Моя практика

6 февраля       Ночь пролетела. Ничего не приснилось. Ну и ладно. Думаю, днем все равно интереснее будет. А пока — в душ!       И под тёплой струей воды вдруг отчётливо для себя понимаю: «Всё! Хватит! Я так больше не могу и не хочу! Все эти самовнушения: ты же начальник, а это, о ужас, пахнет служебным романом… Все эти игры с многозначительными взглядами и словами, двусмысленные намеки. Зачем? Все это уже ПРОЙДЕНО!»       Хочу не скрываясь смотреть на нее, встречаться взглядом и не спешить сразу отводить глаза. Хочу слушать, как она рассказывает о чем угодно или просто шутит, или злится. Хочу видеть, как она смеется, слегка прищуривая глаза, или просто пьет кофе. А еще ловлю себя на мысли, что хочу просыпаться с ней рядом, первым, и любоваться на нее спящую…       Вот размечтался!.. Всё! Пора уже на работу! Туда, где она!       И снова любимое и родное отделение. С надеждой заглядываю в ординаторскую…       Но, УВЫ! Там с утра только Мамин с вдохновением делится со Шмелёвой впечатлениями о проведенном вчерашнем вечере в кафе с какой-то девушкой. Замечаю, как при этом он ловит реакцию Ольги на его рассказ. Но взгляд ее безучастен и равнодушен к активным Славиным заигрываниям. У Ольги Михайловны, как обычно, с утра есть дела и поважнее: снова наводит красоту.       Я по-быстрому интересуюсь у врачей состоянием вчерашних пациентов и, как бы между прочим, пытаюсь выяснить, где Евгения Павловна. Вижу нескрываемое удивление в их глазах. «Уехала домой отсыпаться после ночной», — отвечают почти хором.       В который раз уже внимательно изучаю гра­фик дежурств: так и есть. Сегодня у Жени ночное дежурство, значит, прошедшую ночь она опять поменялась с Маминым. И опять не поставила меня в известность. Хотя я мог бы и сам вчера догадаться и уточнить.       Ага! Уточнить! Вчера!       Снова отмечаю про себя, что Женя упорно не хочет оставаться на ночь в своей квартире. Мне это в глубине души приятно. Значит, она избегает каких бы то ни было встреч с мужем. А огорчает то, что она совсем мало отдыхает.       Мои размышления неожиданно прерывает звонок из травматологии. Необходима моя экстренная помощь на операции — сложный перелом — мой профиль. Спешу туда, на ходу отдавая поручения медперсоналу.       Освобождаюсь не скоро. Слава Богу, новых поступлений у нас сегодня было немного. Два случая средней тяжести. Пожилая женщина с высоким давлением да средних лет мужчина с очередным алкогольным отравлением. У обоих к вечеру основной кризис уже миновал.       Слава и Ольга собираются уходить, оставляя мне карты сегодняшних пациентов.       Изучая истории вновь прибывших больных, понимаю, что Евгения Павловна однозначно со всем этим справится. А я могу немного расслабиться и идти уже домой. Вот только дождусь Женю.       Занимаюсь рутинными делами, а сам не могу удержаться и время от времени поглядываю в окно. Да где же она? А я, и правда, соскучился. Ну, наконец! Есть! Она направляется своей лёгкой и стремительной походкой в отделение.       Заставляю себя выждать еще несколько секунд, чтобы она дошла по коридору до моего кабинета, и тут с деловым видом открываю дверь, выхожу… — и случайно чуть не сталкиваюсь при этом с Женей.       Конечно, СЛУЧАЙНО! Чувствую, что конспиратор из меня никакой, и, взглянув на меня, Женя расшифрует все мои хитрости на раз. Здороваюсь, при этом пристально всматриваюсь в ее глаза.       Женя сдержанно, но с лёгкой улыбкой отвечает мне. И тут же отводит в сторону немного смущенный взгляд, в котором нет и тени сожаления о случившемся в тот вечер между нами.       За эти несколько секунд понимаю, что надежда у меня есть! Наоборот, она ВСЁ помнит. И в этом взгляде есть МЫ! Все мои заранее запланированные фразы: «Как прошел день?», «Как Вы отдохнули?» — исчезают вместе со сбившимся дыханием. Да они и не нужны сейчас — эти нелепые вопросы. Всё, что я хотел, я увидел по ее глазам.       Еле сдерживая внутреннее ликование, ухожу к себе, чтобы собраться с мыслями о НАС. В кабинете не спеша снимаю халат. Гляжу на часы, которые упорно показывают, что смена-то моя давно закончилась и мне пора домой. Но сегодня меня это совсем не радует.       Неторопливо собираю сумку, уговаривая самого себя идти уже к машине. А сам поглядываю в окно, за которым творится что-то невообразимое: к вечеру разыгралась необыкновенно сильная метель. Зато в отделении тепло, тихо и спокойно. Пока. И Женя здесь, в ординаторской. И так не хочется никуда уходить. И я вдруг чувствую, что она сейчас тоже думает обо мне.       Ищу повод, чтобы зайти туда, к ней. Ура! Да! Да, как же я забыл? Отдам ей истории болезней наших сегодняшних пациентов. Замечаю за собой, что расстояние от моего кабинета до ординаторской пройдено мною за долю секунды. Но в последний момент замираю у двери и стараюсь привести свое лицо в служебный вид. Не выходит. Ну и ладно! Стучу осторожно:       — Можно? — о, с каким внутренним трепетом открываю я эту дверь. Вижу, сидящую за столом Женю и…       ПРО-ПА-ДА-Ю!       — Да, Илья Анатольевич! — она смущенно опускает взгляд. — Пурга-то какая! — а голос выдаёт её с головой. Да я и сам сейчас только в состоянии выдохнуть утвердительное: «Да!» А лучше кивнуть.       Женя, чтобы заполнить возникшую неловкую паузу, пытается продолжить:       — Окошечки у нас, знаете, плохонькие! Еле держатся! Я так боюсь, чтобы стекло не выбило, — вижу, как она, скрывая нарастающее волнение, отворачивается от меня к окну.       А я приближаюсь к ней все ближе.       — Документы Ваши! — это пока все, что я сейчас в состоянии произнести. Кладу ей на стол карты вновь прибывших больных.       — Спасибо! — Женя вдруг делает неловкое движение рукой, и все папки лежащие на столе, падая, рассыпаются веером на полу.       — Ай, простите! Ай! — она тут же бросается собирать и складывать истории, снимки, анализы… А я, опускаясь на колени, помогаю ей, пытаясь снова поймать ее взгляд.       — Ай! Все так навалено! Все никак времени нет разобраться со всем этим… — Я чувствую дрожь в её голосе, которая тут же эхом отзывается во мне.       — Вы почему домой не идете? — вопрос Жени, конечно, резонный.       Могу всё объяснить. Причина-то, к счастью, есть. И я ее озвучиваю:       — Да я вот собирался… Пурга такая, не знаю, как ехать… А у меня на машине только габариты работают. Да и за отделение страшно. Мало ли что? — продолжаю убеждать не то себя, не то Женю.       Наконец-то вдвоем складываем все эти папки в одну большую стопку и кладем ее снова на стол. Мы оба не спеша поднимаемся на ноги, и я делаю ещё один маленький шажок по направлению к ней, немного бесцеремонно вторгаясь в её личное пространство…       — А вы не бойтесь за отделение! Правда! Я думаю, что я справлюсь, — и со словами: «Простите, пожалуйста», — Женя, слегка отодвигая меня в сторону, обходит свой стол и снова возвращается, уверенно добавляя:       — У меня ещё Белочка есть! Она — девчонка сообразительная.       О да! Если Белочка — тогда, конечно! Тогда не страшно! Но пошутить вслух у меня уже никак не получается. Все слова почему-то вдруг застревают где-то в глубине пересохшего от волнения горла.       Я хорошо понимаю ее состояние и даже какую-то неловкость и стеснение за то, что произошло вчера между нами. Может быть, ей хочется на самом деле все забыть?..       Нет, НЕ ВЕРЮ! Этот голос, эти глаза… А я-то теперь уже точно знаю, что никогда ЭТО НЕ ЗАБУДУ. И меня непреодолимо тянет еще раз прикоснуться к ней кончиками пальцев или просто дыханием, пусть чуть-чуть, пусть слегка, очень бережно, чтобы вспомнить ТО ощущение, когда это все было МОЁ.       МОЯ ЖЕНЩИНА!       И я уже не могу остановиться в движении ТУДА, где ее губы, ее глаза, ее зовущее тело… Я делаю еще один шаг или полшага и уже почти касаюсь ее плеча. И, ощущая исходящее от нее тепло, вдруг понимаю, что просто не в состоянии пошевелиться.       Из оцепенения меня выводит Женин голос. Она говорит тихо, не поворачивая ко мне лица, словно боится встретиться со мной взглядом.       — Идите домой! У Вас была… сложная смена! — и уже из последних сил добавляет, — ну, пожалуйста, ИДИТЕ ДОМОЙ!       Слышу ли я ее слова?! Вообще, понимаю их смысл?! Слышу только ласковый звук голоса. И голос этот почти срывается от волнения.       Не помню испытывал ли я раньше в своей жизни что-нибудь подобное! Какие-то пара сантиметров разделяет нас от прикосновения друг с другом. И я уже касаюсь ее своим дыханием, ощущая при этом такое волнительное напряжение во всем теле. Еще чуть-чуть… ближе… ещё ближе… Чтобы нежно коснуться губами этой пульсирующей жилки на тонкой шее…       Чувствую, что она тоже замирает в нарастающем ожидании. А внутри и вокруг меня все уже пышет таким нестерпимым жаром! И не хватает кислорода. Видимо, сердце моё, измученное таким долгим ожиданием, начинает работать с удвоенной, а может, даже с удесятеренной нагрузкой. И вдруг понимаю, ещё одно мгновение, и я уже просто физически не смогу себя сдерживать. Но сам тут же, каким-то неимоверным усилием воли, растягиваю эту секундную, но такую сладостно-мучительную паузу, которая кажется уже мне целой вечностью.       До меня наконец-то доходит смысл произнесённых ею фраз. Неужели она и правда хочет, чтобы я ушёл? Или??? Но кончики ее чуть дрожащих опущенных ресниц, прерывистое дыхание и еле заметное напряжение рук шепчут мне совсем о другом. Мое тело, будто считывает ее настоящий, истинный посыл: «Пожалуйста, ОСТАНЬСЯ!»       И поэтому слова, сказанные ею вслух, не имеют для меня сейчас никакого значения. Я уже знаю, что я останусь. И это решение отдается во всем теле томительным предчувствием отложенной радости.       И я произношу первое, что приходит мне в голову:       — Мне приятна Ваша забота! — я не узнаю свой голос, он охрип от волнения. Предатель, он выдает мое смущение. Да и Женя смущена не меньше моего.       Да, конечно, сейчас я уйду, нам обоим просто необходимо немного прийти в себя. Уйду, но… для того, чтобы ОСТАТЬСЯ сегодня С НЕЙ на это ночное дежурство.       Выходя из ординаторской, неожиданно поворачиваюсь и уже гораздо увереннее, пытаясь прочитать ее скрытые мысли обо мне, смотрю ей прямо в глаза. И Женя не опускает глаза. Мне кажется, что в ее взгляде смешалась нежность с удивлением. Словно она удивляется самой себе…       У себя в кабинете я вспоминаю наше так и не случившееся сегодня прикосновение друг к другу, и то, КАК она посмотрела мне вдогонку…       Быстро снимаю свитер, надеваю белый халат и снова прямиком К НЕЙ, чтобы сообщить о моём решении. Тут же на ходу ищу предлог, чтобы остаться в отделении на ночь. И… буквально нос к носу сталкиваюсь с Женей в дверях ординаторской. Она от такой неожиданности, отпрянув от меня, делает шаг назад.       — Я остаюсь, Евгения Павловна. Решил все-таки проконтролировать. Мало ли что-нибудь замкнет, а в отделении одни женщины, — с улыбкой объясняю ей причину моего внезапного появления.       Женя еще немного отступает и тоже с радостной улыбкой смотрит на меня.       — Вы не думайте, что женщины это слабый пол! А, да вы метели испугались! Ну сознайтесь! — в её голосе звучит добрая ирония. Женя шутит, а значит, — меня НЕ ГОНЯТ! Становится легче, я чувствую себя гораздо свободнее. Мы принимаем правила игры.       — Шутки шутками. А я действительно переживаю. Все-таки я несу ответственность за все, что здесь происходит. Даже, если это кажется Вам смешным.       — А мне не кажется это смешным. Нет. Правда. Мне нравится Ваш настрой, — она говорит искренне и серьезно. — Вы меня извините, если я своими дурацкими шутками как-то Вас обидела!       — Да ничего. Многие, и правда, так не считают. Особенно после той статьи в газете. Я же сюда не отсидеться приехал, а работать! — и тоже смотрю на нее очень серьезно, — люди в Туле такие же, как в Москве. Болячки те же. А зарплаты в разы меньше, — глядя в ее глаза, стараюсь поддержать тот искренний тон разговора, который предложила Женя.       — Да… — она не успевает ответить, как из коридора доносится до нас голос Изабеллы.       — Евгения Павловна, тут девушка поступила с острой болью!       — Беллочка, регистрируй пока! — Евгения Павловна спешит за фонендоскопом.       Сейчас она убежит к этой пациентке, возможно, надолго… И я вдруг инстинктивно становлюсь на ее пути, чтобы успеть снова хоть чуть-чуть побыть с ней наедине. И какую-то секунду мы так и стоим с ней, боясь даже дышать…       Я, наконец, понимаю, что Женю уже ждут. А я не могу ее вот так от себя отпустить. Выбегаю следом за ней к вновь прибывшей пациентке.       Я БУДУ РЯДОМ!       — Илья Анатольевич! Вы-то что сорвались? Думаете, я не справлюсь? — спрашивает меня Женя на ходу.       — Разве в Вас можно сомневаться? Я буду так просто — на подхвате, — отвечаю тоже на ходу, еле успевая за ней.       Чувствую себя все более уверенно. Я же вижу, что Женя рада моему присутствию. А я рад, что Женя рада, что… ладно, хватит размышлений — вперед, раз уж навязался!       Вместе заходим в смотровую.       На кушетке молоденькая девушка, скорее девочка, с острой болью в пояснице. Она уже без сознания. Рядом стоит парень кавказской наружности. Пока непонятно, кем он ей приходится. Но явно не родственник. И очень подозрительно то, что он упорно отказывается сообщить нам имя и фамилию девушки и телефон ее родителей. Украл он ее, что ли?       Видя, что в данный момент получить от него эту информацию у нас нет никаких шансов, Евгения Павловна пытается выяснить хотя бы, что на самом деле произошло.       Молодой человек начинает сбивчиво рассказывать о том, что у девушки уже вторые сутки не проходящие боли в области поясницы.       Судя по всем симптомам — острый пиелонефрит. Понятно, что диагноз еще не окончательный. Нужны анализы и УЗИ. Необходимо срочно сообщить родителям и в полицию. А у нас нет абсолютно никакой информации о вновь прибывшей пациентке.       И я, и Евгения Павловна пытаемся хоть что-то выяснить у парня, но он упрямо не желает этих сведений нам сообщать. Я начинаю нервничать. Женя пытается сохранять спокойствие, отдавая при этом четкие распоряжения Изабелле. Но и терпение Евгении Павловны тоже уже на исходе:       — Молодой человек, услышьте нас, пожалуйста! Нам нужно зарегистрировать вашу девушку и позвонить в полицию.       Но все наши попытки узнать хоть что-то о нашей, совсем ещё юной пациентке не приводят ни к какому результату.       Мы хорошо понимаем, что сейчас нельзя терять ни минуты. В смотровой есть старенький аппарат УЗИ. Я помогаю пододвинуть его ближе. Евгения Павловна внимательно смотрит на монитор, тут же подтверждая мои предположения об остром пиелонефрите. Значит, срочно нужен уролог и нужна чрескожная пункционная нефростомия…       Ну, а дальше нас ждёт сюрприз! По словам Евгении Павловны, у пациентки отсутствует одна почка. Я подхожу ближе, пытаясь разглядеть на мониторе вторую почку. Наконец вижу ее, но очень маленькую по размерам. Похоже — это односторонняя гипоплазия! Пытаюсь навести резкость или увеличить изображение. Но безуспешно! С такой техникой это просто нереально!       Евгения Павловна, видя мои отчаянные и безуспешные попытки хоть как-то настроить этот допотопный аппарат УЗИ, тут же восклицает:       — Я уже битый год прошу купить новый. Ай, никак не дают!..       Прибор прибором, но самый главный сюрприз оказался впереди. По словам Изабеллы, сегодня ночью в урологии дежурит не уролог, а терапевт.       — А что нам толку от этого терапевта?! Ну, Евгения Павловна! Ну как такое может быть?! — я возмущен до глубины души.       — Так чего делать-то? — с тревогой, глядя на нас вопрошает Белла.       Женщины в нетерпении ждут моего решения. Решения заведующего отделения, решения врача и, в конце концов, просто мужчины. Возмущайся — не возмущайся, а надо действовать! Я прекрасно понимаю, что медлить сейчас действительно нельзя и единственный выход в данной ситуации напрашивается сам собой:       — Готовьте операционную! Изабелла, слышите? Мне приходилось делать нефростомию! — говорю максимально спокойно и уверенно, чтобы подбодрить приунывших моих помощниц. Хотя кто кому сегодня помощник?!       — Я думаю, что мы с Евгенией Павловной справимся! Так ведь? — Женя молча со мной соглашается. Тут же отдаёт команду медсестре:       — Вызывайте дежурного анестезиолога! Вперёд!!!       Готовлюсь к операции. Чрескожная нефростомия — процедура совершенно не по моему профилю, но думаю, что справлюсь.       Анестезиолог на месте. Женя ассистирует. Изабелла ждёт моих распоряжений. Провожу операцию под местной анестезией и под контролем УЗИ. Проговариваю вслух каждое свое действие.       Женя внимательно следит за моим лицом и руками. Хотя я вижу, что все-таки все больше она смотрит уже не на мои руки, им-то она, похоже, уже доверяет, — а смотрит она на мое лицо. И краем глаза я улавливаю в этом взгляде восхищение. Честное слово! Я вижу уважение профессионала, но вижу еще, что она откровенно любуется мной. Или все-таки профессионализмом?!       — Евгения Павловна, смотрим на монитор! — я кивком головы перенаправляю ее внимание на прибор. Её взгляд нравится мне, но и отвлекает меня.       Женя демонстративно послушно все-таки поворачивает голову к аппарату УЗИ. А я наконец-то заканчиваю операцию под улыбки присутствующих дам.       Господа, аплодисменты! Я СПРАВИЛСЯ!       — А ведь Вы меня хотели домой отправить, Евгения Павловна! — теперь уже можно расслабиться и улыбнуться ей глазами.       — Илья Анатольевич! Вы у нас просто талант! Золотые руки! Вон как все аккуратненько делаете! — делает мне комплимент Изабелла…       Вижу, как Женя встрепенулась. И старательно переводит внимание Белочки с меня на пациентку, расспрашивая медсестру о том, не раскололся ли Ромео. О! Неужели это первые признаки ревности? Я польщен.       А потом, уже с кокетливой улыбкой, Евгения Павловна снова пытается обратить моё внимание на себя:       — Илья Анатольевич, не забывайте, пожалуйста, следить за давлением и за температурой! — она направляется к выходу из операционной.       — Конечно! — через закрытую маску тоже улыбаюсь ей. Обожаю, когда она так играет словами и улыбкой!       Ну что, Евгения Павловна, я не напрасно остался?       Но самое главное еще впереди! Я это знаю. И уже ПРЕДЧУВСТВУЮ его приближение…