И в Канаде мы верим в мир

К общему удивлению, лето буквально проходит мимо. Оно мчится столь быстро и столь стремительно, что ничего не успеваешь понять, только если не занят в это лето чем-то особенно рутинным. Лето проносится мимо на скорости, явно превышающей установленный скоростной режим, вот только никто ничего не может ему сделать. Даже в Аду (хоть и давно следует признать, что это не такой уж и Ад; к тому же, не всегда) лето не задерживается, заканчиваясь чуть позже и предоставляя всего две недели на отдых, при этом совершенно не заботясь о том, что этих двух недель, в общем-то, недостаточно. Так или иначе, ещё одно лето заканчивается. По возвращению домой, в квартиру в Торонто, Бен обнаруживает не самый приятный презент, какой может ожидать после долгого отсутствия. В почтовом ящике находится письмо от директора канала, что весьма странно, ведь, как Бен уже успел заметить, некоторое время назад (совсем недавно, так ведь?) был изобретён интернет. Он не без злости забирает его с собой, тщетно пытаясь убедить себя, что все они взрослые люди, а ссоры и разногласия следует оставлять в прошлом. Нет, не следует. Однако сейчас он слишком устал, чтобы злиться как следует, и слишком много времени провёл в разъездах, чтобы волноваться о предстоящей работе, до которой, разумеется, ещё нужно дожить. Они поднимаются к себе, неустанно благодаря лифты, и открывают дверь с тем прекрасным чувством, которое появляется только тогда, когда понимаешь: ты дома. Вещи, ещё замотанные в плёнку после аэропорта, так и остаются в нескольких шагах после прихожей, и сил, чтобы отнести сумки хотя бы в спальню, ни у кого не находится. И чёрт с ними. Добиравшись до телефона и игнорируя все многочисленные сообщения на автоответчике, Бен заказывает пиццу и только потом понимает, что что-то сейчас не так. — Давай никогда не будем забирать Билли, — говорит Бен, опомнившись. — Лучше прочитай, что от тебя хотят в этот раз. Письмо, будто оно само себя написало, приносит скромные и сдержанные извинения Бену из-за конфликта, возникшего в конце съёмочного сезона в апреле. Оно признаёт, что в проблемах с освещением не был виноват никто, кроме, быть может, производителей, но сейчас слишком поздно об этом думать. Студия, на которой происходят съёмки, сейчас находится в разобранном состоянии, всё же пережив ремонт; но Бен знает, что на студии в масштабах не одной комнаты, а в масштабах целого этажа, где не только снимается, но и монтируется, режиссируется и вообще контролируется весь процесс, всё ещё кипит жизнь, и никто, кажется, не хочет покидать здание исключительно по собственной воле, сохраняя намерение провести там ещё один год, иногда выбираясь наружу на выходных. Письмо любезно напоминает: поскольку провал, вызванный отсутствием двух последних выпусков в сезоне, повлёк за собой ряд неприятных последствий (Бен прекрасно понимает, каких, и кривится), бюджет на грядущий сезон урезан, и как из этого они будут выкручиваться — не их забота. В целом, письмо оставляет после себя ощущения, как после невкусного мороженого: да, это мороженое, но его же невозможно есть. Бен пока не очень представляет, что же им делать в этом году. Вопреки моментами пессимистичному настою, «Вы талантливы, так ведь?» всё же выходит в эфир. В честь этого Бен с Аарон на двоих выпивают бутылку шампанского (лишь одну из многих), когда первый выпуск выходит в эфир, а они почти всей командой наблюдают за этим событием, случившимся, опять же, вопреки, так и не покинув студию. Достать большой телевизор оказывается не так сложно, как они предполагали. А небольшой праздничный стол и вовсе оказывается собран в рекордные сроки. В конце концов, опыт прошлых годов уже даёт о себе знать. — Надеюсь, все из нас пережили лето, потому сейчас, прямо в эту самую минуту, стартует очередной сезон (Господь, храни это шоу) «Вы талантливы, так ведь?», и с вами снова Бен Ковалевич, — произносит Бен с экрана телевизора, и по помещению проносится одобрительный гул. Бен, конечно же, уже четыре или семь раз видел это вступление. Ещё большее количество раз он видел всё остальное, что так кропотливо собиралось на монтаже по маленьким кусочкам с разных камер. Но сейчас, когда он видит это поздно вечером на большом телевизоре, в окружении людей, которые из года в год занимаются с ним одним делом, он вновь становится счастлив. И через два часа, когда большой пилот сезона заканчивается, со всеми его вставленными рекламами (ведь откуда-то они должны получать свои деньги), с пожеланиями Бена на сон грядущий, с огромным количеством музыки и с чем-то безбашенным между ней, потому что Бен снова пускается во все тяжкие, они все уже пьяны. Кого-то дома ждёт семья и дети, кого-то парни и девушки, и кого-то — только домашние питомцы, но они вполне цивилизованно вызывают несколько такси, звонят друзьям, так что все организованно разъезжаются домой. Это отличный старт сезона. Это расплата за всё дерьмо, что приключилось полгода назад. Это, в конце концов, именно то, чем они и привыкли заниматься. И если кто-то остался недовольным... То ему уже не помочь. Осень движется дальше. Она не имеет никакого права останавливаться, и вскоре обычное летнее тепло, сохраняющееся в ранней осени, переходит в надвигающиеся холода зимы. Иногда осени кажется, что в ней нет ничего собственного; что вся она — лишь сплав других времён года, и в ней самой столь мало места для того, чтобы быть осенью. В бесконечном круговороте климата, времени и солнечного света, которое получает поверхность земли, осень чувствует себя обделённой, столь упорно борющейся за каждый клочок времени, пока не пришла раньше времени, как и положено, зима. Бен едва успевает улыбаться. Он занимается собственным шоу, занимается утренними эфирами на национальном телевидении (которые, вопреки ожиданиям, отнимают не так много времени), приходит гостем к самым разным людям, успевает даже поучаствовать в комедийном шоу и благотворительности. Но собственная жизнь не успевает пройти мимо. Каждый день Бен ссорится с котом, который продолжает расти не только ввысь, но и вширь (в то время как Аарон, кажется, продолжает расти только ввысь), каждый день проводит на съёмках уже и не слишком понятно чего, и каждый день он по-прежнему безнадёжно счастлив. На один из утренних эфиров он приезжает в футболке и куртке, а если снять последнюю, то оказывается, что все его руки — стена заключённого, что проводит в тюрьме сорок пять лет своей жизни. Он дружелюбно улыбается, когда все обращают внимание на ряд порезов из набора «Нерешительный самоубийца», часть заживших, но местами ещё совсем свежих, сделанных будто бы только утром. Бену, кажется, и вовсе на них наплевать. — Играл с котом, — продолжая улыбаться, сообщает Бен. А после, помрачнев, тихо добавляет: — Я живу с Дьяволом. Загримировать все руки не представляется возможным. Местные гримёры прикидывают, сколько тонального крема уйдёт на руки, к тому же, местами покрытые татуировками (а их отсутствие вызовет подозрения), и махают на это дело рукой. А Бен и не стремится как-то исправить ситуацию. Старые царапины едва успевают затянуться, как на их месте появляются новые. Когда он в течение двух недель не подходит к коту, вдруг приходит осознание, что татуировки тоже страдают от Билли (и, что удивительно, не у него одного в их доме). Кот перемещается по дому с ничего не выражающим видом, отказавшись от дальнейшего террора хозяев и переключившись на всю мебель, которой он только способен что-то противопоставить. Например, шторы. Бен не слишком понимает, зачем им шторы, но они, вроде как, уже были здесь до них, так что избавляться от чего-то, пусть и своего, казалось некрасиво. Эту нехитрую проблему решает за них Билли. Когда ударяют первые холода, кот успокаивается и переезжает к батарее. Всю осень Бен и Аарон работают как проклятые. Опасаются за собственное шоу, когда прекрасно понимают: одна ошибка, одно подобное, хоть небольшое, но недоразумение — и они едва ли отделаются от проблем в течение недели. Потому что потом их будет ждать новый выпуск, а с ним и новые заботы, и проблемы, которые будут копиться, как снежный ком, однажды их просто задавят. Впервые за три года на «Вы талантливы, так ведь?» приходит Иэн, и вовсе не потому, что они не смогли найти хоть одну одинокую и неприкаянную душу. Всё заканчивается тем, что они, выпив пива ещё до съёмок, всё отведённое им время веселятся, и на монтаже вместе с каждой лишней минутой Бен отрывает от себя кусок собственной плоти. Иэн тоже выглядит счастливым. Таким, каким он только может выглядеть, когда выпадает шанс отдохнуть. Для Бена всё происходящее вдруг перестаёт быть работой, а превращается в отдых с лучшим другом, который каким-то образом оказывается связан с музыкой и который сможет увидеть весь мир. Ну и пусть. Иэн много смеётся, а когда что-то рассказывает, создаётся впечатление, что он делает это не только для Бена, но и для Аарона, и тот слушает его со всей своей внимательностью. Осень проходит хорошо. Они часто видятся не только с Иэном, но и с Джоном, и с множеством других друзей, и просто с множеством самых разных людей изо всех уголков мира. Осень проходит хорошо. Рейтинги шоу продолжают расти, и даже удар по бюджету (весьма ощутимый удар, стоит заметить, но они выкручиваются) не в силах им помешать. Иногда Бен прямо во время шоу, как в старые-добрые времена, ломает какие-то вещи, которых едва касается, один раз чуть не калечит Аарона, неудачно на него налетев, развлекает всех и вся, кто только попадает в поле зрения и говорит, говорит, говорит... Осень проходит хорошо. Бен продолжает болтать с Аарон во время работы, на любой из студии, в любом месте, при любой погоде, и обращается к нему, когда это необходимо, и особенно тогда, когда кажется совершенно лишним. Но ведь он так сильно любит своего оператора, и в этом нет ничего плохого, и этого не стоит стыдиться. Осень проходит хорошо. Но осень проходит.