Тот, кто последняя надежда

- Милорд Слейн, может, все же не стоит рисковать? Они ведь проигнорировали гонца, - Харклайт не слишком успешно маскировал волнение в своем голосе, пока его руки ловко расправлялись с завязками на заплечном тюке, который он собирал Слейну в дорогу. Рядом на помосте нетерпеливо возился крупный ящер. Темно-зеленые сплющенные лапы елозили по деревянным доскам, шумное дыхание то и дело вырывалось из зубастой пасти, подгоняя наездника в дорогу. Слейн в последний раз проверил крепления седла, установленного на спине вертлявой твари, и похлопал ее по мощному бедру. Ящер, гордо расправив кожный воротник, тут же плавно перебрался с помоста в грязную жижу и довольно фыркнул. Определенно ему больше нравилось находиться в воде, даже несмотря на ее нынешний нездоровый запах и цвет. - Харклайт, ты прекрасно понимаешь, что если не случится чуда, то к началу осени мы, если и не утонем, то помрем либо с голоду, либо от чумы. Никакая магия не спасет, - отозвался Слейн, подхватывая тюк и, склонившись у края помоста, прицепил его сбоку от седла. Поправив перчатки на руках, он повернулся к Харклайту и успокаивающе похлопал его по плечу. - Со мной все будет в порядке. Оставляю тебя за главного. И, будь добр, присмотри, пожалуйста, за Лемриной. - Да, милорд. Пусть болота укроют вас от невзгод. Слейн улыбнулся традиционному пожеланию удачи в пути и, осторожно ступив на спину ящера, аккуратно опустился в седло. Подошвы сапог погрузились в воду, но промокнуть Слейн не боялся. Сапоги из кожи гидр стоили целое состояние, никогда не пропускали влагу и не портились - настоящие путники, что изредка захаживали в их селение, предпочитали раскошелиться именно на такую обувку, с которой не могла поспорить даже одежда из драконьей кожи. Как только Слейн ухватился одной рукой за выпирающий на шее ящера костяной нарост, ящер двинулся с места, с каждой минутой развивая все большую скорость. На земле эти чудесные твари всегда казались медленными и грузными, иногда ленивыми, словно лень была важнейшей составляющей их жизни, но стоило хоть раз увидеть ящера в воде, как даже самый заядлый скептик в удивлении присвистывал. Пожалуй, на болотах только виверны могли поспорить в скорости с ящерами, однако виверны предпочитали планировать над водой засчет своих развитых крыльев и мощных лап, и густая растительность часто вставала у них на пути, поэтому ящеры по праву считались самыми шустрыми обитателями болот. Брызги жижи оседали на удобных брюках. Морось, летевшая с приземистых деревьев, холодила пылающее лицо. Под воротом короткой меховой накидки ворочался чрезмерно любопытный Тарсис. Слейн побоялся оставить его дома. За те пару недель, что Слейн потратил, чтобы собраться в дорогу и дождаться возвращения гонца, посланного в подземелья с известием о его скором визите, Тарсис успел привязаться к нему настолько, что отказывался расставаться с ним даже на минуту, и Слейн небезосновательно предполагал, что фамильяру хватит решимости отправиться по его пятам. То, что маленькая гидра смогла в одиночку добраться до селения без помощи родителей вопреки затопленному лесу, вопреки отравленным гниением болотным парам и снующим везде голодающим хищникам было уже чудом. Слейн не хотел снова обрекать Тарсиса на риск подобной смерти. Путь Слейна лежал через наиболее затопленные области болота, поэтому он вдоволь смог в очередной раз ужаснуться тому размаху, с которым дожди уничтожали его дом. Чем дальше они отдалялись от селения, тем больше Слейн натягивал ворот накидки на нос, чтобы не вдыхать в себя отвратительную вонь. Деревья склонялись к воде все ниже, ящеру приходилось сбавлять скорость и сторониться ошметков гнилой коры, крупных веток и лиан. Время от времени в воде мелькали изодранные падальщиками тела виверн и ящеров. В такие моменты Слейн отворачивался, сильнее сжимая хватку руки на костяном наросте. Ящер под ним настороженно озирался, но глупо было ожидать нападения на столь крепкую и полную сил зверину, да еще в компании уверенного наездника. Возможно, отчаявшаяся голодная гидра еще могла бы дерзнуть и напасть, но гидры в основном обитали в противоположной части леса. Первые две ночи Слейн спал, сидя прямо в седле, доверившись своему провожатому. Теплый плащ с капюшоном спасал от накрапывающего дождя. На третьи сутки грянул такой ливень, что даже ящер недовольно взревел, и пришлось в спешном порядке искать укрытие. Им послужило скопление поваленных деревьев, образовавших небольшую полянку. Ящер с явным облегчением спрятался под сомкнутыми над головой стволами, и Слейн последовал его примеру. Тело было натренировано выдерживать любые нагрузки, поэтому боль в мышцах Слейн отмел как несущественную, а вот жар, обосновавшийся в голове, тревожил его куда сильнее. Слейн знал, что еще до отбытия организм умолял его упасть на лежанку и дать ему времени, чтобы побороть настырную болезнь, но агония лихорадки могла захватить Слейна на несколько недель, а он считал себя не вправе тратить столько времени впустую. Пока он не договорится о помощи, и неважно какой ценой, ему придется держаться на чистой силе воли. За ночь дождь так и не пошел на спад, и Слейн заставил ящера тронуться в путь. Чудный плащ не позволял ему вымокнуть окончательно, но его неожиданно пробрал проклятый чих, так что даже Тарсис, которому Слейн периодически скармливал кусочки вяленого мяса, повадился взволнованно выглядывать из отворотов теплой накидки. Слейн ободряюще улыбался трем беспокоящимся мордам, и зверек торопился скрыться обратно под надежные слои одежды. В эти моменты Слейн прикладывал руку к груди, и его переполняло бесконечно теплое чувство, что он на верном пути. На седьмой день у него предсказуемо кончилась еда, однако и уровень воды вокруг стал понижаться. Лес редел, уступая место просторной равнине, за которой виднелись подножия окружавших болота величественных гор. Чувствуя, как его шатает, Слейн неуверенно ступил на разбухшую землю. Пришло время отпускать ящера, с тревогой смотрящего ему вслед. Слейн мог бы попросить своего провожатого добраться вместе с ним до гор, но слишком уважал тот факт, что ящеры не любили открытого пространства. К тому же, чуть поодаль разбухшая земля превращалась в каменистую равнину, поэтому переход по ней обещал быть не столь проблематичным. Осторожно ткнувшись зубастой пастью в его бедро, ящер захлюпал лапами по грязи, добрался до излюбленной жижи и вскоре скрылся из виду. Слейн, следя за тем, чтобы не разъезжались ноги, поспешил оказаться на каменистом настиле. С фиолетового неба снова летела мелкая морось, но это не помешало заскучавшему Тарсису опутать шею Слейна хвостом и выбраться наружу. Малец бессовестно, но весьма ловко устроился поверх его волос, оглядывая новые окрестности с любопытством первооткрывателя. Вглядываясь в нависающие над горами свинцовые тучи, готовые вот-вот пролиться новой порцией дождей, Слейн шел вперед и хмурил брови, раздумывая о том, что именно сказать стражникам, охраняющим вход в подземелье, чтобы они привели его к вождю. Отсутствие какой-либо достоверной информации о подземном народе его не радовало. Только благодаря записям предков, участвовавших в Великой Войне, Харклайт смог выяснить, где располагается предполагаемый спуск в подземелья. Однако стража не пустила гонца на порог пещер и, хотя гонцу было обещано, что официальное послание, которое Слейн долго сочинял на захудалом свитке, будет доставлено в нужные руки, стража отказалась терпеть дальнейшее присутствие чужака у своих ворот. А поскольку Слейн заранее проинструктировал гонца всеми способами избегать конфликтных ситуаций, то тот и вернулся с пустыми руками. Оставалось надеяться, что свиток все же был передан вождю, и прибытие Слейна не вызовет протеста. Усугубляло ситуацию и то, что Слейн мало представлял себе уклад жизни подземного народа. Его знания ограничивались восхищенным говором редких путников об опасных драконах, обворожительных девушках, в ком текла кровь горгон, и суровых воинах-минотаврах, не ведающих пощады в бою. Слейн даже не был уверен в том, что подземным народом управляет именно вождь. Вполне возможно, под горами царила совсем другая иерархия. Увы, болота были слишком удаленным и уединенным уголком, чтобы иметь возможность черпать знания об окружающем мире, и теперь его обуревало вполне понятное волнение, но на кону стояло слишком многое, чтобы он сейчас отступился и повернул назад. Пронзительный крик птицы заставил Слейна напряженно замереть. Пока Тарсис, заинтересовавшийся пучком выглядывающей из-под камней травы, сползал по его плечу и бедру, цепляясь за плащ, на землю, Слейн внимательно всматривался в клубящиеся тучи. Было слишком непривычно не ощущать над головой надежную защиту из хитросплетений выгибающихся деревьев и прочных лиан. Конечно, кинжалы, крепления которых находились на поясе, придавали уверенности, но Слейн предпочитал проявить осторожность. Следовало быстрее убраться с открытого пространства и найти пресловутый вход в подземелья. И желательно сделать это до наступления ночи, потому что ночь на равнине на окраине изголодавшихся болот и лесов не могла сулить ничего хорошего по определению. - Тарсис, идем, - последний раз бросив взгляд на угрюмое небо, Слейн развернул обрывок карты, по которой ориентировался гонец, чтобы убедиться, что он выбрал правильное направление. Одна из голов Тарсиса, вертящегося вокруг пучка сочной травы, послушно потянулась вслед за Слейном, но остальные две сорвиголовы продолжили ощипывать ярко-зеленые стебли. Слейн, успев отойти на несколько метров вперед, вполне мог понять интерес гидры. На болотах сейчас было не найти такой живой травы, от которой восхитительно тянуло ароматом свежести. Здесь, на равнине, ветер разгонял прочь вонь смерти и гниения, и гидре, несомненно, пришелся по душе ворох новых запахов и ощущений. Слейн улыбался, наблюдая за тем, как две головы Тарсиса играются с невысокими стебельками, а третья отчаянно пытается отвоевать управление над змееподобным телом и заскользить навстречу Слейну. И было так хорошо хоть на секунду позабыть обо всех проблемах и невзгодах и прикоснуться к радости маленькой гидры, таинство счастья которой заключалось в обыкновенном пучке проросшей меж камней травы. Слейн потер мокрый, горячий лоб, вздохнул полной грудью и прикрыл на секунду глаза. Именно этого мгновения и хватило соскользнувшей с небес птице, чтобы сомкнуть острие загнутого клюва на хвосте гидры. Слейн ринулся вперед, выхватывая кинжал, но было уже слишком поздно. Мощные крылья с золотым оперением взмыли в небо, унося визжащего Тарсиса прочь. Слейн приземлился на колени, от досады саданув кулаком по острому камню. Какой же идиот! Позволил себе расслабиться, будто не знал, что снующие вокруг хищники только этого всегда и ждут! Утешало только одно. На стыке весны и лета зверям и птицам приходилось усиленно охотиться, чтобы прокормить детенышей. Наверняка, даже обитателям равнин и гор за прошедший год дожди принесли ощутимый вред. Это означало, что сейчас каждая добыча для хищника была на вес золота. Оставался шанс, что Тарсиса не съедят сразу, как только хозяин фамильяра останется далеко позади. Вероятнее всего, птица утащит гидру в гнездо и отправится на дальнейший поиск, который может продлиться, максимум, до заката. Таким образом, у него есть всего несколько часов на то, чтобы спасти Тарсиса. Слейн быстро разложил карту на камнях, игнорируя надоедливую морось, и проследил пальцем то направление, в котором улетела птица. Подушечка пальца решительно замерла над обозначением скалистого обрыва в часе пути отсюда. Все верно. Ни один родитель не оставит своего беспомощного детеныша надолго в одиночестве. Птица не могла улететь далеко. Скорее всего, ее гнездо найдется на одном из каменистых навесов над обрывом - давным-давно Слейн слышал рассказ Заацбаума о том, где любили гнездиться золотые птицы, а уж золотое оперение, мелькнувшее на фоне фиолетового неба, Слейн бы сейчас ни с чем не спутал. Он в последний раз обернулся к подножиям гор, отчаянно понимая, что теряет драгоценное время и тем самым еще больше подвергает риску своих людей, но какой, черт подери, из него Вождь, если он даже о собственном фамильяре не может позаботиться?! Слейн сбросил с плеча собранный ему в дорогу Харклайтом тюк и снял плащ, который пусть и спасал от мороси и дождя, но стеснял движения. Карта отправилась за ворот меховой накидки, кинжал вернулся в ножны на поясе. Слейн без сожалений оставил лишнюю ношу за спиной. Сейчас его волновало только благополучие Тарсиса, а об остальном он подумает потом. Твердь камня под ногами подгоняла вперед. Слейн слишком привык к тому, что на болотах хлюпал пушистый мох, прятались коварные трясины, ставили ему подножки клубки лиан и ветки приземистых деревьев, так что сейчас он с легкостью перепрыгивал попадающиеся на пути ямки и лужицы. Полоса каменистой равнины упрямо тянулась вдаль, разделяя линию гор и болот, но полчаса спустя Слейн заметил, что бег стал даваться ему куда сложнее. Равнина плавно поднималась вверх, и дорогу теперь тут и там преграждали огромные и неприветливые валуны. Дыхание сбивалось, пот градом катился по спине, тучи нависали все ниже, и усиливающиеся порывы ветра заставляли Слейна в волнении кусать губы. Он понимал, что если хлынет сильный дождь, зверье непременно вернется по норам и гнездам, и это станет концом для Тарсиса. Вместо долгожданного обрыва Слейн уперся носом в взвивающуюся кверху опасную скалу. Карта не то чтобы врала, но Слейн не ожидал того, что ему придется карабкаться по скользким от влаги камням. Он надеялся быстро достичь обрыва и осмотреть его склоны в поисках птичьих гнезд, но все надежды пошли прахом. Словно издеваясь над ним, с неба хлынули первые леденящие капли дождя, от которого не спасало ничто. Слейн сделал глубокий вдох, успокаиваясь, уцепился пальцами за ближайший выпирающий камень и подтянул свое тело наверх. На болотах он часто карабкался по деревьям, но едва ли это можно было сравнить с теми трудностями, с которыми ему приходилось справляться сейчас. Даже сквозь перчатки пальцы соскальзывали и мерзли. Несколько раз он почти срывался вниз, портя перчатки и обдирая костяшки и ладони, и лишь в последний момент ему удавалось найти более надежную опору. В висках стучало от боли, в затылке скапливался жар, вымокшая из-за дождя челка настырно лезла в глаза, но у него не было возможности устроить передышку. Очень медленно, словно большой и неповоротливый гигантский паук, Слейн карабкался вверх - туда, где обнадеживающе мелькал просвет между камнями. Слейн надеялся, что он вел к другой стороне скалы, за которой должен был пролегать обрыв. Ливень усиливался с каждой минутой, отпущенное Слейну время было на исходе. Слава Богам, узкий лаз действительно вывел его к пропасти, но в горле тут же встал ком при виде открывшегося ему бесконечного пространства. Широкий обрыв резко уходил вниз. Сколько Слейн ни всматривался в черноту клубящейся туманом бездны, все равно не видел ничего, кроме порхающих над пропастью многочисленных птиц. Птиц было сотни, и золотое оперение мелькало под сводами фиолетово-черного неба едва ли не чаще, чем знакомый Слейну черно-коричневый окрас. Птицы воинственно кружили между друг другом, то ли споря из-за самок, то ли отвоевывая друг у друга добычу, то ли выискивая наислабейшего самца, чтобы превратить в добычу его. В тяжелые времена некоторое зверье совсем не чуралось пожирать своих сородичей. Глядя на бесчисленное количество свитых на уступах обрыва гнезд, отчаянье полоснуло по венам, но в тот же момент, перекрывая громкий птичий клекот, призывный визг Тарсиса ударил по ушам. Держась рукой за выпирающий наружу камень, Слейн буквально свесился из лаза, вертя головой в поисках маленькой гидры. И увидел огромное гнездо совсем неподалеку, только чуть ниже и в стороне от того места на скале, где сейчас находился он. Тарсис, предусмотрительно обмотанный прутиками, слабо извивался в центре гнезда в попытке отползти от собравшихся вокруг него золотых птенцов. Взъерошенные и галдящие птенчики были еще слишком малы, чтобы самостоятельно расправиться с ужином, но то, как безостановочно они тыкались маленькими клювиками в тельце гидры, явно приводило Тарсиса в ужас. Не теряя больше ни секунды, Слейн начал спуск, стараясь не думать о том, что если сорвется и полетит вниз, то его ждет смерть. Ливень хлестал уже не на шутку. Меховая одежда, пропитавшись водой, потяжелела и давила на плечи. Слейну пришлось снять разорванные перчатки и швырнуть их в объятия пропасти - в таких опасных условиях он больше доверял цепкости собственных пальцев, даже если придется ободрать их до мяса и понаставить глубоких синяков. По правде говоря, он не представлял, как будет подниматься по склону обратно, потому что чувствовал, что собственные силы уже почти на исходе. Но если бы он позволил себе думать об этом, то его тело тут же сдалось бы на милость слабости, а подступающая к глазам пелена окончательно бы застила обзор. Птенцы, прижимаясь друг к другу, испуганно бросились к краю гнезда, когда Слейн, покачиваясь от усталости, спрыгнул практически в его центр. Дрожащими пальцами он развязал сковывающие Тарсиса прутья, и, гидра, вереща, бросилась ему на руки, обвинительно покусывая мордочками его запястья. Слейн прижал Тарсиса к груди, позволяя малышу забраться под ворот меховой накидки и мокрую ткань рубашки и продолжить одновременно радостно и укоризненно покусывать уже его грудь - прямо там, где взволнованно билось его собственное сердце. Слейн осознавал, что допустил непростительный промах, и то, что он нашел Тарсиса, можно было назвать не иначе, как чудом. - Тише, малыш, шшш, я тут, - Слейн погладил успокаивающуюся гидру сквозь одежду и дотронулся ладонью до своего лба. Мир кружился перед глазами, озноб прошивал тело наряду со страшной дрожью, Слейн горел. Как теперь вскарабкаться наверх - туда, где зиял темный провал заветного лаза - он не знал. Но оставаться в гнезде было слишком опасно. Клекот птиц над пропастью стихал - самцы и самки, разогнанные дождем, возвращались в гнезда. Его спасло только то, что птенцы, напуганные его присутствием, загалдели еще громче, почувствовав приближение своего родителя. Слейн вовремя отскочил в другой конец гнезда, уйдя из-под атаки острых когтей разъяренной золотой птицы. Он тут же вынул из ножен один из кинжалов и замер напротив твари, опираясь одной рукой на ворох веточек, из которых было сплетено гнездо. В другой обстановке и при других условиях едва ли птица в половину человеческого роста показалась бы Слейну грозным противником. Но ему было слишком плохо, и напротив него, яростно взмахивая крыльями, стоял не просто хищник, а мать, уверенная в том, что Слейн посягнул на святая святых - ее беззащитных детенышей. Птица не даст уйти ему отсюда живым. Она будет драться насмерть. Стискивая зубы, Слейн сжал рукоять кинжала крепче, не отводя взгляда от налитых кровью глаз хищницы, понимая, что если даст слабину, то будет растерзан в мгновение ока. Пожалуй, у него не было ни единого шанса предсказать то, что произошло в следующий момент. Маленькие молнии заскользили по золотому оперению птицы, потихоньку сплетаясь в корявые, ослепительные, смертоносные клубки, стремящиеся слиться в одно целое. Магия. Магия, защиты от которой у Слейна не было, и быть не могло. Нападать было уже поздно - Слейн понимал, что даже если умудрится воткнуть кинжал в шею твари, молния все равно достигнет его, и, если и не испепелит, то уж точно поразит насмерть и отправит в голодную пасть обрыва. А бежать - бежать, увы, было некуда. Слейн попятился к краю гнезда, наблюдая за тем, как яркие пучки энергии и искры сползаются к острию клюва птицы. Тарсис под одеждой обеспокоенно шевельнулся, и Слейн успокаивающе пригладил его свободной рукой. Горечь и досада охватили грудь, но Слейн знал, что даже если повернуть время вспять, он все равно отправился бы спасать малыша. Умирать на самом деле было не страшно, страшно было оставлять свой народ на произвол судьбы. Веки обожгло пониманием несправедливости происходящего. «Отец… прости, я подвел тебя». Заацбаум доверил ему, бесполезному, никому ненужному мальчишке из ниоткуда, своих сестер и братьев, веря в то, что Слейн сможет позаботиться о них, что станет для них путеводным светом, который зачастую так необходим в темных дебрях коварных и смертоносных болот. Признал его своим сыном, своей кровью. И Слейн подвел его, так глупо и безрассудно. Взял с собой Тарсиса, не разрешил Харклайту отправить вместе с ним надежных людей, не попросил ящера добраться вместе с ними до подножия гор, а ведь такая опасная, пусть и медленная на земле, зверина, наверняка, отпугнула бы чертову птицу, что стала его палачом. Но все, что Слейн мог сейчас сделать - это довести начатое до конца и спасти гидру. Оставался мизерный шанс на то, что Тарсис сможет выжить. Слейн вскинул глаза к почерневшему небу, выронил кинжал и шагнул спиною в бездну, обнимая притихшего под одеждой малыша. Наверно, именно так люди чувствуют себя перед неминуемой смертью, подумалось ему. Время будто замерло, порывы ветра и дождя забрались за шиворот. Небо и земля слились в одно целое, сбивая дыхание, но страх так и не пришел. Слейн стремительно летел вниз, кончики мокрых волос касались щек, но в голове было пусто, словно Слейн закончился ровно в тот момент, когда шагнул в пропасть, хотя его жизнь еще не оборвалась. Внезапный оглушительный рев бросил его тело в дрожь. Черную пасть мелькающей отвесной скалы обрыва вдруг застелило громадным красным пятном. Ливень и падение мешали Слейну рассмотреть что-либо, но момент, когда огромная драконья морда, а точнее, вертикальный зрачок желтого глаза, внимательно всматривающегося в него, поравнялся с его лицом, Слейн вряд ли смог бы когда-нибудь забыть. Морда сменилась длинной шеей, вдоль которой тянулся ряд острых шипов, а посреди гребня шипов пустовало седло наездника. О том, что некоторым людям везет взять себе в фамильяры такое горделивое создание как дракон, Слейн слышал, но совершенно не верил в эти истории, приправленные избытком подвигов и магических свершений. Тем не менее, сейчас перед ним совершенно точно планировал в бездну красный дракон. Дракон, который не порывался его сожрать. И то, что в следующий момент фигура в черной одежде вынырнула из-за гребня шипов и, пристегнув крепление веревки, опоясывающей бедра, к седлу, потянулась рукой в перчатке без пальцев ему навстречу, тоже было правдой. Ветер и дождь сорвали капюшон с лица незнакомца, и время замерло вновь, когда Слейн столкнулся взглядом со спокойными алыми глазами. Сквозь темные прядки волос едва заметно проглядывали кончики загадочных, загнутых к концам, оранжевых рожек. - Хватайся, - невозмутимость в голосе наездника, несмотря на бушующий дождь и быстро сужающуюся пропасть, поражала, но Слейну грех было жаловаться. Он попытался ухватиться за протянутую руку - раз, два, три, но каждый раз мокрые пальцы предательски соскальзывали. Дракон издал тревожный рев, желтые глаза пристально сверлили черноту бездны, лежащей внизу. Стены обрыва подступали все ближе, огромному туловищу дракона просто не нашлось бы места среди горной ловушки. Еще чуть-чуть, и расправить крылья, чтобы иметь возможность вернуться в свободу неба, стало бы невозможно. - Улетай! - выдохнул Слейн, перекрикивая шум ливня и окончательно смиряясь со своей судьбой. Еще не хватало, чтобы из-за него пострадали незнакомец и его фамильяр. Однако не тут-то было. - Слейпнир, - наездник и дракон встретились взглядами лишь на короткое мгновение, но Слейн буквально кожей почувствовал их молчаливый диалог. Звякнули, выскальзывая из металлических петелек крепления веревки, удерживающие безумца. Подошвы сапог оттолкнулись от шипастого гребня, и Слейн вдруг ощутил, как чужие руки крепкой хваткой сомкнулись на его плечах. Красный дракон, взревев, расправил над ними крылья и, взрезая завесу дождя, рванул назад, к небесам. - Оранжевый, ты спятил? Спятил?! - Слейн не сомневался, что в собственном голосе проскользнули панические нотки, ведь теперь он был не одинок в своем падении в бездну. - Оранжевый? - чуть удивленно переспросил незнакомец, ловко извернулся в воздухе так, что теперь находился за спиной Слейна, сжал его бедра ногами, обхватил одной рукой за живот и вдруг выбросил вторую руку, сжатую в кулак, вперед. - Щит! Чужой голос зазвенел переливами магической силы. Серебряно-зеленые огоньки опутали пространство, торопливо складываясь в прозрачные иллюзии причудливых щитов. Секунду спустя они исчезли, но Слейн остро ощутил, как чужеродная магия липнет к коже, расходясь мурашками по всему телу. Тарсис за пазухой вопросительно взвизгнул, явно ощутив силу мощного заклинания. - Будет лучше, если ты задержишь дыхание, - посоветовал незнакомец, но во внезапно грянувшем грохоте, который будто отражался от окружающих скал, Слейн слишком поздно расшифровал его слова. Клубы тумана скрыли далекое небо. Слейн растерянно вцепился пальцами в руку, удерживающую его за пояс. Прямо перед взором вдруг выросла черная гладь сумасшедше бурлящей реки и торчащие из нее острые верхушки камней. Слейн не успел сомкнуть губы перед тем, как уйти под воду. Безумное течение тут же отбросило прочь незнакомца, подхватило Слейна и швырнуло его на ближайшее скопление камней, выбивая из его легких последние крохи воздуха. Да, заклинание щита смягчало удары, но не спасало от смертоносной воды, лихо пробравшейся в нос и горло и умоляющие о глотке воздуха легкие. Сознание ускользало в такт тому, как бурная река вновь и вновь яростно прикладывала его тело о новые преграды из камней. Последней мыслью Слейна перед тем, как провалиться в темноту, было: «Как хорошо, что гидры могут дышать под водой».