Последний Репортаж

      У Ричарда хуёвый характер. Посылает всех нахуй, кому только не угодил, с призрением показывает средний палец и выкуривает по три пачки сигарет в день. Дорогими, впрочем. Но он так охуенно целуется.       Винсент и сам не особо помнит, зачем и почему они делают это вместе. Ну, это не важно. Для Холидея не важно.       Ибо нахрен. Ибо О'Нин уже заебался каждый день выслушивать сплетни и обречённые вои со стороны своего стажёра, то баба бросила, то не слушается его, то свет не может выключит перед уходом на работу. Свет, Карл, свет, блядь. Нахуй всрался со своей депрессией и никчёмностью, что шлюхи-то все женщины. Ага, а ты с мужиками попробуй. А пробовал. С Винсентом.       На самом деле, Пёрпл помнит, знает эту историю, эти дни, как свои пять пальцев. И то, которые остались после издёвок Мёрфи. Опять, как всегда, старший приходит к репортёру, изнывает свою душу, поговаривая, что мол, я жалок, никому не нужен, а после трёх минут мужского плача, ибо мужики не плачут, а их рвёт из глаз кровью, выплёскивает свой гнев под напором дешёвого шампанского, которого О'Нин прикупил. А купил-то для себя. И вновь, как по старой наигранной пьесе, Фиол утешает, ласково гладя того по спине и небрежно, как будто боясь, или даже не хотя показывать свою неприязнь, обнимает унылого. Срался он ему. Но потом, как в романтической комедии, они просыпаются вместе на одной кровати. Пурпл думает, что как бы трусы-то его, а вот хуй тебе— говорит судьба. Боксера-то у Холидея. И он резко впадает в ступор, ибо встречаться с парнем, и того, на того кто работает на тебя, чёт хуёво. Но они продолжают это делать. Зачем? А хрен пойми. Ричард так хочет. Напиться, оттрахать О'Нина, излить свою душу что все бабы творения Сатаны, и съебаться, прихватив с собой винишко. Вино, которое Винсент, купил блядь, для себя. Для себя сука.       Но Винсент не против.       Это ведь, как сказать, понарошку.       Игра. Не по настоящему.       Ибо О'Нин тоже хочет чувствовать себя хоть кому-то нужным. Хочет, чтобы его трахали до изнеможения, но с лаской, хоть с проблеском нежности, которое он может постичь лишь с Ричардом. Но не с Мёрфи.       Он заменяет Скотта в Холидее.       А Пурпурный не знает. Думает, мол приятно мелкому, а вот нихуя.       Фиол допивает дорогое шампанское, которое он купил, сука, для СЕБЯ, и ждёт, прижимая ноги к пьяному телу. Раздался звонок в дверь и Винсент не особо-то и спешит её открывать. Будучи в пьяном, но не особо, состоянии, он открывает входную и на пороге стоит разгорячённый Холидей. Под дождь попал. Нет, он прям сука чувствует что О'Нин купил бухло и спешит к нему на всех порах? Не особо церемонясь, Ричард разделся и поплёлся в гостиную где уже на всю напивался младший.       Разговор не задавался, да и вообще, перекинувшись пару-тройкой слов они не зацикливались на работе, депрессии, что произошло с Винсентом и Мёрфи за эти недели, просто пили, пытаясь забыть что произошло с ними. От пьянства в глазах раздавался гул, и рябь обдавала зрение размывчатостью. Позабыв о манерах, он самодовольно приблизился к Фиолетовому, нежно и едва резко покусывая его за шею, повалил его на кровать.       Винсент не сопротивлялся.       Он пьяный. И как-то похуй.       Холидей входит размашисто, без смазки и без какой-либо подготовки, насаживает опьянённого на свою горячую плоть, и слушает, растворяется в стонах О'Нина, который в свою очередь, расширил ноги, позволяя пройти старшему глубже. Не целует, не поглаживает, просто увеличивает темп, с утробным рыком вдыхая аромат одеколона Фиола с искусанной шеи. Опять придётся потратить выручку на бальзам и тональный крем, чтобы сильно не было заметно засосов. Не дай бог Телефонный заметит. Входит резко, еле постанывает, сжимая бёдра до кругов полумесяцев, и блаженно прикрывает глаза. Не такой уж и пьяный.       Он уже заебался. Оба заебались.       Они трахаются, представляя других людей.       Через неделю всё повторяется. Но не так, как обычно.       Ричард врывается в квартиру, сжимает Винсента в крепких, и даже удушающих объятиях, целует, заманивая Фиола в западню, в то самое время, когда его рука тянется к ширинке.       Не сегодня.       О'Нин отталкивается, не хочет, пытается отстраниться, но не может. Старший намного сильнее. И только тогда, когда в тишине раздался глухой шлепок — пощёчина, Ричард останавливается. — Ты уже заебал, — на выдохе произносит младший и на его глазах появляются слёзы, блестящие от новой лампы на потолке.— Как ты так можешь, только одно и на уме, ублюдок… — Тебе это ведь нравится, — Пурпурный смотрит из-под чёлки, с харизмой, с призрением, и у мелкого такое чувство, что его вот-вот ударят в ответ.       Фиолетовый опешил. — Майк в больнице, он в тяжёлом состоянии, да ещё и в коме, а денег на лечение ни у кого нету… даже у Джереми.       «И что?»— слышит в последний момент Винсент и его бросает в дрожь от злости и беспечности.       Он ввалится на колени, прикрывает лицо. Пьянство уже никак не поможет. Застыло. Застыло в разуме, как лёд, въелась картинка расчленённого Шмидта, и бедный паренёк разрывается в беззвучном плаче. Он реально задолбался.       Холидей осторожно, чтобы не спугнуть, обнимает, но уже ласково, без страсти, которую можно учуять за километр, прижимает оторопевшего к себе, и нежно гладит по спине, как тогда, когда он чувствовал себя ничтожеством.       Они думают что это понарошку. Никчёмная игрушка.       Но это уже давно, не так, как они считают.