***
Сого резко дернулся, поняв, что его окатили холодной водой. Он открыл глаза, пытаясь сфокусировать взгляд и осмотреться. Голова раскалывалась, в ушах звенело, тело было очень слабым и сильно болело. Во время сражения он получил ранение в область груди, из которого струилась кровь. Сого подумал, что хорошо бы обработать и перевязать рану, но такой возможности пока не было. Его руки были связаны за спиной. Он рассмотрел перед собой двух мужчин. — О, да ты очухался наконец-то! Я уж думал все, помер, — мужчина присел перед ним и развел руками. Он очень внимательно рассматривал его и внезапно объявил: — Ну что, ты наш пленник. Мужчина почему-то начал смеяться, хотя ничего особо веселого не происходило. От его громкого смеха у Сого разболелась голова. — Сакамото, не начинай, — произнес другой мужчина, стоявший чуть поодаль. По его голосу было понятно, что поведение товарища его немного раздражает. — Где я? — прохрипел Сого. — Это неважно. Скоро ты все равно умрешь, — небрежно бросил его собеседник. Он развернулся и хотел уже выйти из темного и холодного помещения, как вдруг остановился, услышав чей-то голос: — Не смей даже пальцем тронуть его, ублюдок. Мужчина обернулся. — Замолчи, — шикнул Сого, сразу узнав этот лениво-угрожающий тон. Гинтоки сидел где-то в углу позади него. Из-за слабости, пронизывающей тело, Сого не мог даже повернуться, чтобы увидеть своего телохранителя. Он замер, надеясь, что Гин-сан не сделает какую-нибудь глупость. — Шинске-кун, — протянул Сакамото, нервно усмехнувшись. Сого был уверен, что этот веселый мужчина хочет на что-то намекнуть товарищу, но не желает делать это при них. Мужчина, видимо, понял намек. Он резко подлетел к Гинтоки, поднял его за грудки одним движением и начал пристально изучать его лицо. После нескольких секунд он нарушил молчание. — Я всегда знал, что судьба — штука странная, но чтобы переплести наши дороги таким образом, — мужчина ослабил хватку и хмыкнул, — это как-то слишком. — Отпусти мальчишку, Такасуги. — И я рад видеть тебя после стольких лет, Гинтоки. Сого пересилил боль в теле и повернулся. Ему стало любопытно, что же происходит. Должно быть, Гинтоки и Такасуги хорошо знали друг друга, но, судя по манере их разговора, друзьями или приятелями они не были. В голове у Сого тут же возник миллион вопросов, но удовлетворить его любопытство никто не собирался. Такасуги вывел Гинтоки из камеры, где они находились. Сакамото шел рядом с ними, радостно вопил и заливисто смеялся, дружелюбно похлопывая по спине то одного, то второго. «Блаженный», — подумал про него Сого. После их ухода он пребывал в полном одиночестве, окончательно потеряв счет времени. Сого прикидывал, насколько ужасной и мучительной может быть его смерть, но все же питал маленькую надежду, что его оставят в живых. Гин-сан не допустит, чтобы его убили. Он дал слово, что будет защищать Сого до последнего вздоха. Сого дремал. Дверь скрипнула, он открыл глаза. — Плохо выглядите, господин, — насмешливо произнес Гинтоки, развязывая Сого руки и помогая удержаться господину на ногах. Тело болело и не слушалось его. — А ты, я смотрю, принарядился, — ответил ему Сого. Он поморщился от боли в области груди, где еще кровоточила рана. — Да-а, господин, вас ничего не сломит. Даже в такой ситуации ваш язык по-прежнему острее меча. — Если бы у меня был меч, ты бы не разговаривал со мной в таком тоне. — Справедливо, — согласился с ним Гинтоки. — Только вот сейчас я единственный, кто может спасти тебе жизнь. Его отвели к какой-то женщине, которая обработала и зашила его рану. Сого вымылся и переоделся в простую, но все же чистую одежду. Гинтоки сообщил, что Такасуги — один из лидеров повстанческого движения и по совместительству друг его детства и молодости, и от встречи с ним зависит судьба Сого. Их встретили у подхода к самому большому в поселении дому и проводили в комнату, где ужинали трое мужчин. Такасуги курил, не обращая внимания на вошедших, дружелюбный Сакамото тут же вскочил с места и поприветствовал их, приглашая за стол. Третьего мужчину Сого где-то видел. Им оказался Кацура Котаро. Они несколько раз пересекались на торжественных мероприятиях в Эдо, и Сого был очень удивлен, поняв, что этот сдержанный и рассудительный человек тоже мятежник, да и к тому же засланный шпион. Гинтоки с удовольствием выпил сакэ, которое ему налил Сакамото, и принялся за сытный ужин. Гинтоки дразнил Кацуру, Сакамото неустанно смеялся, а Такасуги отстранено наблюдал за ними, и его губы тронула легкая улыбка. Сого показалось, что этот серьезный и равнодушные человек он вспомнил что-то хорошее, глядя на шумную троицу. Такасуги перевел взгляд на Сого. — Значит, ты и есть тот самый Окита-сан, подавивший вторую волну восстания? — Да, — ответил он. — И ты воюешь на стороне Императора, — продолжил Такасуги. — Я вынужден. — Вынужден? — немного удивленно переспросил Такасуги. — Я думал, что для таких, как ты, воевать за Императора — это честь. — До тех пор, пока он не посылает на верную смерть, — произнес Сого, принимая чашечку с сакэ из рук Сакамото. Такасуги задумался над его ответом. А этот мальчишка был не так уж и прост. Он явно отличался от представителей «золотой молодежи» Эдо, и Шинске захотелось узнать его получше. Несколько минут все молчали. Сого, не теряя времени, приступил к ужину. Рис с нежной обжаренной рыбой он уничтожил практически сразу и отметил, что здешнее сакэ пришлось ему по вкусу. — Мне жаль тебя убивать, — вдруг произнес Такасуги, выдыхая табачный дым. — Во время сражения мы заметили, что ты превосходно владеешь мечом. Терять такой талант было бы очень обидно. Мы хотели предложить тебе обучать наших людей, взамен тебе оставят жизнь и обеспечат всем необходимым, пока ты сотрудничаешь с нами, — пояснил слова товарща Кацура, бросив недовольный взгляд на Такасуги. Шинске был слишком горд, чтобы признать, что Сого произвел на него сильное впечатление. Сого сделался очень задумчивым. Его немного трясло от таких, в общем, хороших новостей, но он старался не показывать своей радости. Сого выпил еще чашечку сакэ для храбрости. Его не убьют. Он сможет вернуться к ней. К Кагуре. Сможет снова любоваться ей, видеть ее улыбку, слышать ее звонкий смех. Сможет снова быть с ней, просыпаться в одной постели, гладить ее роскошные волосы, прикасаться к ее безупречному телу. Ради всего этого Сого был готов даже присоединиться к повстанцам. Из-за любви к гейше он почти стал изменником. Но это было неважно. — Ты согласен? — спросил Сакамото, и его лицо озарила широкая улыбка. Гинтоки взглянул на своего господина, не понимая, зачем тот тянет с ответом. — По рукам, — ответил им Сого. Чтобы неформально закрепить их договор, они вместе распили сакэ.***
Такасуги разбудил Сого на рассвете, сказав, что у него есть три минуты на сборы. Они шли на окраину поселения, к ветхому додзе, где уже собрались повстанцы. Они набросились на Сого и чуть не убили его. Такасуги, немного помедлив, все же приказал своим людям отпустить пленника. Он объяснил ситуацию и ясно дал понять, что произойдет с тем, кто попытается навредить их новому наставнику. Сам же Сого с разочарованием отметил, что лишь несколько человек хорошо владели мечом. Остальные были обычными крестьянами, прежде никогда не державшими катану в руках, поэтому начать пришлось с самых азов. Бойцы слушали его замечания с нескрываемым недовольством, но повиновались исправно, не желая получить взбучку от Такасуги, которого они очень уважали. Все же, без стычек не обходилось. Сого презирали и оскорбляли, но он умел постоять за себя, поэтому всегда выходил из сложившейся ситуации победителем. Это продолжалось примерно два месяца. После того, как он одним ударом деревянного меча уложил какого-то здоровяка в лазарет на неделю, Сого начали побаиваться и уважать. Еще через месяц, поздней осенью, он отправился в свою первую диверсионную вылазку. Сого не понял, в какой момент выгодное сотрудничество перестало быть таковым. Он влился в ряды восставших и окончательно принял их сторону. Он не сразу осознал, что у него есть надежные товарищи, которым он может доверить свою жизнь. Неожиданно для себя он стал командиром одного из отрядов, и все его приказы выполнялись беспрекословно. Он проникся благородными и смелыми идеями, за которые сражались восставшие: ограничить единоличную власть Императора, смягчить положение личных рабов, обеспечить поддержку со стороны государства для земледельцев и их хозяйств, расширить внутренний рынок, бороться с женской и детской проституцией… Но Император не соглашался ни на одну из этих реформ, поэтому война длилась вот уже почти год.***
Небо затянуло черными тучами. Дул порывистый ветер, его свист эхом разносился по всему городу. Жители Эдо собрались на площади недалеко от императорского дворца. На эшафоте стояли порядка десяти-пятнадцати человек. Сегодня казнили семью Окита и их прислугу. После очередного нападения на дороге из Эдо в Киото нескольким солдатам удалось выжить и бежать с поля боя. Они доложили о случившемся лично Императору. Один из воинов узнал в повстанце-командире Окиту Сого, в чем тут же признался. Через полтора часа вся семья была арестована по обвинению в измене. Хиджиката Тоширо пришел им на помощь, но вызволить удалось только Мицубу. Она носила его фамилию, а значит, более не принадлежала к семье Окита. Старик поблагодарил зятя, взяв с него обещание всегда оберегать его дорогую дочь. Палач зачитал приговор, в котором говорилось, что семья Окита занималась антиправительственной пропагандой, готовила заговор против Императора, который и привел к войне. Самым главным участником этого плана является их сын, который сейчас ведет армию восставших. Представители этой фамилии лишались всех благородных титулов и званий, фамильных имений и всей собственности на территории страны. Всех стоящих на эшафоте клеймили: на их лбах был выжжен иероглиф «предатель». Старик Окита ничего не слышал: ни гула толпы, ни громкого голоса палача, ни рыданий стоящей рядом прислуги. Казалось, ему было совершенно все равно. На его красивом лице застыла маска спокойствия и безмятежности. Он в последний раз взглянул на свою жену, вспоминая, какой красивой она была в молодости, потом перевел взгляд на Хиджикату, который вынужден был присутствовать на казни. А затем поднял глаза наверх, наблюдая, как солнце разгоняет страшные тучи. Он вдохнул полной грудью и мечтательно прикрыл глаза. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — пробормотал старик и улыбнулся. Он не сердился на сына, пусть из-за него он сегодня должен умереть. На душе отчего-то было спокойно. Отец лишь молча пожелал Сого победы в этой войне, и вдруг дощечки, на которых стояли приговоренные, ушли из-под ног.