Моя практика

      Время близится к полуночи…       Не спится…       Бессонница?!       Скорее, какой-то детский страх: усну, а утром проснусь — а ничего и нет, и не было! И неповторимое чудо сегодняшнего дня ушло вместе с ночью!       Или вдруг завтра утром всё покажется совсем в другом свете?       Или вдруг я что-то забуду?..       Подхожу к окну. Смотрю на фонари перед домом. Начавшийся под вечер снегопад усиливается. В свете фонарей снег кажется крупным, неторопливым. Чистый снег, никаких следов до утра. У земли праздник. Обожаю смотреть на стихию из окна дома, где тепло…       Вдруг замечаю, что сжимаю в руках телефон. Почему-то хочется, чтобы прозвучал звонок и мягкий теплый голос… Размечтался! И о чем может сообщить мне посреди ночи ЕЁ мягкий и теплый голос? Что привезли тяжелого пациента по моему профилю?       А если просто позвонить, чтобы услышать ее голос, а потом извиниться, что разбудил и что случайно набрал не тот номер? Да брось, тоже мне влюбленный пятиклассник!       Женя + Илья = …??? ЛЮБОВЬ???       А если позвонить, узнать, как дела, нет ли новых поступлений? Нет, просто сказать: «Алло, я там на столе забыл…» Что забыл-то? Да вот, не придумал еще! Себя забыл, Жень. Ты просила все забыть — ну, вот: себя забыл. ТАМ… возле тебя, твоих глаз…       Нет, сейчас звонить смешно и глупо! Но помечтать-то можно? Просто-таки: влюбленный Ромео—травматолог!.. Почему-то больше никто из героев мировой литературы на ум не приходит.       Что будет завтра? Каким будет взгляд Жени после случившегося: таким же теплым, как сегодня, или холодным, с сожалением, с упреком?       Не спеша перебираю в памяти все подробности прошедшего дня. Не спеша… чтобы еще немного побыть в сегодня, ТАМ…       Не спеша приближаюсь к самому главному…       Не спеша…       …Тогда, оторвавшись от стекла в операционной и от Жениных глаз, пошел спасать красоту бармена и престиж бара, в котором он работает. Постарался как можно аккуратнее наложить швы, чтобы шрамы на лице пациента были не так сильно заметны.       Из операционной вышел в хорошем расположении духа. И первой увидел Женю. Она явно спешила мне навстречу. Сразу вспомнились утренние наставления самому себе: «Так, соберись: ты — Илья Анатольевич — завотделением, а не какой-то там мальчишка?! Никаких улыбок! Строгость во взгляде!»       Женя начала озабоченно рассказывать мне о двадцатилетней пациентке, с подозрением на инфаркт, поступившей к нам в отделение ещё утром. Случай был довольно странный. Девушка пришла в себя, но упорно отказывалась принимать любую пищу. Ее тошнило и рвало уже даже при одном упоминании о еде. Мамин сразу же взял её под свою опеку. Но Евгения Павловна, похоже, не очень-то ему доверяла.       — Мне не нравится её душевное состояние! — Женя как всегда решила взять на себя функции психолога. С некоторых пор меня это уже не очень удивляло. Удивило меня другое: её смиренное выражение лица. Такое неожиданное, что захотелось немножко её подразнить.       — А чье нравится? — спросил её я.       Но она, похоже, не поняла моей шутки. И очень серьёзно продолжала:       — Она то плачет, то на людей бросается, а родственников не хочет видеть. Я вот подумала: может, их как-то разыскать обходным путём. Узнаем заодно её историю.       Смотрел на Женю и удивлялся, как непохожа она сама на себя. Когда это было, чтобы Евгения Павловна спрашивала разрешения на свои действия?       — Я против. Она взрослый человек. Имеет право на личную жизнь! — ответил ей, как отрезал. Помню, как Женя немного сникла и уже не очень уверенно начала предъявлять свои доводы:       — Ну, это могло бы как-то настроить её на выздоровление…       Конечно, я уже давно понял, что для Евгении Павловны все пациенты, будто дети родные. Поэтому сразу про себя решил, что надо бы немножко притормозить её добрые душевные порывы.       — Доктор, давайте мы оставим психологию и будем действовать научными методами. Ведь именно этого от нас ждут, — строго отмел в сторону все Женины предложения по поводу родственников. — А все эти разговоры про душевные травмы — исключительно с подружками в нерабочее время!       Женя смиренно проглотила и это. А я, как основной аргумент своей речи, еще добавил:       — Кроме того, Мамин сказал, что ей уже лучше!       Но не успел произнести последнюю фразу, как увидел спешащую с кипой одеял Марью Васильевну. На наш вопрос, кому так потребовалось утепляться, услышали:       — Ваша Никушина сильно мерзнет! Одеяла ей носила!       — МЕРЗНЕТ??? — учитывая ту жару, которая с утра стояла в отделении, мы поняли, что с пациенткой творится что-то неладное, и вдвоём побежали к ней в палату. Девушку, и правда, трясло от холода, как в лихорадке.       При осмотре Никушиной нам сразу же бросились в глаза появившиеся отеки на ногах. Стало понятно, что у нее начались проблемы ещё и с почками. Пришлось срочно назначить ей гемодиализ.       Полученные анализы молоденькой пациентки картину не прояснили. Ясно было только то, что одна почка перестала работать и её уже спасти не удастся. В тот момент мы с Женей никак не могли разобраться: что могло спровоцировать такой сбой? Но уже тогда было понятно — эта девушка что-то от нас скрывает.       И тут Вячеслав Александрович притащил в ординаторскую личные вещи Веры Никушиной, с целью найти в них хоть что-то, что натолкнуло бы нас на причины таких странных для ее возраста симптомов.       При виде такой вольности Женя попробовала было напомнить нам о незаконности таких «обысков». Вячеслав застыл в ожидании моей реакции. А я, все так же не отрывая взгляда от Жени, кивком дал добро нашему новоиспеченному детективу.       Да, незаконно! Да, обыск! Но разве сама Евгения Павловна не идет на любые ухищрения, если этого требуют интересы пациента?       Женя тут же подскочила со стула и подошла ко мне.       — Значит, когда я просто прошу позвонить её родителям, это считается вмешательством в личную жизнь! — запальчиво произнесла она.       Мне же тогда опять захотелось подразнить ее немного.       — А вы предлагаете выкрасть у неё ещё и мобильный телефон? — тут же нашёлся я.       — Ну почему же? Можно обратиться в полицию, позвонить Степану. Пускай он свяжется с её родителями, — предложила она.       И тут меня понесло! Продолжая начатую игру: «Кто первый сорвется?», глядя Жене в глаза, чтобы увидеть каждый оттенок ее эмоций, спросил:       — А почему бы Вам самой не позвонить Степану?!       Мне, и правда, было интересно, что она ответит, на какой стадии ее отношения с мужем? Хотя, если честно, догадывался, что этот вопрос Жене не понравится. Но остановиться уже не мог.       Реакция Жени была мгновенной. Если бы взглядом можно было плеснуть кипятком, то я уже стоял бы весь обваренный, как рак! Она фыркнула и так же стремительно, как подошла, развернулась от меня и устремилась к Вячеславу.       Пока мы с Женей играли взглядами и намеками, наш детектив успел найти страничку Веры Никушиной в интернете. И мне ничего не оставалось делать, как тоже обратить свой взор и внимание на монитор.       Правда, ничего особенного там мы не увидели. Разве что Слава нашел подруг нашей пациентки и тут же предложил им написать.       Идея нам понравилась. Хотя странно было то, что Мамин вдруг развил слишком бурную деятельность по спасению этой девушки. Такое рвение к работе случалось у него нечасто. Видимо, взыграли профессиональные амбиции, а, может, и правда, как выразилась Женя, эта Никушина чем-то его зацепила.       Я направился в свой кабинет, оставив Вячеслава Александровича одного разбираться с подружками девушки и фитнес клубом.       Потом все же решил сам позвонить Королёву, чтобы тот помог разыскать родителей нашей таинственной пациентки. Я ведь очень хорошо понимал, что какие бы то ни было звонки Степану, Жене неприятны. Не сейчас… Да мне и самому тогда совсем не хотелось, чтобы она о чем-то просила своего мужа. Даже по работе…       Вскоре из коридора донеслись голоса. Звук шел по нарастающей. И я уже смог различить голоса Жени и Галины. И тон общения был явно недружелюбный.       Вышел. Уловил пару фраз разговора… Страсти накалялись, дальше — только драться…       Похоже, что Галина вместо того, чтобы оправдываться или извиняться перед Женей, заняла самую удобную позицию: обвинительную. Именно Евгения Павловна была виновата в том, что бедный Степан ушел к другой. В поисках внимания и лучшей жизни…       Женя держалась достойно. По крайней мере, на словах. Но когда я подошел ближе и увидел ее лицо, понял, что держится она так из последних сил и этот разговор с Галиной был для неё мучительным и неприятным. Да и вообще, тема этой мелодраматической миниатюры явно не подходила к тому, чтобы быть разыгранной в стенах больницы. Поэтому посчитал нужным немедленно прекратить эту перебранку.       — Вы что здесь устроили?! Галина, что за поведение младшего персонала по отношению к доктору?! — мне сразу стало понятно, КТО зачинщик этого скандала.       — Извините! ЭТО ЛИЧНОЕ!!! — старшая медсестра была явно в ударе! Её слова произнесены были так, как будто слово «ЛИЧНОЕ» снимало сразу все претензии к ее недостойному поведению. И после слова «ЛИЧНОЕ» я должен был с извинениями удалиться. А если проще: «Проходите мимо, Илья Анатольевич, Вас это не касается!»       — ЛИЧНОЕ?! Никакого личного на работе!!! — строго произнес я, тут же мысленно решая про себя, как в дальнейшем избежать подобных разборок между медперсоналом. — Значит, так! Я объявляю Вам выговор! Пока на словах. Идите заполняйте карточки. Я в таком состоянии к работе Вас не допускаю!       Гале ничего не оставалось делать, как покинуть свой пост и нехотя отправиться в сестринскую заниматься обычной бумажной рутиной.       А я демонстративно стал на пост дежурной медсестры и только тогда снова посмотрел на Женю…       Обида еще не сошла с ее лица, но уже сменялась неловкостью и выражением благодарности. На какой-то миг я даже почувствовал себя этаким рыцарем. Хотя тут же постарался убедить себя, что дело не в каких-то симпатиях: главное все-таки — это корректные взаимоотношения в коллективе…       Женя, быстро взглянув на меня, коротко и смущенно поблагодарила за поддержку и ушла. Не знаю, какие мысли крутились в её голове, но через какое-то время, Евгения Павловна снова постучалась в мой кабинет. И, сильно волнуясь, начала оправдываться передо мной за скандал с Галиной:       — Илья Анатольевич! Я пришла извиниться и сказать, что это моё поведение… оно совершенно для меня не характерно… И вообще… поблагодарить! — произнесла она, немного запинаясь и мучительно подбирая нужные слова. При этом снова смиренно и смущенно ожидая моей реакции.       Я был опять несколько удивлён и озадачен. Но старался не подавать виду.       — За что? — решил лишний раз уточнить у нее я.       — Ну, за то, что вы встали на мою сторону, — ещё больше смутившись, произнесла Женя.       — Ну вот ещё! Я сделал то, что считал нужным!       Возможно, мой ответ прозвучал очень самоуверенно и даже немного жестко. Но я тут же сообщил Жене о том, что позвонил Степану по поводу родственников Никушиной. И о том, что родители девушки уже в пути. Думаю, ей было тогда приятно, что я не забыл о ее просьбе.       — Очень хорошо! А больше он ничего не сказал? — неожиданно спросила вдруг Женя.       — Обращайтесь ещё! — и тут же задал вопрос, который давно уже сидел во мне занозой:       — А что? Как у Вас… ТАМ?       Вопрос, возможно, был некорректный, но вырвалось как-то само. Я пристально всматривался в лицо Жени, словно хотел прочитать ответ по глазам.       — ТАМ? — взгляд её был смущенный и укоризненный одновременно. — Изо всех сил стараюсь не путать эмоции и работу!       Она замолчала и двинулась к выходу. А когда обернулась, выражение было уже совсем другое: лукавое, кокетливое. Это была та Женя, которую я знал. И тут я получил достойный ответ:       — Или для ВАС… сделать исключение?!       Как она посмотрела на меня! И как мне захотелось бежать тогда за этим взглядом, все бросив и про все забыв! В этом была она ВСЯ! А про себя подумал: «Ай, да Женя! Ну, как, Илюша, получил?» Это был ответный контрудар мне и за фразу в операционной, и за весь день.       Все-таки, надо было спросить: «Не играет ли она в теннис?»       Время близилось к вечеру. Наконец-то прибыли из Орла родители Никушиной. Помню, как взглянув на их пышную комплекцию, я не сразу поверил в то, что наша худенькая пациентка — их дочь. Женя тоже не смогла скрыть своего удивления. Хотя по её быстрой ответной реакции было понятно, что она уже знает точный диагноз Веры Никушиной. Да и в моей голове ответ на этот вопрос напрашивался сам собой — АНОРЕКСИЯ!       Мы повели родителей в палату к их дочери, хорошо понимая, что её худоба и нынешний вид будет для них большим потрясением. Но в коридоре вдруг увидели Ольгу Михайловну. С криком: «СУИЦИД — в тридцать пятой!!!» — она спешила к нам за помощью. И я, оставив Евгению Павловну с родителями Никушиной, сразу же побежал следом за Шмелевой.       Как выяснилось, наш пациент с прокушенным носом, решил покончить жизнь самоубийством, непонятно где найдя резиновый жгут. Нужно было действовать. И очень быстро! Поэтому мы его тут же на каталке повезли в реанимацию…       Повозиться с барменом нам пришлось довольно долго. Но все же с того света мы его вытянуть успели! И тогда, глубоко вздохнув от облегчения, меня так и подмывало спросить: неужели ему так не понравился вид его носа? Но по понятным причинам я промолчал. Шутка в тот момент была совсем неуместной. Тем более об истинной причине его поступка, кажется, догадывался. Как выяснилось после операции: нос-то ему прокусил… его родной восемнадцатилетний сын. Такая себе месть брошенного ребёнка…       Так и пролетел этот день…       Я собирался уходить домой, но пройти мимо ординаторской уже не мог. Захотелось попрощаться и еще раз увидеть ее глаза. Женин взгляд, который она бросила на меня, выходя из моего кабинета, будоражил и волновал… Хотя лучше сказать: бросила мне!       Со словами, ставшими уже традиционными:       — Евгения Павловна… — я вошел в ординаторскую.       И… Женя сидела за столом. Она плакала…       ЖЕНЯ ПЛАКАЛА!!!       Женщины! Что же вы с нами делаете?! Ваши слезы — ваши сети?! И Вы ловите нас, мужчин, в эти сети чувством неосознанной вины перед вами…       Я быстро проскользнул в комнату и тихо сел напротив неё.       — Евгения Павловна! Что с Вами?! Вы плачете?!.       Женя при виде меня попыталась успокоиться. Но вместо этого расплакалась еще сильнее…       Так бывает, особенно у маленьких девочек, когда появляется кто-нибудь и говорит сочувственные слова — слезы начинают литься еще сильнее. И тогда все утешения приводят к обратному результату. А Женя и была в тот момент похожа на маленькую обиженную девочку… Маленький мокрый комочек…       Мне стало так жалко ее!       — Хорошо вам, женщинам! Поплакал и напиваться не надо! — попробовал разрядить ситуацию шуткой.       Женя попыталась улыбнуться, но на улыбку это было мало похоже.       — Я плачу исключительно в нерабочее время! — все ещё всхлипывая, но уже пытаясь хоть как-то взять себя в руки, ответила мне она. И тут же добавила:       — Какие ко мне могут быть претензии?       — У меня нет к Вам претензий, — попытался как можно ласковее произнести я. — А у Вас ко мне?       Женя только отрицательно мотнула головой в ответ, потому что слезы все ещё душили её.       Женские слёзы всегда вызывали во мне какое-то щемящее чувство жалости. И огромное желание просто обнять, прижать к себе и успокоить…       Но это были слезы Жени, и как она воспримет мой искренний порыв, я в ту секунду не знал. Но и смотреть на это просто не было больше сил, и я вдруг не выдержал и подошёл к ней совсем близко…       — Ну ладно, ну хватит, ну успокойтесь! Вы же сильная женщина, ну успокойтесь!       Я очень осторожно взял её лицо в свои ладони. Еле касаясь, попробовал вытереть слезы. В моих ладонях — было ее лицо. ТАК БЛИЗКО!.. Мне кажется, кончиками пальцев я слышал биение ее сердца под тонкой кожей на висках…       И тут она, уже почти успокоившись, вдруг подняла на меня свои заплаканные глаза. И откуда-то из глубин этих огромных глаз наплывало на меня чувство радостного облегчения!       И я понял: ОНА ЖДАЛА МЕНЯ!       А меня все не было…       И плакала она не из-за измены своего мужа — я бы почувствовал его присутствие в ее мыслях, может, увидел бы по отстраненному взгляду, что она сейчас не здесь… Нет! В ее глазах был Я! И, это устав ждать МЕНЯ, расплакалась от одиночества эта красивая и сильная женщина. Ведь днем было столько многозначительных взглядов, намеков… и пустота под вечер…       Я коснулся ее губ, она не отстранилась, потянулась ко мне. Неуловимо-легко. Доверчиво и нежно. Мне показалось — я теряю равновесие… И теряю голову… А потом какая-то сладостная боль и ощущение, что если я сейчас, в это мгновение не прижму ее к себе — у меня просто разорвется сердце! И только она — моё спасение!       И это последнее, что я успел тогда подумать…       Дальше думали только мои руки, губы, мое тело… И они словно узнавали свое, родное, долгожданное… И поэтому все было легко и понятно.       И мне, и Жене.       Без слов…       …И вот я стою у окна.       От воспоминаний теплая волна проходит во всему телу…       Я на миг открываю окно. Делаю глубокий вдох… Как приятно пахнет снег!       Завтра, да уже сегодня, я увижу ее…       И я вдруг понимаю, что уже скучаю по ней.       Женя, Я СКУЧАЮ…