И в Канаде мы верим в мир

«Отчаяние может привести к депрессии или является одним из симптомов депрессии.» Плитка на стене ванной комнаты не напоминает ничего, кроме плитки на стене в ванной комнате. Белая, местами прерываемая маленькими квадратами с разным оттенком коричневого, она, тем не менее, совершенно не отражает обращённое к ней лицо Аарон. Он мог бы прислониться к ней щекой, но та оказывается слишком холодной даже для рук, и Аарон продолжает бессмысленно смотреть на неё. Сил, чтобы развернуться и выйти из ванной, нет. Бен, наконец, оставляет его в покое. Он прекрасно понимает, к чему всё идёт, так что просто уезжает, чтобы не ухудшать ситуацию. И Аарон благодарен ему за это. Сам он со всё меньшим энтузиазмом выходит на улицу, и никакие прогулки его уже не радуют. Бен, временно отказавшийся от работы ради него, ради него и ещё раз ради него, только чтобы всегда быть рядом, проводит вместе с ним слишком много времени. Кажется, что такого времени просто не может быть много, если Аарон всё так же бесконечно любит его. Однако их совместное времяпровождение всё больше напоминает эксперимент, целью которого являются знания, сколько два человека могут провести в одной квартире в компании только друг друга, и когда же начнут сходить с ума. Так что Бен решает не доводить эксперимент до логического завершения, и уезжает в родительский дом, чтобы повидаться со всеми, кого так давно не видел. Аарон не хочет видеть вообще никого. Пока Бена нет, он читает по книге в день, но и те не доставляют никакого удовольствия. Аарон смотри на буквы, которые складываются в слова и всегда несут в себе некий смысл, но вместе с тем ему никоим образом не хочется понимать, что книга пытается рассказать. И только потому, что занятия достойнее не находится, он продолжает читать всё, что так долго откладывал из-за недостатка времени. Книги складируются в углу дивана, на месте, где кто-то раньше сидел почти всегда, и Аарон не собирается их убирать. Иногда ему звонит Бен, иногда Джон или Иэн, иногда — кто-то ещё, и вежливо справляют о его самочувствии и здоровье. А Аарон не находит никакого ответа, который выглядел бы оптимистично в сложившейся ситуации, так что никогда не говорит о том, как же отвратительно и убито он себя чувствует, а изо дня в день всё становится только хуже. Врач не говорит ничего, что могло бы облегчить его душу. Он рассказывает о новом лекарстве от рассеянного склероза, более удобном и лёгком в применении, но таком, что списка побочных действий его хватит, кажется, на уничтожение небольшой страны. И Аарон отказывается от него, так и не попробовав. Так что он до сих пор, бесцельно глядя перед собой, стоит в ванной комнате. Иногда Аарону бесконечно, просто до дрожи не хватает кого-то рядом, кого-то, кто так же надоедлив, как Бен, кто так же беспечен, как Бен, и кого-то, кто так же любит его, как Бен. Но когда Бен оказывается рядом, он начинает злиться. Он ловит себя на мысли, что просто не хочет быть один, а не на том, что сейчас ему действительно нужен Бен. Бен, может, сейчас и вправду не слишком нужен ему. Боль в ногах постепенно возвращается к нему, так что Аарон спешит вернуться в спальню, где присаживается на кровать и ожидает, когда же боль, как убивающий его отёк, спадёт. В этот момент, пока боль медленно и неторопливо уходит, звонит мобильный телефон в гостиной. Аарон тяжело выдыхает, слушая раздражающую всё его существо мелодию, и прикидывает, сколько времени сейчас займёт одна дорога до кого-то, кто, очевидно, очень хочет с ним поговорить. А ещё Аарон на интуитивном уровне понимает, кому он может понадобиться. Бену. Кажется, что даже стандартная мелодия телефона звучит по-другому, когда звонит Бен, и Аарон не спешит вставать, продолжая сидеть, упершись руками в колени. Телефон замолкает. Бен ведь на него не обидится, если он не возьмёт трубку сегодня. Или завтра. Или до самого приезда. Вдруг всё желание поговорить с Беном разом исчезает, испаряется, улетучивается в считанные секунды, и Аарон сидит, абсолютно один, и заранее знает, что телефон обязательно зазвонит снова. Так и происходит. Навязчивая трель вновь раздаётся в гостиной, и её отзвуки доносятся и до спальни, в которой открыты все двери. Аарон прикрывает глаза. Он не хочет ничего слышать. Совершенно ничего. Ему нужна тишина, которую не в силах обеспечить даже пустая квартира. Где-то рядом с телефоном просыпается Билли, недовольный нарушением своего покоя. Аарон сейчас мог бы много рассказать о том, что такое на самом деле нарушение собственного покоя. Ноги начинают болеть только сильнее, а ненависть ко всему миру, раздражение и злость только накапливаются, причём с пугающей скоростью. Аарон пересиливает себя и встаёт, не имея никакого желания даже открывать рот. Пусть ему звонит хоть Бен. Хоть Иэн. Хоть Билл Гейтс. Хоть Фредди Меркьюри. Он не скажет им и слова. Ожидания оказываются оправданными. С нарастающей паникой ему в третий раз звонит Бен, пока Аарон идёт в гостиную со скоростью человека, который, чёрт возьми, болен рассеянным склерозом. Он больно опускается на диван, так, что Билли отшатывается от своего хозяина, и руками, которые всё меньше чувствует, берёт в руки телефон. Ещё несколько секунд в упор глядит на экран, тщетно пытаясь прочитать имя глазами, которые уже не видят ничего полезного, и отвечает на звонок. — Я чуть не обосрался, пока ты не отвечал, — сразу произносит Бен, и Аарон точно знает, как он выглядит в этот момент: обеспокоенный, возможно, растрёпанный, продолжающий ругаться про себя на него, и всё потому, что он слишком долго не брал трубку. — У тебя всё нормально? В смысле... Ты ведь понимаешь, да? У тебя всё... Не совсем плохо, так ведь? Аарон подавляет в себе пугающее желание сбросить звонок, только чтобы не слышать чужого голоса. А голоса Бена... И подавно. Аарон догадывается, что если не будет звучать достаточно убедительно, то Бен мгновенно поймёт, что он нагло лжёт. Так что он просто говорит правду. — Всё отвратительно. О чём ты вообще? Я не могу что-то делать, не могу ни с кем говорить. Я буквально ненавижу весь мир. Всё. Абсолютно всё. И мне всё жутко осточертело. Скоро полезу на стену. — Мне вернуться? Воцаряется тишина. Аарон просто не может сказать ему «да». Аарон просто не может позволить себе этого. Попросить вернуться, попросить опять побыть рядом, попросить продолжать радовать его в том дерьме, во что превратилась его жизнь, и в том, во что он сам её превратил, значит признать полную свою несостоятельность. Просто признать, что сейчас он всё ещё нужен, нужен больше, чем кто-либо другой, и нужен намного сильнее всего, что могут предложить врачи, — значит опять быть зависимым от Бена и от того, чем он является. Аарон понимает, что так нельзя. Что это — самый верный путь к провалу. Сначала ему кажется, что в вечной близости Бена нет ничего такого, но уже после, пережив больше недели в изоляции от него, Аарон осознаёт, что больше всего в мире он ненавидит именно Бена. Он злится на него больше половины своей жизни, уже больше пятнадцати лет, только из-за того, что тот живёт, и оказывается, что всегда — рядом с ним. Его близость жутко злит. — Господи... Наверное, да. Я терпеть тебя не могу, но просто возвращайся.