И в Канаде мы верим в мир

Аарон просыпается рано утром. Сквозь шторы на окнах в комнату безуспешно пытается пробраться солнце, и становится понятно, что на часах ещё нет и семи утра. Он безучастно смотрит сначала в потолок, где видит лишь мрачные очертания люстры, и только потому, что его телефон или телефон Бена сейчас включён; потом — не менее безучастно — на Бена, что одевается, сидя на краю кровати. Бен или уже проснулся, или ещё не ложился; и Аарон не знает, что лучше для него самого. Не ложиться до самого утра, всю ночь то курить на балконе, когда зимний ветер пробирает до самых костей, то сидеть на кухне, глядя в слепящий глаза ноутбук, то подъедать остатки ужина, отложенные на утро — для Бена это в порядке вещей, и даже время не может лишить его привычки иногда не спать по ночам. Аарон смотрит на спину, что, кажется, заметно прибавила в размерах за последние несколько лет; будто бы Бен по-прежнему растёт, но только по частям. Спина движется в слабом свете телефона, и Аарон пытается достать до Бена рукой, но та падает на кровать, так ничего и не схватив. Бен оборачивается: — Всё в норме? Он слышит мерное дыхание Аарона, видит расплывающиеся очертания фигуры на кровати и дышит, едва слышно, сам. Солнце продолжает медленно подниматься. Голос Бена звучит тихо и грубо, шершаво, в нём годы курения дают о себе знать. Аарон некоторое время молчит, перемещая руку к себе на грудь, слушает, как рвано стучит в груди сердце, и едва находит в себе силы, чтобы не уснуть обратно. На кровать присаживается Бен, в пол-оборота к Аарону, выжидающе глядит на него, а про себя готовится к очередным неутешительным новостям. Подобные ситуации не имеют намерений заканчиваться хорошо. — Я уже устал жаловаться, — так же тихо произносит Аарон. — Полгода только это и делаю. Всё в норме, — и он кивает как бы в подтверждение своих слов. — Заткнись, — бросает ему Бен. — Заткнись, и никогда не говори ничего подобного. Ты можешь жаловаться сколько тебе будет нужно, даже если серьёзных поводов не будет. Аарон всё лежит и смотрит на Бена, а тот смотрит в ответ так, будто глаза его не болят после бессонной ночи. Он потирает глаза, чтобы избавиться от последствий сна, и принимает сидячее положение, игнорируя слабую, может, не имеющую никакого отношения к его болезни, боль. Бен подсаживается ближе, обнимает его, как только получается; но в голове Аарона нет ничего, что способно анализировать происходящее, так что он так и сидит, даже не обнимая в ответ, и совершенно не отдаёт себе отчёт, где находится. Перед его ничего не видящим взглядом раздаются приводящие в чувство щелчки пальцев. Аарон трясёт головой. Бен всегда говорит ему, что, если что-то случится, или если он о чём-то подумает, или если что-то понадобится, или если его будет что-то беспокоить, то Аарон может спокойно об этом сказать. Бен никогда так не говорит. Он обрывает Аарона посреди предложений, договоривает за него слова, заканчивает мысли, а иногда и просто не желает слушать. Аарона это устраивает: иногда он и не хочет говорить. Но когда Бен действительно слушает, становится очень странно. Будто Билли вдруг начинает говорить на английском. Он даже боится пользоваться этой его добротой, опасаясь, что потом придётся расплачиваться. Бен снова встаёт и на этот раз уходит в ванну, оставляя Аарона сидеть одного. Словно возможно оставить кого-то одного, когда живёшь с человеком в одной квартире много лет. Неуловимо, но Бен остаётся рядом: своими вещами, своим запахом, голосом и словами, что продолжают звучать в голове. Аарон бессильно падает на кровать и закрывает глаза. Каждый раз, когда он засыпает, ему кажется, что следующий день будет лучше.