Моя практика

24 февраля       И обжалованию не подлежит?..       Ну вот и ВСЁ!       Вот и поговорил!       Ну не то, чтобы я поговорил — со мной поговорили. А я так — посидел, постоял, послушал…       И всё! Свободен. И ничей. И не нужен.       Все как в песне.       Словно на автопилоте бреду в свой кабинет. Так необходимо сейчас побыть хоть несколько минут одному. Прийти в себя после ее слов. Жёстких и хлестких. А внутри настоящий космический вакуум!       Господи, как пусто стало!       Женя, я так долго был один…       Вроде бы и народу вокруг много всегда было: студенческие тусовки, коллеги в клинике, и Лана…       А все равно был один.       И ведь, правда, раньше считал, что так намного легче. Пока рядом с тобой вдруг не ощутил, что такое невесомость от счастья. Что такое нежность. Что такое поддержка.       Пока не полюбил… Тебя, Женя!       А теперь — не знаю…       Ладно! Попробую без тебя. Как-то же раньше жил…       …Вчерашний выходной прошёл как в тумане. Лана пыталась устроить для меня какой-то там праздник. Тортик, свечи, шампанское! А я смотрел на все это и думал: ЗАЧЕМ? Смотрел на Лану и не мог понять: что она здесь делает? В моём мире? В моём доме? Понимал, что все глубже увязаю в этих ненужных отношениях.       Дурак, круглый дурак! Нерешительный и несерьезный!       А сегодня проснулся и вдруг представил, как ты, Женя, сейчас просыпаешься рядом с ним, с ненужным тебе мужчиной.       Или всё же не рядом? Надежда умирает последней?       И, главное, будешь ли ты так же любить Степана? И СМОЖЕШЬ ли быть счастлива С НИМ после того, что было между НАМИ?       И я так захотел наконец поговорить с тобой откровенно. О нас. О том, что мы нужны друг другу. И мы должны быть вместе.       Вот с такими мыслями ехал в свое уже такое родное отделение…       …Проходя по коридору, заметил, что дверь в ординаторскую открыта. Женя работала за столом. Подумал еще: повезло, никого — можно спокойно поговорить.       Хотя насчет спокойно — это я погорячился. Волновался так, что дыхание перехватывало. Я постучал в открытую дверь, чтобы привлечь ее внимание, увидеть ее первый взгляд сегодня и понять…       Если бы ты знала, Женя, как трудно первый раз в жизни произнести эти слова… «Не уходи от меня.», а еще труднее: «Я… люблю тебя, Женя…»       — Привет! — поздоровался, стараясь говорить спокойным голосом. А сердце уже билось в самом горле.       — Привет! — Женя ответила, не отрываясь от лежавших перед ней бумаг. Пока закрывал дверь, все искал те первые слова, чтобы начать. Ничего в голову не приходило, кроме банального:       — Чем занимаешься?       — Да так, ничего важного.       — А у меня, наоборот, очень важный разговор к тебе. Важный для нас обоих. — Всё ещё стараясь справиться с волнением, сел напротив, пытаясь встретиться с Женей взглядом.       Но она упорно не поднимала на меня глаза. Потом, коротко взглянув, прервала меня:       — Не надо, Илья!       — Ты мне даже не дала сказать!       И снова Женя не захотела меня выслушать. Ну почему? Что она боялась услышать?       И тут она произнесла:       — Мы со Степаном опять вместе. Больше не о чем говорить!       Помню, как сжалось все внутри, и только одна мысль: «О чем ты, Женя? Что ты говоришь?»       А ты не выглядишь, Женя, счастливой женщиной, которая возвращается к любимому мужу. А ведь я знаю, как могут светиться твои глаза от счастья и нежности. Нет, не верю!       Я сделал еще одну попытку:       — А я так не думаю! Мы уже не чужие люди друг другу! — а сам упрямо пытался найти в ее глазах подтверждение своим словам.       — Но ведь и не родные! — Женя взглянула на меня строго и серьёзно. Ну да, знакомы-то всего ничего — чуть больше месяца. А у меня такое ощущение, что я знаю ее всю жизнь.       — А со Степаном?       — Мы живём двадцать лет. У нас взрослый сын!       — Но он предал тебя, Женя! — неужели это можно так быстро забыть и простить?       А потом Женя зачем-то начала убеждать саму себя. Не давая мне вклиниться в свой монолог.       — А в семье всякое случается! Ты знаешь, я не считаю его во всем виноватым. Где-то есть и моя вина. Я очень часто поступала опрометчиво.       Женя говорила, по-прежнему уклоняясь от моего взгляда. И голос у нее был какой-то потухший. И не было в этом голосе ни уверенности, ни оптимизма.       — ОПРОМЕТЧИВО?! — произнёс вслух, а про себя подумал: «Интересно, опрометчиво — это о НАС?!»        А Женя, не останавливаясь, продолжала дальше:       — Я пытаюсь вернуть свою семью. Я очень не хочу, чтобы мои прошлые ошибки помешали мне это сделать.       Ошибки?! Я — ОШИБКА?!       Моя рука в ее ладонях в самые тяжелые минуты моей жизни — ошибка?! Ее глаза в слезах, в которых печаль сменяется радостью — ошибка? И та НАША незабываемая ночь в больнице и НАШЕ счастливое утро рядом, вдвоём на узком диванчике в ординаторской — тоже ОШИБКА?!       До сих пор в ушах звенят ее слова жесткие, четкие. Чувствуется уверенная рука хирурга. Прямо по моему сердцу. Четко и решительно. Но самое страшное — отчужденный и холодный тон, которым они были сказаны.       Я слушал и словно проваливался под лед, как когда-то в детстве.       Под лед этих слов.       И не выплыть никак.       А дальше всё, как через толщу воды, — нечетко и смазано.       И я, пытаясь сохранить спокойствие, только и смог так же холодно произнести:       — Вы можете не беспокоиться по поводу меня! Я всего лишь хотел поговорить. Но сейчас все стало для меня предельно ясно, и лишние разговоры, действительно, ни к чему, — и тут же добавил:       — Извините, что оторвал Вас от работы, Евгения Павловна!       — Ничего страшного, Илья Анатольевич.       Обменялись ничего не значащими репликами. И такими же взглядами.       И что мне оставалось делать после этих слов? Только развернуться и уйти.       И уже перед уходом я встретился с Женей взглядом. Задумчивым, немного грустным, словно она прощалась с чем-то дорогим…       Ну вот, значит, и ВСЁ!       …И вдруг, только сейчас, до меня доходит. Жень, а ведь ты умышленно не даешь мне приблизиться к тебе. Как только я становлюсь чуть ближе — ты отталкиваешь меня: взглядом, отгораживаешься Степой. Степой… Как только я удаляюсь, ты снова удерживаешь. Взглядом, улыбкой… Ты, Жень, не мне не веришь. Ты себе не веришь. И боишься — СЕБЯ…       Все! Хватит страдать! Пока нет новых поступлений, надо поработать с документацией. Это всегда успокаивает. Ну хотя бы отвлекает. Надо собраться с мыслями о работе! И вот она, работа, сама уже спешит ко мне. Звонок телефона. Ага, из травматологии. Нужна моя срочная консультация. Убегаю на помощь.       Слава Богу, мой визит в травматологию не слишком затянулся. Вскоре слышу в коридоре какой-то разговор, потом смех нашей Беллочки. Выхожу из кабинета: Степан возле Изабеллы и огромный букет на столе. Не надо быть экстрасенсом, чтобы понять, что букет явно не для нашей медсестры.       Краем уха улавливаю подтверждение своих предположений. Белочка говорит, что ЕЙ — очень понравился букет и ЕЙ было очень приятно, но она убежала на операцию… А вот с чего бы это Королеву быть в моем отделении посреди бела дня?       Не очень-то хочется сейчас даже встречаться взглядом со Степаном, поэтому, как только Королев удаляется от нашей дежурной медсестры, подхожу на пост узнать, в чем дело. И что произошло в моё отсутствие.       Беллочка с готовностью докладывает мне обо всех новостях:       — Да все в порядке! Тут просто пациента привезли с колотой раной. Евгения Павловна пошла его оперировать. А Степана позвала, чтобы он занимался этим делом.       Ага! Из всего вышесказанного радует пока только то, что Степан пришёл не по личному вопросу к Жене, а по своим должностным обязанностям. Но букет меня все же беспокоит. Что это: символ примирения или пока еще просьба о примирении?!       — А где сейчас сама Евгения Павловна? — смутные предчувствия начинают реализовываться в тревожные.       — Она оперирует. Позвонили из кардиохирургии, сказали, что это по их части.       Слово «кардиохирургия» как-то неприятно отзывается в моих ушах. Такие себе далекие колокольчики…       Если это по ИХ части, тогда почему оперирует Женя? И почему я об этом ничего не знаю?       Евгения Павловна! То, что Вы игнорируете меня как мужчину, это Ваше личное право, а теперь еще игнорируете меня как завотделением?       Быстро просматриваю карту пациента — ничего себе! Потом в операционную. Но операция уже закончена — пациент в порядке.       Теперь остается навести порядок в моем отделении. Пора уже снова становиться начальником!       Подхожу к ординаторской. Из-за двери слышится радостный смех! Открываю дверь — Шмелева и Королева веселятся! И что-то с иронией комментируют и обсуждают…       А вот мне как-то не до смеха!       — Я не помешал? — интересуюсь, еле сдерживая свое негодование. Наверное, мое лицо развеивает надежды Жени и Ольги, что я пришел с поздравлениями.       — Нет, нет, что Вы! — Улыбки постепенно сползают с лиц и Жени, и Ольги. Хотя для меня-то сейчас главное — увидеть ЕЁ реакцию.       — Евгения Павловна! Вы сейчас не очень заняты? Мне бы хотелось обсудить с Вами один вопрос.       — Я Вас слушаю! — Женя смиренно приготовилась узнать, чем я в очередной раз недоволен. Однако с дивана не вскакивает с готовностью идти, куда я позову. Или это игра такая? Ну да, меня тут всерьёз как начальника, похоже не воспринимают.       Ну, что же? Посмотрим на ее дальнейшие оправдания. Присаживаюсь рядышком на диванчик.       — Я узнал, что Вы прооперировали одного пациента, привезённого к нам по скорой. Это так?       — Да. Операция прошла удачно! Пациент находится в палате реанимации. — Женя отвечает спокойно и уверенно.       — И, как я понимаю, операция была на сердце!       — Ммм… Там была колотая рана грудной клетки. Ну… пришлось…       — А почему меня не поставили в известность?       — Мне очень жаль, что так вышло. У нас не было времени. — Похоже, Женя по-прежнему не понимает, чем вызван мой строгий тон.       — Да нет, я все понимаю, Евгения Павловна! Но операцию надо было обязательно согласовать со мной. Я — заведующий отделением! И Я отвечаю за все, что здесь происходит! Вы же понимаете, в случае чего Я…       Ольга вдруг резко вскакивает и перебивает меня:       — Простите, пожалуйста! Подожди, Женя! А почему должно ЧЕГО было случиться? Мы вызывали кардиохирурга, и никого не было свободного, и Андрей Николаевич согласился проконсультировать Женю по телефону. Так что считайте, что он присутствовал на операции.       Ольга горячо заступается за подругу. И только Евгения Павловна молчит.       — Не думаю, что Евгения Павловна нуждается в услугах адвоката.       А Шмелева снова, не обращая внимания на немые протесты Жени, продолжает свою пламенную речь в ее поддержку       — Я никого не защищаю. Мы вынуждены помочь человеку, если мы можем это сделать. Независимо от нашей специализации.       Да как же вы не поймете, что именно меня задело:       — И при всем при этом есть распорядок и правила, которые не следует никому нарушать, тем более врачам.       Оля хочет что-то сказать. Женя ее останавливает. Мне по-прежнему ни слова. Она что, теперь вообще со мной разговаривать не собирается?! Евгения Павловна обращается лишь к подруге, стараясь ее успокоить:       — Не надо, Оля, не надо!       — Ольга, вы сейчас такая смелая, потому что операция прошла успешно, а что бы Вы сказали, если что-то бы пошло не так?       Выхожу в коридор и тут же понимаю, что опять переусердствовал со строгостью и нареканиями в адрес Жени. Ведь она, по сути, не дождавшись специалиста из кардиохирургии, спасла ещё одну чью-то жизнь. Сложно всё это — теория с одной стороны, а ПРАКТИКА — с другой. Но я попробую разобраться.       Хотя сейчас размышлять над этим некогда. В смотровой меня дожидается новый пациент. С икотой… Двухдневной.       Впрочем, случай этот не из самых сложных. Скорее наоборот. После осмотра и общения с пациентом быстро разбираюсь, в чем тут дело. Но мужчина уж очень неординарный. Весь в работе по интернет-проектам. Оппа! А икота-то прекратилась! Но пока не прерываю его. Слушаю с интересом. И про то, что через какие-то 20 лет, мы будем жить в интернете, есть в интернете и спать в интернете. Хотел еще добавить от себя: «И семью создавать, и детей рожать тоже в интернете?» Но вслух только интересуюсь:       — А Вы женаты? — на что слышу отрицательный ответ.       — Интернет-проекты не дают? — спрашиваю с некоторой иронией в голосе. Но мужчина сразу понимает, куда я клоню. И начинает очередное признание в любви… к Всемирной паутине — интернет.       — Почему это они мне не дают? Это я их не отпускаю, потому что интернет развивается с такой скоростью, что если на секунду замешкался — все! Ты — в ауте! — и продолжает возбужденно, взахлеб:       — Уже началась разработка новых технологий, передающих через интернет запахи! Вы не представляете, что это такое! Запахи через интернет!        А мне уже все понятно. И с пациентом, и с интернетом.       — Причина Вашей икоты — избыток дофамина в структурах головного мозга. Я выписал Вам сульпирид. Принимайте его три таблетки в день. А что я Вам объясняю? В интернете прочитаете!       Мужчина все ещё не может поверить в своё спасение:       — Это поможет, доктор?       Успокаиваю его, что икота точно пройдёт. А вот насчёт интернета не уверен.       Есть всё же в нашей работе и веселые минутки!       Незаметно приближается вечер.       С Женей мы так больше ни разу за день и не пересекались.       Странно, прошло каких-то несколько часов, а я соскучился, мне надо ее увидеть, да и повод есть — я внимательно изучил историю пациента с колотой раной и вынужден признать: в той ситуации Женя все сделала правильно. А значит, мне надо в который уже раз извиниться за свою излишнюю категоричность…       Вижу, как она выходит из палаты реанимации.       — Евгения Павловна! Женя поднимает на меня глаза.       — Слушаю! — а в её взгляде вопрос, что там еще не так.       — Я хотел извиниться. Был не прав, когда выговаривал Вам за эту операцию! — говорю и пытаюсь понять: я прощен?       — Нет, не надо извиняться! Вас можно понять!       Да, прощен!       Женя собирается уходить, я придерживаю ее за руку. И снова ощущение ее теплой руки пробивает током и воспоминаниями! Она останавливается и с улыбкой смотрит на меня, и ее улыбка моментально отражается на моем лице. И я с вдохновением продолжаю:       — Подождите! Я вел себя, как бюрократ! — Конечно, в этом месте уместнее было бы сказать, что вел себя, как дурак. — Да, безусловно, правила и распорядок — это очень важно! Но, я согласен, не важнее человеческой жизни.       — Да не переживайте Вы так! Все ж таки — это работа, и иногда между коллегами случаются различного рода ссоры, — Женя продолжает с улыбкой «утешать» меня.       — Но главное, из них делать правильные выводы… Вообще, я за доброжелательные и хорошие отношения. — Смотрю в ее глубокие глаза, не могу насмотреться. И понимаю, что все мои утренние мысли про ЗАБЫТЬ — тают, тают, тают… А вместо них одна: Я люблю тебя, как же я люблю тебя!       — Я двумя руками — ЗА!       — Значит мир?! — мне кажется, что мы снова говорим глазами о своем, как когда-то.       — А кто-то ссорился? Была какая-то война?       — Ну так, лёгкая перестрелка… — чувствую, как ласковая улыбка опять невольно появляется на моём лице.       Женя уходит, а я так и стою в коридоре. Стою и улыбаюсь, и не могу стереть с лица улыбку, мальчишка мальчишкой, и мне снова легко и тепло. И какие-то непрошенные надежды снова кружатся надо мной…       Опомнись, МЕЧТАТЕЛЬ!       А потом еще раз мы встречаемся с ней в кабинете. Слава тоже здесь. Как же без него?! В кабинете мягкий свет, в чашках горячий чай… Женя сидит напротив меня…       — Я только одного не могу понять, зачем этот Леонид выгораживал жену, которая хотела его… на тот свет? — Слава хочет разобраться до конца в начатом им расследовании.       Как выяснилось, именно Мамин помог Степану решить непростую головоломку: «Кто виновен в преступлении с колотой раной у прооперированного Женей мужчины?» В итоге оказалось, что это была психически невменяемая жена пациента.       И тут Женя выдвигает свою версию произошедшего. По её мнению в этом преступлении есть вина самого потерпевшего. Потому что жена набросилась на мужа с отверткой после того, как узнала, что он ей изменяет.       — Все просто! Но я ее не хочу осуждать. Измена — это тоже удар в сердце. Правда, не карается законом. А жаль!       Но Слава не успокаивается, ему хочется все-таки сорвать аплодисменты за свой вклад в раскрытие преступления века:       — Но согласитесь, коллеги! Если бы не моя наблюдательность, не мои дедуктивные способности, Степан вряд ли бы раскрыл это дело! Ну, ну я не слышу. Где эти восторженные: Слава, МОЛОДЕЦ! Где эти раболепные, коленопреклоненные: «О, ВЕЛИКИЙ, доктор Мамин!»       — СЛАВА Славе! — Женя демонстративно хлопает в ладоши.       — Честь и хвала тебе, Слава! Помог раскрыть преступление! Не каждому, понимаешь, в жизни такой шанс выпадает! — Я в тон Жене подхватываю дифирамбы таланту нашего детектива-любителя.       — Вот! — Слава счастлив. Наверное, давно его никто так не радовал и не хвалил.       — Ладно раскрыть! Он предотвратил будущие! Да! Ведь кто знает, сколько ещё могло быть жертв? — Женя добавляет еще немного сахару.       Слава просто купается в лучах славы!       Стук в дверь. Это Степан:       — Не помешаю?       Да уж! Радость пришла откуда не ждали! Приглашаю его войти.       Королёв делится с нами раскрытыми подробностями произошедшего преступления:       — Ну, в общем, Инга нам все рассказала, во всем призналась! — и тут же добавляет:        — Слав, оставь ты эту работу, переходи к нам в отделение! Мы тебя на руках будем носить!       Степан вносит свою лепту в коллективный гимн о Славиных талантах.       — Вот, слышите?! — Слава гордо смотрит на нас.       И тут Степан наклоняется над Женей и шепчет ей таким сладким голосом, что меня просто передергивает от этой картинки:       — Женечка, ну что пойдём домой-то! Я тебя подожду?       Кабан, наглый и самонадеянный! А Женя?! Значит, тот букет… Значит, все-таки?..       Ну это уже выше моих сил! Смотреть на это я просто не могу! Теряю самообладание, выхожу из кабинета.       А радостные сюрпризы сегодня, оказывается, еще не закончились: навстречу мне Лана!       — Илюш, а я за тобой! Рабочий день закончен. Вечер. Пора домой! И я поняла кое-что. У меня не получается жить без тебя. Совсем не получается! — похоже на продолжение нашего давнего разговора, когда я сказал, что не могу вернуться к прежним отношениям. Ну не получается у меня с ней.       — И я решила остаться с тобой здесь столько, сколько понадобится. — Но Лана уже всё сама решила. За себя. Заодно и за меня. Спорить у меня нет ни настроения, ни желания — меня вообще здесь нет:       — Это может быть долго!       — Не дольше вечности, Илюш!       Я пытаюсь объяснить Лане, что у меня ещё есть дела, и что не могу сейчас с ней уехать. Но она упорно хочет дожидаться меня здесь, в больнице. А мне ничего не остаётся, как с этим смириться.       Лана от радости, что я разрешаю остаться, прижимается к моей щеке.       Ну хоть кому-то я нужен!