И в Канаде мы верим в мир

— Не думаю, что сейчас здесь что-то видно, — скептически замечает Бен, оглянувшись за спину. Однако вместо того, чтобы остановиться и должным образом настроить освещение, он, спиной вперёд, продолжает вышагивать, преисполненный уверенности. — Но, если всё же не видно, то все мы прекрасно знаем, кого следует винить, так ведь, Аарон? Хотя нет, не слушайте меня. Никто и никогда не должен винить Аарона. Но мне можно. Иногда. Можно ведь? В любом случае, здесь ужасно темно. Нельзя ли вкрутить свет посильнее? Нет? Ну, ладно. Темнота буквально смыкается за Беном, стоит оборваться его плечам. Вместе с тем существует реальная вероятность наткнуться спиной на какого-нибудь зеваку, а споткнуться — тем более, но Бена сейчас не остановит даже направленный на него десяток огнетушителей. Они неторопливо движутся по улице, освещаемые, собственно, ничем, но Бен всем сердцем надеется, что это останется незамеченным. Постепенно зажигаются свечи, услужливо принесённые с собой. На время Аарон отключает камеру и идёт, удивлённо оглядываясь по сторонам, чувствуя себя на собрании весьма многочисленной религиозной секты, и кто-нибудь из иного мира, но точно придёт к ним на помощь. Бен скользит сквозь толпу, мягко раздвигая людей, абсолютно привыкший к давке и, кажется, ставший не просто её частью, а прародителем, потому что он, несмотря на всю свою резкость в движения, он движется слишком плавно и даже неправдоподобно. Аарон, не имея иного выхода, кое-как протискивается следом. — Сейчас здесь стало светлее, — продолжает говорить в камеру Бен, когда они выбираются к месту собрания прессы, — что не может не радовать. Кажется, пока мы пробирались сквозь толпу, мне кто-то отдавил ногу, колено и затылок, потому что людей слишком много. Но это, только послушайте, что я говорю, действительно самое красивое музыкальное событие в Канаде, что я видел за последние... Аарон, который час? Аарон не ведётся на провокацию и молчит. Он не может сказать даже «посмотри на свою руку, на ней же часы!» — Почти десять: основная часть ещё и не началась, и мы вполне на неё успеваем. Так что давайте быстрее. — Бен воспринимает собственные слова слишком буквально, и теперь едва успевает обдумывать то, что говорит. — Ещё за несколько месяцев были объявлены Sum 41 — замечательные ребята, отличная музыка, ну, вы знаете. Давно их знаю, давно слушаю. Поехали дальше. Saint Asonia (Аарон уже успел сегодня пообщаться с ними, я — не особо), пока выпустили один альбом, но хуже их это не делает. Отличная музыка, все дела. Слишком мало времени! Rise Against! Прекрасно! Сегодня они тоже здесь, и я скорее провалюсь под землю, чем скажу о них что-то плохое. Evans Blue, а поскольку у меня закончились слова и лимит слова «ребята», то только скажу, что эти парни отлично вписываются в тусовку. Так или иначе, любое появление любой из групп — прекрасный повод здесь появиться. Кто-то аккуратно и ненавязчиво касается его плеча, сообщая о том, что к началу уже всё готово, и Бен, внимательно выслушав пару коротких предложений, поворачивается обратно к Аарону и, конечно же, к камере. — В общем, совсем скоро Saint Asonia выйдут на сцену, буквально вот сейчас, и я не уверен, что хочу видеть их отсюда, потому что отсюда не видно совершенно ничего. И это значит, что нам пора прощаться. В прямом эфире из центра Торонто пока что вещает, но это поправимо, Бен Ковалевич. Если вы не здесь, то я не представляю, где вы можете быть. До скорого! Стоит ему замолчать, как тьма вновь опускается на пустую сцену и невероятных размеров толпу людей. Десять вечера, — должно быть, достаточно поздно; но кого это сейчас волнует? Телефоны, фонари, свечи, зажигалки, спички, петарды, фейерверки, даже сигнальные ракеты, прожекторы, вывески магазинов, фары автомобилей, уличные фонари, свет в окнах зданий — всё это затухает, как по гигантскому хлопку в ладоши. Затихает, в предвкушении, и толпа. В самом её сердце уже зарождается гул, вот-вот способный вырваться наружу, а собравшиеся, кажется, готовы поднять восстание. Со сцены исчезают техники, сделавшие самые последние приготовления. — Давай посмотрим отсюда начало, — очень тихо шепчет ему Бен, но и любой звук в такой момент кажется преступлением. В передней части среди всех собравшихся звучит оглушительный в такой тишине хлопок, такой, будто кто-то открыл шампанское; и как пена льётся из бутылки, в небо взлетает огромный фейерверк, освещая чистое небо яркими красными звёздами, куполом накрывая толпу. Гул, зародившийся среди людей, медленно, но не терпя отлагательств, вырывается наружу. Под разрывы фейерверков в ночном небе, как под разрывы гранат, на сцене незаметно появляются Saint Asonia. Первый аккорд гитары в руках Адама Гонтье вырывается из колонок вместе с первыми искрами на сцене, и всеобщее внимание вновь переключается. Потоки искр взмывают вверх на высоту человеческого роста и затихают. Затихает и толпа. В этот раз слышны тихие перешёптывания, в массе своей становящиеся весьма осязаемыми. Адам, улыбаясь, подходит к микрофону, сдержанно кашляет, и когда потоки искр поднимаются ещё выше, чем до этого, как по выстрелу пистолета Saint Asonia начинает играть. За рукав, путаясь в огромном количестве проводов под ногами, Бен уводит Аарона к их фургону с оборудованием, что стоит по другую сторону сцены, вместе с остальными. Тот оставляет в нём тяжёлую и очень ответственную камеру, с которой почти не расстаётся на работе, и облегчённо вздыхает, наконец от неё избавившись. Бен снимает с себя микрофон, едва вытащив все провода, бегущие по его спине. — Ещё надо будет что-то снимать? — интересуется у него Аарон, поднимая взгляд на небо, в которое, после окончания двух песен, вновь что-то запускают. — Сейчас — нет. Я думал снять процесс, но понял, что там мы не выживем. Все пришли веселиться, и мы тоже. Закрывай тут всё, да поскорее... Господи, почему вокруг так темно?! — Потому что весь свет украли те люди, со свечами. Кто ходит на рок-концерты со свечами? — Сектанты, — произносят они синхронно и смеются с самих себя. Им удаётся вновь протиснуться в толпу, и в этот раз Аарон чувствует себя таким же лёгким, как пустая пластиковая бутылка. Кто-то, узнав Бена, угощает того почти полной бутылкой пива, вроде того, что проносят в пакетах из-под сока, и из-за этого остаётся яблочный привкус. Аарон замечает это, когда они пробиваются как можно ближе к сцене, где ещё можно остаться целым, и он, по правде говоря, совершенно не удивлён. Разве что жалеет, что его не угостили второй. Бен понимающе кивает ему, уходит, и к концу очередной песни возвращается с ещё одной бутылкой пива в руках, не такой полной, но ему, кажется, даже рады её отдать. Аарон качает головой, не понимая, как так можно жить. Saint Asonia уходят со сцены, и весь Торонто вновь погружается во тьму. Толпа, явно разгорячённая, что-то кричит, вселившись то в одного, то в другого, и поддерживает их остальной своей часть. Ночь, впрочем, только начинается. Постепенно, когда пауза понемногу затягивается, зажигаются и свечи. Бен, не найдя при себе источника света лучше, достаёт из кармана, как в старые-добрые времена, зажигалку; и люди рядом с ним, будто опомнившись, принимаются исследовать содержимое собственных карманом. Аарон тоже нашаривает зажигалку, и не одну; поднимает, впрочем, только одну руку в воздух, то ли прославляя короля, то ли приветствуя Rise Against, но он не против сделать это и для короля, которого ещё нужно отыскать, и для Тима Макилрота, который уже здесь. — Хэй, хэй, смотри! — показывает Аарону Бен куда-то своей зажигалкой и свободной рукой, держащей бутылку, обнимает его. Над сценой загораются отдельные прожекторы, чуть разбивая охватившую всех темноту. В то же время резкий порыв ветра, маневрируя меж лесом поднятых к небу рук, задувает свечи и зажигалки, растрёпывает волосы, поднимает подолы расстёгнутых курток и свободных футболок. Один из небольших прожекторов, горящий приятным светло-красным цветом, искрится, лопается и затухает, чем поднимает неоднозначные испуганные крики, а после — свист и аплодисменты. Бен смеётся вместе со всеми, но сдерживается и, в принципе, молчит, если тот факт, что он, не переставая, что-то рассказывает Аарону, можно назвать молчанием. Дружно и с энтузиазмом вновь чиркают зажигалки, спички об коробки, и толпа уже не погружена в темноту, в какой привыкла находиться. — По поводу вчерашнего могу добавить, что это было воистину потрясающе, — авторитетно заявляет Бен, глядя не в камеру, а на свои руки, сцепленные в замок. Опомнившись, он поднимает голову. — Но вы могли или смотреть трансляцию (не уверен, правда, что она была), или насмотреться видео в интернете, так что... Так что я очень сомневаюсь, что вы достояли до выхода Sum 41, а сейчас смотрите эфир с самого утра. Разве что, вы ещё не ложились. Я, к примеру, ночевал на студии. Очень добрые люди поделились со мной своей едой, а явились сюда мы почти чертовски пьяные... Но это не так важно, как то, что Аарон мог и вовсе продолжать спать, потому что стоит за камерой. Он и сейчас спит, прямо в эту самую минуту. Аарон изгибает в удивлении бровь. — Или не спит... Вы никогда этого не узнаете, если однажды я не изобрету камеру, которая будет снимать не только то, что перед ней, но и то, что позади. Отличная идея, надо будет запомнить. И вы сможете смотреть на прекрасное лицо Аарона в восемнадцать раз меньше времени, чем я. — И он улыбается, будто рекламирует крем, способный разгладить складки на лице даже у бульдога. Но выражение лица Бена вряд ли похоже на выражение лица человека, чрезвычайно счастливого от озвученного факта. Аарон закрывает лицо ладонями и делает несколько широких шагов по кругу, не в силах и дальше выслушивать всё, что появляется в голове Бена. Каждый день он надеется, что это пройдёт. И каждый день он ошибается. — Так о чём это я? Ах да, Sum 41 закрывали концерт, а я в это время, предположительно, был где-то среди толпы, которая продолжала расти, хотя люди, которые понимали, что происходит, давно ушли домой со своими свечами, или с тем, что от них осталось. Ещё одни мои штаны безнадёжно испорчены парафином, только если не научусь на молекулярном уровне извлекать его прямо сейчас. Сию секунду. Бум! Как видите, ничего не произошло. А это значит, что Rise Against отлично справились с выступлением, потому что именно во время Hero of War какая-то девушка заплакала и наклонила свечу. Это всё больше походит на обзор концерта, а не на то, чем должно быть. Так что я... Просто вернусь к работе? Именно, я просто вернусь к работе, иначе меня... прямо сейчас... уволят. Вот спасибо, что вовремя сообщили. В этот момент Аарону нестерпимо хочется присесть хотя бы на пол, но он, упорно продолжая не издавать ни звука, остаётся на ногах, и проводит на них очередной эфир. Эфир за эфиром. И через один Бена обещают уволить. Вот только... Бен всем нравится. Даже тем, кого называет «ублюдками», или шлёт в место общеизвестное. В конце концов, он нравится даже Аарону.