И в Канаде мы верим в мир

Иногда Бену всё ещё бывает стыдно. Они возвращаются к съёмкам, на которые канал идёт не слишком охотно, и Бен даже примерно понимает, почему. В августе прошлого года он просто сказал всем, что ему очень жаль, и что следующего сезона не будет. Он ни с кем, кроме Аарона, это не обсуждал, и никто, кроме Аарона, не знал, почему всё вышло так. Но Бену действительно было очень жаль. Он прекрасно понимает, что за того год, который он не работал ни в своём шоу, ни в утренних эфирах, многое успело измениться. В первый съёмочный день, накануне которого Бен лично звонил всем, с кем раньше работал, приходит множество людей, которых он знает множество лет. Однако не все. И он понимает, что время не стоит на месте. Вот только теперь, по прошествии времени, Бен и сам не намерен терять ни минуты своей жизни на что-то, что кажется ему бесполезным, не стоящим внимания или просто на что-то, что ему совершенно не нравится. В нём живёт понимание: нет смысла тратить время, если ты не хочешь сейчас тратить его на ненужные тебе вещи; мало ли, какой диагноз тебе поставят на следующий день? Что касается вины, то Аарон не считает, что имеет к ней какое-то отношение. Он, наконец, понимает, что в заболевании нет его вины, и он скорее испытает смущение из-за того, что ради него прерывались съёмки. Однако сейчас нет времени даже на смущение. Возникает необходимость как можно быстрее вернуться не просто в работу, но и в ту привычную среду, которую лучше не покидать и вовсе, если не хочешь чувствовать себя в студии так, будто на входе в супермаркет тебя обдаёт потоком тёплого воздуха прямо в лицо. Аарону же кажется, что, стоит ему выйти из лифта, на него обрушивается целая цистерна с водой, и он так и стоит, мокрый, а позади него закрываются двери лифта и увозят кого-то прочь. Он застаёт мебель, накрытую и закутанную в полиэтиленовую плёнку, совсем как в тот раз, когда на студии меняли освещение. Из полиэтиленового плена вызволяют только основную мебель, которую сейчас вынесли просто в коридор, пока во всех помещениях кипит жизнь, будто в муравейнике. Аарон смотрит на это, и не может поверить в то, что видит. Он быстро нагоняет ушедшего вперёд Бена и хватает за руку: — Ты что, платил аренду весь этот год? — спрашивает Аарон и заранее знает ответ. — Конечно! — лицо Бена красноречиво сообщает: «Как только ты, мерзавец, мог подумать об обратном?!» — Мало ли, кто арендовал бы эту студию на тот год, что нас здесь не было, и совсем не факт, что мы получили бы её обратно. — Откуда у тебя только деньги? — О, ты и представить не можешь, дорогая. — И Бен театрально взмахивает рукой, подмигивает и продолжает свой путь. Аарон недолго продолжает стоять, наблюдая за тем, как люди носят мебель, технику и бумаги из одной двери в другую, и только через минуту вспоминает, что тоже здесь работает, так что бросается помогать. Ценой огромных усилий в нём нет вины. Вернее, ценой огромных усилий он убеждает себя в этом. Иногда Аарон будто бы срывается, и тогда его голову посещают странные мысли, вроде тех, что посещают в одиночной камере тюрьмы. К его счастью, работы оказывается настолько много, что для отвлечённых мыслей не находится места. Но он более или менее убеждён: в нём нет вины. А Бену в этой ситуации будто бы сложнее. Нет, конечно, он прекрасно и на сто процентов понимает, что ни Аарон, ни он, ни кто-либо другой ни в чём не виноват. Но тот год, в который шоу вышло на перерыв, и люди, по факту, по его милости лишились работы, не выходит у Бена из головы. Всё это слишком сложно для него. Он возвращается, и сейчас он совершенно не готов думать об этом. Ему неумолимо хочется двигаться только вперёд, вот только время на раздумья каким-то совершенно невообразимым образом находится. — А поскольку наше шоу, наконец, возвращается в эфир, и, я надеюсь, вы успели по нему соскучиться, после рекламы вас ждёт кое-что особенное, — Бен подмигивает в камеру и после нескольких секунд, когда съёмка приостанавливается, встаёт с кресла. Аарон подзывает его к себе. Если бы он только знал, что творится в голове Бена, его жизнь стала бы намного проще. Жизнь Бена, если бы тот знал, что творится в его голове, кстати, тоже. Они делают буквально несколько шагов в сторону, подальше от освещения, и Аарону хватает самоконтроля не схватить Бена за плечи. — Чувак, что за дерьмо? Что ты придумал? — произносит Аарон полушёпотом, даже не оглядываясь по сторонам. Предвкушающего Бена бьёт лёгкая дрожь. — Ничего такого, мы сейчас это и снимем. — Он не может даже ещё раз подмигнуть — настолько сильна дрожь по всему его телу. Бен старается себя контролировать, но ещё немного, и, просто стоя на месте, он начнёт отстукивать ногой ритм какой-нибудь песни System Of A Down. — Бен... — Аарон чувствует, как чужие руки оказываются у него на плечах. — Я просто покрашу волосы, чтобы ты не чувствовал себя здесь главным придурком. — И Бен, упираясь в плечи Аарона, подпрыгивает на месте. — Спасибо, но ещё ни разу в жизни, благодаря тебе, у меня не возникло такого чувства. Бен оставляет его и, громко крича о том, что они продолжают снимать, возвращается в своё кресло. Камеры включаются, и к нему подходит девушка, в руках которой находится миска с уже готовой к нанесению краской для волос. Аарон прячет лицо в ладони. Всё, кажется, приходит в норму. Всё наконец приходит в норму. И Бен готов кричать об этом так громко, как только может. На следующий день, уже брюнетом, Бен возвращается в студию, и волосы его почти такие же тёмные, как и у Аарона. Последний бессильно наблюдает за тем, как Бен исполняет с приглашёнными Rise Against их песню Satellite, пусть и может поклясться, что последние десять лет Бен пел исключительно в душе и в машине, подпевая радио. Тем не менее, у него отлично получается. За интервью он наблюдает заметно спокойнее: в конце концов, за столько лет у него почти получается не воспринимать всерьёз всё, что делает Бен. У него даже почти получается не воспринимать всерьёз всё, что говорит Бен. С Аароном почти всё хорошо. «Почти» потому, что все его старания просто не могут так легко окупиться. Ему всё ещё тяжело, и, быть может, даже тяжелее, чем когда-либо, потому что теперь почти каждую секунду своей жизни он делает вид, что с ним всё хорошо. Что он здоров. Что в перерыв не случилось ничего особенного. Бен злится на него за то, что он так много и так мелко лжёт, однако Аарон с самого первого дня просит его никому ни о чём не говорить. А Бену и не впервые такое.