И в Канаде мы верим в мир

Бен, наверное, имел право на себя злиться. Более того, он, наверное, и должен был на себя злиться. Он не слишком понимал, что же произошло и в какой момент всё пошло не так, но ведь он едва не переспал с девушкой. Уточнение не слишком необходимое, но факт есть факт: в свои семнадцать Бен Ковалевич чуть не переспал с девушкой. Если бы в свои семнадцать Бен чуть не переспал с Аароном, то для него, кажется, всё было бы нормально. Словно так и должно было быть. Очень угнетало и то, что это случилось (или, что вернее, почти случилось) уже не в первый раз. В любой другой ситуации любой другой парень семнадцати лет довёл бы дело до конца, а потом мог бы и рассказать об этом друзьям, потому что как тут было не рассказать? Но только не Бен Ковалевич. И это уничтожало его изнутри. В свои семнадцать Бен ещё не встречался с Аароном, но что-то внутри него настойчиво вселяло надежду, что к этому всё и идёт. Он питался этой надеждой, однако каким-то необъяснимым образом всегда оказывался дома у девушки, родители которой уехали и оставили её одну. Если бы не Аарон, он полюбил бы эти моменты всем сердцем. Если бы не Аарон, он бы уже давно нашёл себе девушку, а не думал о том, как бы всё объяснить «одному придурку, потому что все эти отношения пиздец как пугают». Иногда он намекал о чём-то подобном Иэну, но Иэн упрямо не понимал намёков. В свои семнадцать Бен ещё не слишком представлял, как в его ситуации выглядит измена. И в конце концов пришёл к выводу, что каждая такая потеря сознания, когда в себя приходишь у знакомой девушки или в собственном доме, — это измена не только Аарону, но и самому себе. Даже если изменить человеку, с которым нет отношений, очень сложно. Так что Бен злился. Он не злился на девушку, потому что та не была виновата в любви к Аарону. Он не злился на Аарона, даже если именно он и был виноват в любви к себе. Он злился на себя и только на себя. Он и должен был злиться на себя. Он винил себя, долго и очень настойчиво, всё размышлял об этом, не переставая, и позволял всему отвратительному в себе убивать любовь. Бен злился за то, что бывает таким непроходимым идиотом, что становится невыносим самому себе; и когда сам не можешь ужиться с собой — начинаются проблемы. Ему случалось срываться на всех, кто попадалось под руку, когда он был на взводе, и иногда он срывался даже на Аарона, совершенно ни о чём не думая в такие моменты. Бену хотелось, чтобы кто-то просто ударил его и сказал: «Заткнись», — однако люди молча стояли и смотрели на него, а бывало, что и смеялись, когда он немного остывал и возвращался к тому себе, что не просто совершенно не помнил последних десяти минут, но и чувствовал себя самым отвратительным человеком на планете. Почувствовать себя таким человеком просто: достаточно побывать в шкуре Бена Ковалевича семнадцати лет. Прийти в чувство было сложно. Все слова, что так и рвались наружу, обидные, честные и просто порождённые злостью, нельзя было вернуть назад. Девушки, которым он отказывал в самый последний момент, иногда пытались поговорить с Беном; но в такие моменты он ссылался на дела, убегал, оправдывался, придумывал самые нелепые отговорки, какие только мог породить его мозг, растворялся в какой-нибудь толпе людей или изобретательно брал кого-то из друзей, кто шёл рядом, под руку и уходил в неизвестном направлении. Тогда уже злости не было. Было чувство вины. Ему было стыдно едва ли не перед всем миром и перед всеми, кто хоть когда-нибудь верил в него, даже перед продавцами в магазинах, которые знать его не знали. Он чувствовал на себе клеймо и одновременно пытался внушить себе, будто ничего плохого так и не случилось. Но намного проще было внушить себе, что он — непроходимый идиот, каких ещё поискать. Аарон редко спрашивал его о чём-то подобном, да и сам ещё реже рассказывал о девушках. Ещё реже, чем абсолютно незнакомые люди, какие иногда увязывались следом на улице. Это тоже злило. Совершенно невыносимо. Бену хотелось верить, что хотя бы у Аарона всё нормально, а тот постоянно молчал, как только мог. Он молчал до того дня, когда Бен, наконец, поцеловал его, так ничего и не спросив.