Эллингтон, Конелли спрашивать не стал: в животе предательски заурчало от одной только мысли о еде. В душе Пол задержался надолго. Эллингтон уже начал переживать, не уснул ли его гость под тёплой водой. Когда наконец-то тот вышел из ванной комнаты, то снова был похож на человека. Правда, рубашка Оливера была ему велика на пару размеров и оттого смотрелась нелепо, но всё же лучше, чем грязная одежда, которая была на нём до этого. Волосы были непривычно тёмные от воды и так же непривычно зачёсаны назад. Эллингтон усмехнулся собственным мыслям: Пол показался ему похожим на Джеймса Кэгни в «Белом Калении». Из-за этого фильма много лет назад Оливер решил стать полицейским, а вот теперь, похоже, уже став им, не мог разобраться в очевидном. — Ешь, — Эллингтон указал на стоящую на столе тарелку с омлетом и беконом. — Извини, это самое приличное, что нашлось в моём холостяцком жилище. — Вы не женаты? — неожиданно спросил Конелли и тут же смутился слишком личного вопроса. Оливер усмехнулся, оглядел слишком чистую кухню и вздохнул: — Жена сбежала от меня лет пять назад. Ей надоело изо дня в день волноваться, что я могу не вернуться с работы. Предпочла вообще обо мне не думать. Конелли задумчиво кивнул. Омлет оказался совершенно пересоленным, но это не мешало Полу уплетать его за обе щеки. К тому же так он не мог говорить, а последним вопросом он настолько смутил себя, что сейчас был рад невозможности сболтнуть лишнего. Оливер сидел напротив, обхватив ладонями горячую кружку с чаем. Его, в отличие от Пола, совершенно не смущали личные вопросы, а вот цифра «16» на настенном календаре — очень даже. Ещё каких-то два часа, и сменится день. Настанет мистическое семнадцатое, и от ожидания млели руки. — Останешься сегодня ночевать у меня, — безапелляционно заявил Оливер. От неожиданного то ли приказа, то ли просьбы Пол перестал жевать и удивлённо приподнял бровь. Лишь когда Оливер указал на календарь, Конелли неуверенно кивнул. Ему не хотелось мешать начальнику, стеснять его в собственном доме. Но с другой стороны, грядущая ночь пугала его самого. И быть в это время не одному было совсем недурной идеей. — Я постелю тебе в спальне, а сам лягу на диване, — предложил Эллингтон и, предвидя протесты Пола, тут же добавил: — Если будешь… лунатить, тебе придётся пройти мимо меня. Так мне проще будет за тобой следить. Оливер рассмеялся собственной шутке, посчитав её удачной. Полу же было не до смеха. Он и сам уже побаивался мысли о том, что лунатит. И что в таком состоянии творит что-то незаконное и опасное. Чуть позже, когда Оливер достал откуда-то с антресоли мешок с запасным набором постельных принадлежностей и перенёс свои вещи в гостиную, он уселся в кресло, достал сигареты, но прикуривать не стал… — Скажи, Пол, а в детстве ты не лунатил? — Не знаю, — пожал плечами Пол. Он сидел в кресле напротив и пристально наблюдал за тем, как Оливер отстукивал сигаретой по подлокотнику. — А родителей ты не спрашивал? — Я бы спросил, — усмехнулся Конелли, — но они предпочли отдать меня в приют, когда мне не было и пяти лет. Вернее, мать. Отца я вообще никогда не видел. Эллингтон нахмурился. Ему никогда не приходило в голову интересоваться личной жизнью своих работников, и сейчас он впервые на самом деле задумался, что это может играть какую-то роль. Конелли вопросительно кивнул на пачку сигарет, и Оливер протянул ему ту, что держал в руке. Лишь прикурив — сделал он это неловко, — Пол снова заговорил. — Мать я не помню тоже. Только совсем немного помню её голос… Она привела меня в приют и оставила на ступенях, вручив мне записку, на которой было написано моё имя — Пол Конелли. Тогда, после войны, было много сирот, и никто сильно не разбирался что к чему. — Конелли… — задумчиво произнёс Эллингтон, словно впервые услышал фамилию. Пол откинулся на спинку кресла и выпустил дым изо рта. Его взгляд рассеянно бродил по давно не беленному потолку, а губы вытянулись в странную улыбку. — Когда мне было десять, к нам в приют приехала семья: молодая женщина в замысловатой шляпке, из-под которой аккуратными локонами свисали светлые, почти белоснежные волосы и мужчина в униформе полицейского. Тогда я ещё подумал, что никогда в жизни не видел таких аккуратно выглядящих людей… Они хотели усыновить ребёнка. Конечно, в то время я уже понимал, что у меня шансов на усыновление нет — брали-то только совсем малышей. Но именно в тот день я решил, что обязательно стану полицейским, когда вырасту. — По всей видимости, это было очень обдуманное и серьёзное решение, — как-то непривычно тепло улыбнулся Оливер и, заметив удивлённый взгляд Пола, тут же добавил: — За всё время моей службы в столичной полиции мне не доводилось встречать более старательного работника и хотя бы вполовину такого талантливого. — Вы поэтому мне помогаете? — выпалил Пол, не задумываясь. — И поэтому тоже, — кивнул Оливер, поднимаясь на ноги и, совершенно не по уставу подмигнув, усмехнулся. — И потому что ты мне нравишься. А теперь иди спать, лунатик. Будем тебя караулить. Смущённый и удивлённый таким поведением шефа, Конелли послушно встал с кресла, затушил сигарету и направился в спальню. Заснул он практически сразу, как только голова коснулась подушки. А вот Эллингтону заснуть удалось не сразу. Он долго лежал на диване, уставившись куда-то в воздушное пространство, и думал о словах Пола. Раньше он не задумывался о том, откуда у Пола такое рвение к работе. Он был уверен, что это просто желание выслужиться — не больше. Теперь же пришлось пересмотреть своё мнение. Он знал, как непросто сиротам выучиться, получить приличное образование и уж тем более устроиться работать в полицию. Нужно было пройти десятки тестов и проверок, в том числе и на родственные связи. Конелли, как сирота, мог иметь семь пядей во лбу, но если бы нарвался на слишком ретивого чиновника, его бы могли просто не допустить к учёбе в академию ввиду его неизвестного происхождения. Но, по всей видимости, ему повезло встретить на этом этапе своей профессиональной карьеры понимающего человека… Неизвестное происхождение… Отчего-то Оливер зацепился за эти слова, которые так надоедливо крутились в голове. Раньше Оливер не задумывался о столь многом. Теперь же перед ним нарисовался образ Пола — тёмно-русые прямые волосы, тёмные, почти чёрные глаза, едва заметная горбинка на носу… Не самая типичная внешность для человека с ирландской фамилией. В голове крутилось «Конелли, Конелли…». Пока ударение в фамилии добровольно не перекочевало с привычного «о» на «е». Оливер усмехнулся собственным мыслям — на итальянца Пол правда был больше похож, чем на ирландца. Как заснул, Эллингтон и не заметил. Потерявшись в размышлениях, он просто провалился в крепкий сон… А вот как проснулся — заметил сразу: входная дверь с шумом захлопнулась так, что с потолка посыпалась извёстка. Оливер тут же подскочил, резво перепрыгнул через журнальный столик и распахнул дверь в спальню — кровать была пустой. Чертыхнувшись себе под нос, Эллингтон успел надеть туфли и, как был в пижаме, схватив ключи, выбежал на улицу… На улице не было ни души… Квартирный дом, в котором проживал инспектор, находился в самом центре проезжей улицы, и потому у Оливера был хороший обзор в обе стороны. Но Пола нигде не было видно. Он словно сквозь землю провалился. Как и моррис… Оливер задумчиво посмотрел на связку, где теперь уже отсутствовал ключ от автомобиля, и тяжело вздохнул. Теперь он уже ничего не мог поделать, кроме как вернуться домой. И ждать звонка…