И в Канаде мы верим в мир

В грохоте музыки, в шуме толпы, в нескончаемых движениях абсолютно каждого человека вокруг не слышно собственных слов. Колонки заставляют кричать так громко, что каждое слово зарождается глубоко внутри, и выходит наружу ценой неимоверных усилий. Людям, в общем-то, весело. Это было и остаётся самым главным на почти любом мероприятии: главное, чтобы людям было весело. Какой ценой достигается веселье — не так важно, так что никаких проблем из-за того, что льющаяся отовсюду музыка заглушает весь мир, не возникает. Бен прорывается к нему из толпы, светящий своими тёмными волосами, и Аарон никак не может свыкнуться с этой мыслью. С одной стороны, ничего необычного, и все его поступки, как и всю жизнь до этого, объясняются одной фразой: ну, это же Бен. С другой стороны, это же Бен; со своими волосами, которые за столько лет пережили достаточно, как для него; и это же Бен, что меняет причёски едва ли не чаще, чем Бейонсе. Когда Бен прорывается сквозь толпу, уже очень давно получивший для этого бесценный опыт переполненного общественного транспорта, всё же не слишком высокий и не слишком крупный для отточенности подобного манёвра, на его голове Аарон мгновенно отмечает венок из живых цветов. Да, тот оказывается изрядно потрёпан (как и ровным счётом все присутствующие люди), но вместе с тем венок крепкий и яркий, с жёлтыми, красными и розовыми цветами, и он не такой большой, не такой искусственный, как те, что плетутся в месте, далёком от природы. Бен практически падает в чужие объятья, вырываясь из толпы. — А это ты у кого забрал? Они отходят в сторону, куда-нибудь, где не будет слышно оглушающей музыки, от которой, откровенно говоря, начинает болеть голова. Вот только её будто делают ещё громче. Бен закрывает зажигалку рукой от ветра и закуривает, согнувшись, а Аарон стоит, скрестив руки, и смотрит на него выжидающим взглядом. На самом деле, ему даже не интересно. Он понимает, что Бен вполне пьян для того, чтобы не помнить события последнего часа, но вместе с тем достаточно трезв для того, чтобы поддержать конструктивную беседу, которую он — удивительное качество в состоянии опьянения — не уведёт в совершенно иное русло. — Кажется, — Бен выпрямляется и зажимает губами сигарету, — мне отдал её какой-то парень... Где-то вот там... Где-то далеко... Где-то, где просто охренеть сколько людей. Мне просто его протянули. А я отдал что-то, что было у меня в руках. Надеюсь, это был сэндвич. Из чужих рук, буквально разжимая каждый палец, что при этом весьма слабо сжат, Аарон берёт сигарету. Он делает несколько затяжек, едва не кашляет и возвращает сигарету Бену. Отвратительный вкус. — Я думал, ты бросаешь, — хитро сощурив глаза, замечает Бен. — Бросаю, — соглашается Аарон. — С твоими сигаретами выбора просто нет. — А ведь из-за тебя мне не с кем устраивать перекур. Аарон ещё раз повторяет про себя: «Бросаю». Он действительно бросает. Это оказывается сложнее, но не так сложно, как он думал с того самого дня, как начал курить. Аарон, пожалуй, бросает до той степени, когда он как бы и не курит, но если совсем нечего делать, а Бен дымит в футе от него, как паровоз, то, в принципе, можно. И он сразу решает про себя, что это не так плохо. Всегда может быть хуже. Ведь он может курить в два раза чаще, чем Бен. Венок на голове стремительно меняет владельца. Сигарета летит на землю, где её решительно затаптывает резиновая подошва кед, руки Бена сами тянутся к своей голове, а в мыслях его — один густой туман. Может, за тем туманом и лежит что-то, достойное внимания; но не в этот раз. Он снимает со своей головы хитрое сплетение цветов, в тонкости которого едва ли захочет хоть когда-нибудь вникнуть, привстаёт на носочки только потому, что так ему хочется, и почти торжественно надевает его на голову Аарона. Бен пошатывается, и невидимая сила толкает его вперёд, на Аарона, а тот ни капли не удивлён развитию событий. В его грязных волосах остаются трава и лепестки, которые он стряхивает, словно собака, мотая головой, и стряхивает их прямо на Аарона. Последнему, кажется, всё равно. Не думая ни секунды, действуя полностью согласованно со всеми своими составляющими, Бен тянется к Аарону, чтобы поцеловать. Это движение настолько привычно для него, пусть он всё ещё недостаточно пьян, чтобы делать что-то бессознательно, что даже не требует обдумывания. Ведь, если обдумывать, можно и передумать.