***
Через четыре дня караван вошел в Киото. У въезда в город их встречали регулярные войска императорской армии, которым были переданы беглецы, пойманные по дороге. Сого однажды бывал в Киото, но тогда он был еще ребенком. Он отметил, что в те времена город был более приветлив и красив, нежели сейчас. С их приходом погода в Киото окончательно испортилась: начался дождь, где-то сверкнула молния, и над головой раздался оглушительный гром. Жители тут же попрятались в дома, спасаясь от силы стихии. Ближе к вечеру прибывших разместили в казармах при резиденции Императора. Погода наладилась, и солдаты сразу же решили сходить на горячий источник неподалеку от дворца. Отца Сого пригласили в Императорский Дворец, где должен был состояться торжественный прием в его честь. Сам же Сого посчитал, что праздновать что-то вроде прибытия советника в Киото накануне гибели более сотни человек — очень по-свински. Он отправился на источник вместе с остальными. После пары-тройки чашечек сакэ Сого немного забыл о своей печали и даже начал развлекаться. Он предложил переместиться в какое-нибудь заведение, где их тепло встретят и вкусно накормят. Один солдат, родившийся в Киото, сказал своему командиру, что такое место есть, оно находится недалеко. Огромная толпа двинулась вглубь города. Сого практически ничего не помнил. Он знал, что очень часто подносил руку к сосуду с сакэ, громко смеялся. Он смутно помнил, что Гинтоки отговаривал его от какой-то авантюры, но пьяный Сого был неуправляем. Наутро события вчерашней ночи выпали из его памяти, что, возможно, было к лучшему. Кто-то разбудил его, напомнив, что через полчаса на берегу реки состоится казнь. Собравшись, он вышел из комнаты, нашел отца, и они молча пошли в назначенное место. На мосту собралась толпа зевак, и Сого поразился, насколько отвратительны бывают люди. Он сам не был святым, из-за него тоже страдали люди, но такое отношение он не принимал. Они с отцом спустились вниз, куда толпе вход бы воспрещен. Заключенных выводили по двадцать пять человек. Император позволил им уйти из жизни достойно, согласно самурайской традиции. Они сели на колени. Перед каждым был положен хорошо заточенный кинжал, а позади выстроились палачи. Однако была допущена какая-то ошибка, и не у всех приговоренных за спиной оказался палач. Их должны были отпустить, раз так распорядились Свыше, но было приказано набрать пять человек из толпы. Отец взял Сого за запястье, молча двинувшись в сторону дожидающихся казни. — Прошу, не надо, — взмолился Сого, понимая, что сейчас он должен выступить в качестве палача. Но отец его даже не услышал. Сого был ведом какой-то зловещей силой и смог остановиться только когда дошел до одного из несчастных. По команде он достал меч из ножен. Его лезвие полили холодной водой. Сого не управлял своим телом. Он бросил взгляд на отца и поразился, как он был хладнокровен и решителен. Глазами он отыскал в толпе знакомую кучерявую голову. Гин-сан смотрел на него с сожалением, но тем не менее кивнул несколько раз, подтверждая, что совершить это нужно. Сого покрепче взялся за меч. Палачи занесли катаны высоко в небо, и по команде надзирателя полетели головы. Изувеченные тела падали, и их кровь окрасила реку. Дрожащими руками Сого протер свой меч белым платком. Он убрал катану в ножны и, увидев, что палачи из армии подходят, ушел, стараясь не смотреть на это отвратительное зрелище. Он завернул в какой-то переулок, где его стошнило. Из его глаз брызнули слезы, но он не знал причину их появления. Эти люди восстали, убили немало солдат, разорили несколько деревень. Их казнь была актом справедливости, он не сомневался. Но почему же сейчас он так горько сожалел об этих людях? Сого как-то криво улыбнулся, представив, как жалко он выглядит со стороны. — Господин, — услышал он знакомый ленивый голос, — как вы? — Все нормально, Гин-сан. — Вижу я ваше «нормально», — Гинтоки передразнил его. — Вам надо выпить, — добавил он, посмотрев на измученное лицо своего господина, на которой застыла странная улыбка. — Сейчас только утро. — Сейчас уже утро, — хмыкнул наёмник. — Ну, мы идем?***
По Эдо гуляло множество слухов. Наверняка, их уже тысячу раз переврали и невозможно было понять, где правда, а где ложь. Прошло всего пара недель с отъезда Сого, но казалось, что минули годы. Кагура не получала от него никаких вестей, ей было страшно. Разумеется, она как и всегда посещала чайные дома, театры, торжественные приемы, и на каждом была желанной гостьей. Самой популярной темой обсуждения на таких мероприятиях стала политика, в частности восстание на Юге. Многие поддерживали Императора и одобряли то ужасное, что произошло в Киото. — Окита-доно сыграл в этом событии ключевую роль, — произнес какой-то мужчина, вероятно, приближенный к императорскому двору. — Сомневаюсь, что кто-то еще смог бы так же успешно подавить восстание. — В этот поход Окита-доно взял с собой сына. Говорят, он принимал непосредственное участие в казнях. — Это правда, — подтвердил другой мужчина, — мой сын служит сейчас вместе с ним. Он писал мне, что после казни очаги восстаний появились вновь. Был сформирован особый отряд, куда попали только лучшие из лучших, а управление им доверили Оките-сану. Они быстро расправляются с восставшими. Кагура была шокирована полученными известиями, но не подала виду. Мужчины попросили ее выразить свое мнение. — Восстания, войны — ужасные и противные человеку явления, но парадокс заключается в том, что без них возможен мир. Гости нашли ее высказывание очень мудрым, после чего переключились на обсуждение более насущных проблем. А тем временем Кагура пыталась понять, почему он стал таким жестоким. Она вернулась в дом довольно поздно и, как обычно, зашла к Цукуё. Кагура молчала. Она легла на футоне в ее комнате и наблюдала, как Цукуе расчесывает волосы и раскладывает свои украшения по шкатулкам и коробкам. Кагуре было очень спокойно в ее компании, волнение пропадало, на душе становилось теплее. Расправившись со своими маленькими делами, Цукуё села подле нее, аккуратно положив ее голову на свои колени. — Сегодня от генерала я узнала, что он принимал участие в казни в роли палача, — прошептала она. — И он руководит карательным отрядом, который уничтожает остатки восставших. У нее из глаз брызнули слезы, и она всхлипнула. — Ты хоть какие-то известия получаешь, — хмыкнула Цукуё, поглаживая Кагуру по волосам. — Я не представляю, жив он или нет. — Окита-сан говорил мне, что он необычный человек и убить его непросто, надо еще изловчиться. Так что не волнуйся, Цукки. — Я же просила тебя не коверкать мое имя, — гейша возмущенно закатила глаза. Она тут же смягчилась, нежно посмотрела на Кагуру и поцеловала ее в лоб. — Я рада, что могу поделиться с тобой своими чувствами и хранить твои секреты. Война не будет длиться вечно, и они вернутся. А сейчас надо идти спать, уже очень поздно. Они пожелали друг другу спокойной ночи, и Кагура пошла в свою комнату. Она долго ворочалась, и когда заснула, ее начали мучить кошмары. Ей снился Сого, купающийся в кровавой реке.