Моя практика

      «Уеду я от тебя, Женя. Уеду!       И буду потихоньку отучать себя от твоих глаз, от твоей улыбки…       Потихоньку растает на руках тепло твоих рук, забудется вкус твоих губ… Может, сначала буду просить тебя присниться, чтобы не так одиноко было… А потом ты и сниться мне перестанешь.       Главное, чтобы потом мы не пожалели, что отпустили друг друга. Не пожалели тогда, когда будет ТАК больно и пусто, что уже нет сил терпеть… А позвать тебя уже нельзя… И рука уже протянута в пустоту…       Как понять, что уже пришел момент разжимать руку и отпускать тебя?       Или еще можно бороться за тебя, за НАС?       Все-таки уеду я от тебя, Женя. Навсегда.       Страшно?!       Ну хоть на два дня…       А ты пройдешь по пустому коридору, пройдешь мимо моего закрытого кабинета… И все вроде, как и прежде, только меня нет, и НАС уже нет… И ты вдруг возьмешь и как соскучишься! Как в тот раз, когда благодаря стараниям Ланы, все решили, что я все бросил и уехал не попрощавшись. Насовсем…!» — Вот так, или примерно так, думал я перед отъездом в столицу, когда Лана с утра пораньше запела свою любимую арию, как хорошо и весело жить в Москве и в очередной раз начала уговаривать меня съездить туда, хотя бы на выходные.       Слушал ее, слушал, вспоминал, как Женя уходила домой, к МУЖУ, представлял с негодованием, как встречает ее дома лоснящийся улыбающийся Степа — УУУУУУУ!!! — и вдруг принял решение: ДА! ДА! Уезжаю!!! Да — это был реально СТРАТЕГИЧЕСКИЙ план: уехать и попробовать отвлечься.       Ну сам-то себя не обманывай: в глубине души — надежда — достучаться, ну, и напугать ее немножко.       А получилось — испугался я сам… Стратег, ага!       Здесь, в Москве, я вдруг понял, что уже не будет легко и просто, как раньше, потому что уехать-то я уехал, а сам все равно остался ТАМ, в больнице №6.       Ходил по стерильным во всех смыслах коридорам бывшей своей клиники, а глазами искал тебя, Женя…       По случаю моего приезда профессор Ланской в воскресенье организовал даже небольшой банкет, на который тут же собрались почти все мои бывшие коллеги. Многим было любопытно узнать, как мне работается на новом месте и в новой должности. Одни уговаривали вернуться в клинику, другие делились свежими новостями за прошедшее в моё отсутствие время.       Слушал стерильные разговоры: о сложных операциях, о новых аппаратах — обо всем и ни о чем — и снова вспоминал свое приемное.       Слушал восторги Ланы о новом спектакле, горячо обсуждаемом в соцсетях, о недавно открытой выставке очень модного современного художника, которую мы непременно должны посетить (надо понимать, чтобы выгулять меня и новое платье и показать нас, меня и платье, своим подругам)…       Смотрел. Слушал. И думал: а ведь у меня в отделении такие случаи бывают, что тут тебе и драма, и комедия, и живопись в одном! Как тот живописный бомж с краской на лице — чем не современный боди-арт?! Или молодой мужчина с отверткой в груди — детектив плюс драма. Причем все в одном теле! И так каждый день!       А в тот день, когда я окончательно уверил себя, что надо хотя бы на пару дней уехать из Тулы, так вообще: случай с УГОНОМ скорой помощи! Видел бы кто этих угонщиков!       Очень явственно перед глазами всплывает это необычайное событие — два пожилых мужчины, один из них в тельняшке, привезли супругу одного из них к нам в приёмное отделение. Да, да! Именно самостоятельно доставили, САМИ, угнав при этом машину скорой помощи.       В тот день я спешил на работу, фактически почти опаздывал. А тут ещё очень вовремя Лана упала на хвост, с просьбой подвезти до торгового центра. Попытка улизнуть в одиночку с доводами, что все магазины в такую рань еще закрыты, не увенчалась успехом. Лане ну очень хотелось прокатиться со мной до дверей моей больницы. И как выяснилось потом, под предлогом погулять по городу и посмотреть кремль, сподвигнуть наконец-то меня на поездку в Москву.       Правда, сначала пришлось выслушать кучу упреков о моих поздних возвращениях домой и о ее желании устроиться в нашу больницу психологом, чтобы быть ко мне поближе и почаще видеться.       «Круто!» — подумалось тогда, — двадцать четыре часа в сутки рядом с тобой, Лана, — это, конечно, предел моих мечтаний!» Попытался шуткой отбиться тогда от ее навязчивого внимания к моей персоне, ответив, что у нас уже есть психолог — Гиппократ Моисеевич, он же ПО СОВМЕСТИТЕЛЬСТВУ — главврач нашей больницы. И что второй психолог никак не впишется в штат нашей больницы.       Но шутка моя не прошла. Лана обидчиво надула губы. Пришлось тут же утешать. И между делом выслушивать очередные упреки в мой адрес. Видите ли она вынуждена привыкать к этому «дурацкому» городу, чтобы хоть в чем-то быть мне нужной и, чтобы мы были вместе.       И тогда я, чтобы уж поскорее закончить этот бесполезный разговор, пообещал, что постараюсь приходить домой пораньше.       А потом Лана, видимо, решив, что пришло время использовать мою сговорчивость до конца, заговорила в очередной раз о поездке в Москву на выходные. В ход была пущена тяжёлая артиллерия. Лана очень хотела, чтобы я помирился с ее отцом, моим учителем.       Хотя, по большому счёту, ссоры никакой и не было. Но тот факт, что я уехал, так и не попрощавшись, да ещё и не поздравил Константина Сергевича с юбилеем, не давал покоя моей совести.       — Я дежурю в субботу, — пожалуй, это была на тот момент единственная и последняя причина отказать Лане и никуда не ехать. Но Лана продолжала штурм:       — В субботу! В воскресенье! В праздничные дни! Ты все время занят! А когда у тебя будет время на меня?! На нас с тобой?!       И тут я сразу же подумал: а почему бы и нет?! Может быть, Женя, узнав о моём отъезде, соскучится и поймет… Что именно поймет — неважно, главное, СОСКУЧИТСЯ! А вслух, для Ланы лишь произнёс:       — Хорошо! Я попробую договориться!       Услышав наконец-то от меня желаемое, Лана вышла из машины и отправилась «привыкать к страшному городу» и попутно «искать что-нибудь для уюта»…       А возле поста дежурной медсестры уже был небольшой завал. Видимо, Вячеслав Александрович наслаждался такой популярностью нашего отделения и не спешил приниматься за работу. Как обычно пришлось его немного встряхнуть, намекнув на скопившуюся в коридоре очередь.       Слава с трудом проглотил какую-то ответную реплику, но вслух кротко произнес:       — Я бегу!       Конечно, представить, что Слава сейчас прямо сорвется и как побежит, я не мог. Зато я ускорение от его взгляда, который он метнул мне в спину, точно почувствовал!       Быстро переодевшись, поспешил разгребать завалы. И первая же пациентка с рваными ранами голени с обеих сторон меня слегка озадачила. Начала мне вдруг рассказывать о том, что она упала на улице.       Ну да, упала! А я не травматолог со стажем, а так — зашел погреться в приемное!       — А почему кожа содрана и справа, и слева? — сразу же поймал ее на сокрытии истины.       И тут женщина, прячась за моей спиной от мужа, начала сложную пантомиму, показывая жестами, что надо бы удалить ее супруга из кабинета. Я предложил мужчине выйти и пригласил медсестру на перевязку.       Но вскоре из-за двери послышались какие-то крики и шум. Пришлось срочно выйти из процедурной, чтобы узнать, что случилось.       Картина в коридоре была яркая, прямо скажем, впечатляющая! Да и звуки тоже! Всё смешалось в кучу: пациенты, родные и близкие пациентов, каталка с больной, наш фельдшер Вася… И все орали! И каждый исполнял свою партию в этом хоре! А я с большим трудом в тот момент понимал кто, что и кому пытается доказать.       Пришлось мне взять на себя роль дирижера в этом не очень слаженном ансамбле. А для начала главное было, чтобы все замолчали и успокоились.       Опрос я решил начать с Васи. Тот сразу же немного сбивчиво и очень эмоционально поведал мне о том, что у пациентки перелом шейки бедра. И диагноз этот был поставлен пожилой жещине ещё вчера, но только другим фельдшером, который и предупредил об этом нашего Василия.        — Муж пациентки согласился оставить ее дома. А потом пришёл вот этот, в тельняшке и закрыл меня в кладовке, — тут Вася показал на стоящего рядом пожилого мужчину и гневно добавил:        — Санитара закатали в ковёр! У водителя забрали ключи и угнали скорую! Самостоятельно доставили пациентку сюда.       Во время Васиной исповеди я рассматривал пенсионеров и как-то с трудом представлял этот экшен. Наверное, кодовое слово было здесь: «В тельняшках»!       Потом я предоставил слово преступным угонщикам! Те заговорили в два голоса:       — Это все потому, доктор, что вот этот, с позволения сказать, врач, отказал Ниночке в госпитализации.       — Бумажная душа!        Картина по-прежнему не особо прояснялась. Меня тогда очень удивило, как эти пожилые мужчины могли столько всего натворить?! Я подошёл к пациентке на каталке и с улыбкой произнёс:       — Ну и буча из-за Вас тут поднялась!       Поздоровавшись, я назвал своё имя и спросил как её зовут. Она очень ласково, по-матерински, тоже улыбнулась мне в ответ и представилась:       — Нина Алексеевна.       Дальнейший опрос я продолжил уже в смотровой.       Как потом выяснилось из общения с Ниной Алексеевной ее мужем, диагноз — перелом шейки бедра, поставлен был ей вечером накануне. Только вот никакой рентген пожилой женщине никто и не делал.       А тогда меня сразу насторожили жёлтые белки глаз пациентки. И то, что ни один, ни другой фельдшер ранее этого не заметили. Да и больная призналась, что у неё главным образом болит живот. Необходимо было для начала взять все анализы. Но когда я начал осматривать ногу женщины, она вдруг вскрикнула от боли и потеряла сознание.       Галина кинулась за нашатырем, а мне пришлось чуть не силком выводить в коридор ее мужа, который тут же бросился к своей жене с криками:       — Нина, Нина, Ниночка! Послушайте, ну сделайте хотя бы что-нибудь!       И как мы не пытались его успокоить, он ни на секунду не хотел оставлять свою жену.       В итоге все-таки из смотровой его мы увели. Галина тут же вколола пациентке обезболивающее.       А потом зазвонил мой телефон. Звонила Лана. Ну и, конечно, по всем законам жанра именно в это время вошла в кабинет Женя. «Ничего страшного, — успел я подумать, — ты же, Женя, семью сохраняешь, да?»       Но мрачный взгляд Жени на телефон, потом на меня — явно показал, что ей лицо Ланы, пусть даже на экране, радости не доставило!       Зато мне реакция Жени была приятна. Почему-то.       — Да, Лана! — я нарочно ответил на звонок, не выходя из кабинета. — В чем дело?       Как я понял, Лана проверяла, не показалось ли ей, что я согласился поехать в Москву. Тут же заверил ее, что прекрасно об этом помню. И что в Москву мы едем в пятницу, а сегодня ещё среда.       Помню, про себя даже подумал тогда: «Как удачно она позвонила, и я так ненавязчиво посвятил Женю в свой предстоящий отъезд. Хотел ведь этого?!»       Женя тем временем, присев возле пациентки, начала с ней беседу о том, когда появились первые признаки желтухи. Нина Алексеевна так ничего конкретно вспомнить не могла и только пыталась узнать у нас, что с ней произошло. Женя тут же поинтересовалась о рентгене.       — На рентген сейчас поедем. Но я очень сомневаюсь в диагнозе скорой. ОЧЕНЬ. — Ответил я ей. Да, собственно говоря, тогда уже и не сомневался.       А когда пришли результаты анализов и рентген, который показал, что шейка бедра на своем месте, Женя практически уже поставила диагноз:       — Перелома нет. Но есть прогрессирующая желтуха. Кровь как при перитоните.       Поставив предварительный диагноз: разрыв желчного пузыря, Женя тут же отправила пациентку на УЗИ, а я предупредил мужа Нины Алексеевны о необходимости срочной операции.       Подошедший к нам друг в тельняшке сразу же подхватил мои слова:       — Я же говорил, что ей в больницу нужно. Доктор, теперь главное, чтобы ей достался хороший хирург.       А я заверил мужа, и его друга, что у нас есть прекрасный хирург. А потом, предложив мужчинам дожидаться окончания операции в отделении, направился на пост.       Там наш Вася как раз составлял свой обвинительный документ против пожилых угонщиков. Степан стоял рядом, дожидаясь заявления от фельдшера. А я, чтобы охладить Васин горячий пыл, тут же строго произнес, что он допустил преступную халатность, толком не осмотрев больную и не проверив диагноз.       — У неё разрыв желчного пузыря и перитонит, — сообщил я ему и добавил, чтобы он благодарил Бога, что эти самые старики успели вовремя привезти больную сюда. И есть надежда спасти ее.       Вася, в общем-то, добрый малый, явно переживал свою оплошность. Догнав меня в коридоре, он с искренним волнением спросил, что теперь будет с пожилой пациенткой. Ответил ему, что её готовят к операции…       …К счастью, операция прошла успешно. Впрочем, в Жене я не сомневался, для нас было главное, чтобы выдержало сердце Нины Алексеевны.       А уже ближе к вечеру, услышав радостные возгласы в коридоре, поспешил узнать, что там произошло. Возле палаты реанимации стояли уставшие Женя и Оля, которых с нетерпением встречали и уже терзали своими расспросами наши герои, угнавшие скорую.       Я тут же поинтересовался у Евгении Павловны как все прошло хотя и по взгляду на неё было понятно, что операция прошла успешно.       — Все нормально! — Женя выглядела уставшей, но довольной. И я глядя на нее, просто не мог тогда скрыть своего восхищения.       — Ну, что-то Вы долго провозились. Часа три, не меньше! — мне сразу стало понятно, что операция была не из простых.       И тут муж пациентки от переполнявших его чувств, в знак благодарности попросил поцеловать смутившейся Жене руку, а его друг начал благодарить и осыпать комплиментами Ольгу.       Эх! Хотел бы и я в тот момент поцеловать Женины руки. Или просто подержать их в своих…       Я прервал эту милую беседу и пригласил моряков пройти ко мне в кабинет, чтобы написать им номера телефонов больницы.       А потом я развернулся к Жене и с надеждой предложил:       — Евгения Павловна! Может быть, Вы тоже с нами? — почему мне показалось на миг, что она согласится. УВЫ! Женя тут же поставила точку в моих мечтаниях:       — А… Нет, нет. Я домой. К МУЖУ… Устала сильно…       «Ах, да! К МУЖУ! Да помню я, помню про мужа-то! Зачем же Вы, Евгения Павловна, при мне в тот вечер так настойчиво подчеркивали свое возвращение к мужу? Или его возвращение?» — что-то я уже запутался.       А тогда снова, в который уже раз, стоял я столбом посреди своего отделения, глядя, как удаляется от меня Женя. И в тот момент для себя уже твёрдо решил: «Всё! В Москву! Уезжаю в Москву!» 4 марта       И снова Тула.       Лана, кажется, решила не отпускать меня от себя ни на минуту. Похоже, возомнила себя женой—декабристкой. Пытаюсь различить смысл ее слов, потому что мыслями давно уже не с ней. С Женей.       Как же я уже СОСКУЧИЛСЯ!!!       Но Лана не видит или просто не хочет замечать моё отсутствие, то есть присутствие НЕ ЗДЕСЬ:       — Нет, все-таки Москва есть Москва. Слушай, мы так давно здорово не проводили время вместе! Я не помню, по-моему, это было лет пять назад в последний раз. На Новый год.       — Наверно, — отвечаю, но если честно… да я вообще как-то не помню то «здорово».       Лана вспоминает прошедшую вечеринку, шутки папы… На её лице счастливая улыбка:       — Весело!       — Да, — пытаюсь, как могу, поддержать беседу. Улыбаюсь. Надеюсь — хоть в тему. — Лана, только мы домой заехать не успеем. У меня рабочий день сегодня.       — Домой?! Интересно, а мне казалось мы из дома как раз и едем.       Возмущению Ланы нет предела. Да ладно, я согласен сейчас на любую формулировку, только не надо мне сейчас настроение портить:       — Я просто оговорился.       — Слушай, какой страшный город, а?! Что ты тут забыл? Никогда к нему не привыкну! — Лана, глядя в окно, снова делает недовольную гримаску.       «А тебе и незачем привыкать. Я тебя сюда не звал», — про себя думаю я, высаживая Лану возле своего подъезда. И тут же забывая о ее существовании, спешу изо всех сил в больницу.       С какой радостью захожу снова в своё отделение.       Ну здравствуй, родной дом!       И работа — тоже, здравствуй!       Как жаль, что Жени сегодня не будет, она взяла отгул!       А на пост уже въезжает каталка с пациентом. С ходу замечаю тяжелейшие ожоги на теле.       — Сильное поражение лица и рук, — докладывает мне фельдшер. Я внимательно осматриваю больного:       — Кожные покровы в области поражения бледные. Хоть что-то! Рядом с каталкой стоит довольно плотной комплекции мужчина. Говорит, что не родственник, а начальник плиточного цеха, где работал мастером наш потерпевший. Объясняет нам, что сильные ожоги пациента — результат удара током. Что-то связанное с трансформатором высокого напряжения.       Подошедшая к нам Ольга, услышав про плиточный цех, вдруг почему-то начинает интересоваться, где он находится. И узнав от Васи, что на Фрунзе, слегка меняется в лице.       — Везите в процедурный, — понимаю, что с этим пациентом нужно заниматься срочно.       — А почему так спиртом воняет? Он пил, что ли? — Ольга морщится брезгливо.       И тут начальник очень уверенно заявляет нам, что потерпевший каждый день закладывает за воротник, и тут же просит у меня справку о том, что мастер поступил к нам в нетрезвом виде.       — Ну, конечно, — заверяю я его. Правда, что-то в его словах и действиях меня неприятно настораживает, но как только за ним закрывается дверь, тут же об этом забываю и перевожу взгляд на нашего анестезиолога:       — Ольга, оформляйте его, а я подойду в процедурный, — отдаю распоряжение, а сам спешу в свой кабинет. Нужно срочно переодеться.       Едва вошел в кабинет, как слышу стук в дверь.       Сюрприз!       Нет, ПОДАРОК!       Женя уже на пороге: в глазах и облегчение, и смущение, и какая-то тихая радость, которая тут же передается мне. Давно уже Женя не смотрела на меня ТАК: ласково и светло.       — Привет!       — Привет!       С улыбкой смотрим друг на друга. И я продолжаю читать в ее взгляде все то, что я и мечтал увидеть: «Как хорошо, что ты вернулся! Я так рада тебя видеть».        — Я уж думала, ты в Москве останешься. Ну, зная твою любовь к опозданиям…       Я не комментирую ни ее слова, ни свой приезд. Зачем? Все равно самое главное мы уже сказали друг другу — глазами! И главное, не спугнуть неловкими словами эту возникшую между нами теплоту. Как могу, пытаюсь держать себя в руках и скрыть свои чувства от такой долгожданной встречи с ней.       Женя садится на самый краешек стула и изредка взглядывает на меня.       Обмениваемся с ней простыми фразами:       — Гиппократ Моисеевич меня не искал?       — Нет, его самого нет. Он на заседании в Горздраве.       — Что-то он зачастил…       — Позвонил, сказал, что будет только завтра.       А теперь — самый главный вопрос, хотя мне кажется, что ответ на него я уже увидел в ее робкой улыбке, в свете ее глаз.       — А ты почему здесь?       — Я? — Женя, похоже, еще не придумала ответ.       — Ты ж на этот день отгул взяла? Женя, продолжая улыбаться, изображает сложные поиски в архивах памяти:       — А сегодня какое число?       — Четвертое… — отвечаю и жду, хотя и так знаю ответ. Тот, настоящий.       — А? А я забыла.       Да, Жень, уже поверил!       Я продолжаю переодеваться: снимаю пуловер, накидываю халат… И Женино присутствие здесь и сейчас кажется таким естественным. И вся она такая моя, уютная, домашняя.       И тут в мой кабинет пытается войти Изабелла с вопросом: «Илья Анатольевич, Вы хотели меня видеть?» Сразу же извиняется, что нечаянно задела меня дверью. А я, с большим трудом отводя свой взгляд от Жени, на ходу вспоминаю о том, что Беллочке нужно сообщить в полицию по поводу несчастного случая с ожоговым пациентом.       Изабелла, глядя на меня с неприкрытым радостным удивлением, наконец-то снова оставляет нас с Женей наедине.       — Илья Анатольевич, а что же мне делать? — Женя хочет услышать мой ответ?       — Гулять! Отгул же!       Я выхожу, не оглядываясь.       Мне не надо оглядываться, я и так чувствую ее сияющий взгляд.       И я счастлив.       Как же я люблю тебя, Женя!