Моя практика

      А день сегодня удался!       Ну что же! Время подводить итоги! Раз уж я такой выдающийся план разработал с этой поездкой в Москву.       ИТОГ № 1: Степа, я тебя ПОЧТИ люблю и ты меня уже ПОЧТИ не раздражаешь. Ну как «люблю», скажем так: Спасибо тебе, Степа! Уж не знаю, за что точно. Что уж ты там не так делаешь, но Женя в свой выходной сбежала из дома и первым делом пришла в мой кабинет.       Впрочем, это уже:       ИТОГ № 2. Пришла, присела на самый краешек стула и смотрела так, словно глазам своим поверить боялась… Хотя это всё же ИТОГ № 1!..       Спасибо, что ты рядом, моя радость!       И тогда я полетел, или взлетел, или улетел — на крыльях — по своему отделению. Вперед и выше!       И вот он — ИТОГ № 3!       Как же я люблю свою работу, люблю свое отделение.       Просто люблю!       Всё мое, всё родное!       И главное, ВСЁ под рукой: тут тебе и слезы, тут тебе радость, хочешь — драма, а хочешь — детектив…       Ну, скажем, детективы в нашем отделении не в новинку, но вот сегодня мне даже пришлось самому принять участие в разоблачении преступника. Так что следователей, или детективов, в нашем отделении прибавилось! Заразное оно, что ли?       Хотя до Славы, точнее до его славы, мне еще далеко.       Но было нынче и кое-что новое. Ну просто вишенка на торте: мужской стриптиз. Хоть меня этим-то удивить трудно, но вот за Марь Васильевну рад. В общем, обычный день, но по-своему неповторимый. Немного грустный, но и оптимистичный…       И все же главный ИТОГ ДНЯ — свет и радость в глазах Жени при виде меня. Ее внезапное появление в больнице в свой отгул.       И мне уже не надо было никаких слов.       Просто видеть её взгляд: нежный и теплый. Её ласковую, смущенную улыбку.       И что?! План мой сработал?!       Я оказался прав, Женя, уехав от тебя в Москву и оставив на выходные своё родное отделение?       Да, Женя, от себя не убежишь!..       Это я про себя?! Или…?!       Женя, давай будем честными. Правда-то, вот она, вся, как на ладони!       И никакая Москва не спасёт уже ни тебя, ни меня!       А в разлуке я еще больше понял и осознал, что мне просто необходимо быть рядом с тобой......       Для меня именно ЭТОТ ИТОГ важен и очевиден.       А вот для Жени?..       Ещё и ещё раз мучительно ищу ответ на этот вопрос, не спеша восстанавливая в памяти весь сегодняшний день…       …Вспоминаю, как окрыленный после нашей неожиданной (или всё же ожидаемой?!) утренней встречи с Женей поспешил в смотровую. Там Ольга уже успела осмотреть пациента, поступившего к нам по скорой после аварии в плиточном цехе.       — Ожоги от второй до четвёртой степени — больше двадцати процентов, — услышал её предварительный диагноз.       А тогда первое, что бросилось мне в глаза — сильно обгоревшее лицо пациента и глаза.       — Там руки сильнее всего. Я ввела трамал. Хотя боялась, что из-за алкоголя будут проблемы, — констатировала Шмелева.       А я, бросив взгляд на обуглившиеся пальцы пациента, понял, что ампутации не избежать. Правда в тот момент необходимо было ещё немного подождать, чтобы чётче определились границы ожога.       Сразу же отдал Галине распоряжение подключить мужчину к ИВЛ и уже на выходе из смотровой услышал ее недовольное ворчание:       — Не надо пить на работе. Все беды от водки!       — На трезвую голову люди совершают поступки и похлеще, — ответил я тогда старшей медсестре, и, как выяснилось впоследствии, слова мои оказались вдруг пророческими.       Не успел выйти в коридор, как за мной из кабинета выбежала Ольга. Она, волнуясь, сообщила мне о том, что мужчина с ожогами работал в цехе, принадлежащем её отцу, и попросила, пока будут идти разбирательства, отстранить её от этого пациента.       Попытался убедить Ольгу в том, что теперь как раз именно в ее интересах поставить этого пострадавшего на ноги любой ценой:       — Работай, занимайся своим делом, а те, кому надо, займутся своим.       Ольга кивнула послушно и вернулась в смотровую.       А я направился на пост за результатами анализов вновь прибывших пациентов. Не успел отдать распоряжение Изабелле ещё раз позвонить в лабораторию, как за моей спиной чуть было не ускользнул из отделения Слава. Но бдительная Беллочка, увидев хитрые маневры Мамина, была начеку:       — Ой, Вячеслав Александрович, а куда это Вы? — Изабелла как несостоявшаяся актриса так простодушно и непосредственно округлила свои невинные глазки, будто и не догадывалась, что застукала нашего терапевта «на месте преступления».       Насчет преступления — не уверен, но застукала точно.       А тогда я обернулся и с удивлением уставился на Славу. Оппа! Мамин, немного растерянный, стоял с верхней одеждой в руках и явно готовился улизнуть из больницы среди рабочего дня.       Слава, бросив быстрый испепеляющий взгляд на Изабеллу, виновато глядя на меня, произнёс:       — Илья Анатольевич! Я очень хотел отпроситься у Вас, минут на сорок, — и довольно достоверно разыграв робость и почтение, добавил: — Можно?       Похоже было, что Мамин сильно боялся услышать мой отказ. Рассказав мне про какую-то важную встречу, еще раз робко спросил:       — Разрешите?       — Ну надо, так надо! — я решил проявить великодушие.       По Славиному лицу было видно, что встреча эта для него на самом деле очень важна. Он искренне поблагодарив меня, тут же удалился.       Помню, как Белочка, глядя на мою удивленную реакцию и проанализировав в своей хорошенькой головке Славину речь, загадочно прокомментировала:       — Видимо, какая-то ОЧЕНЬ важная встреча…       Мне и самому интересно было узнать, по какому такому срочному делу понадобилось отлучиться нашему Славе. Но раздувать сплетни и обсуждать разные домыслы с подчиненными — нет уж, увольте! И я, отдав Изабелле поручение дозвониться в лабораторию, поспешил в свой кабинет.       А потом… вдруг в коридоре неожиданно увидел Женю.       ДОМОЙ ОНА ТАК И НЕ УШЛА!       Женя сидела на диванчике рядом с двумя взволнованными девочками лет пяти — семи. Девочка помладше вытирала слезки, а Женя пыталась ее успокоить:       — Ну, к папе пока ещё нельзя. Его лечат. Он спит…       Помню, как заворожили меня тогда мягкие интонации ее голоса и излучающий доброту ласковый взгляд. И я просто не мог пройти мимо этой трогательной картины. Стоял, смотрел на Женю в каком-то оцепенении и просто не мог налюбоваться.       А потом, подойдя поближе и напустив на себя нарочитую строгость, произнёс:       — Так! Что за детский сад у меня в отделении?       — А… Это сёстры Синицыны. Ну, дочки, — Женя, немного смущаясь, с готовностью пояснила мне ситуацию.       Да я и сам это уже понял. Две маленькие растерянные пташки-синички в большой больнице для взрослых!       И тут Женя поведала мне очень грустную историю, что у детей, кроме бабушки по материнской линии, живущей в Донецке, больше нет никаких родственников. Да и та в плохих отношениях с их отцом. Тогда я подумал, что причина конфликта кроется в пагубном пристрастии мужчины к алкоголю.       Но девочки тут же заверили нас, что папа их после смерти мамы практически не выпивал. Помню, как старшая ещё и добавила, что после смерти мамы, бабушка хотела младшую сестренку к себе забрать. Да папа не отдал. Сказал, что сам справится.       Мне стало бесконечно жалко этих девчушек: худенькие, заплаканные, с тоненькими косками, которые уже никогда не заплетет им их отец…       В тот момент нам с Женей было понятно, что необходимо срочно куда-то пристроить детей, хотя бы на время. И тут мне в голову пришла блестящая идея:       — Евгения Павловна! Как Вы думаете, а у нас найдётся место в педиатрии? Им же можно проверить, например, миндалины? У детей всегда бывают проблемы с горлом, — говорил, а сам не отрываясь смотрел Жене в глаза. И в ее ответном взгляде была та теплота, с которой она минутой ранее смотрела на детей. И этот теплый и лучистый взгляд был предназначен в ту секунду только мне…       Женя, искренне обрадовавшись и поняв мой намёк, тут же подхватила эту мысль:       — Замечательная идея! Да! И дать им аскорбинку и обязательно гематоген! — при этих словах она снова посмотрела на меня с такой благодарностью, что сердце моё радостно подпрыгнуло навстречу ее улыбке. В тот момент я так явственно ощутил, как между нами снова возникло вдруг необратимое притяжение друг к другу. И еще я понял, глядя близко-близко в ее глаза, что и она это поняла. И поняла, что понял это я…       Ну, а мне предстояло предпринимать радикальные меры к отцу этих девочек. Осмотрев его руки, я понял, что медлить уже нельзя. Могла начаться ожоговая болезнь и сепсис.       Операция прошла успешно… Если можно назвать успехом то, что в итоге несчастного случая зрелый мужик с двумя детьми на руках — остался как раз без обеих рук. Какой же несправедливый удар судьбы…       Да еще вдруг выяснилось, что Синицын этот на самом деле не был пьян. Точнее, алкоголь в крови присутствовал, но в очень маленькой дозе. Слишком мизерной, чтобы совсем ничего не соображать. Каких-то 0,2 промилле. Примерно рюмка водки, как уточнила Галина. А вот слова Ольги о том, что у неё после осмотра пострадавшего все руки пропахли алкоголем, заставили меня призадуматься.       По моей просьбе Марья Васильевна принесла в кабинет пакет с вещами Синицына. Решил тогда сам понять и разобраться, в чем же тут дело. Пришлось даже принюхиваться к одежде мужчины, которая на самом деле помимо гари, как ни странно, явно пахла ещё чем-то спиртосодержащим.       Да и наша нянечка, стоявшая рядом, подтвердила мои предположения:       — Они что там в цеху — водкой поливаются что ли? — воскликнула она удивленно.       А ещё сейчас с улыбкой вдруг вспомнил, как между делом Марья Васильевна пыталась с возмущением рассказать мне про странного пациента, который её сильно напугал, начав прямо с порога перед ней снимать штаны:       — Пришёл и на тебе! Расчехлился! — возмущенно жаловалась мне наша нянечка. Видимо это картина так живо стояла у нее перед глазами, что она все никак не могла успокоиться:       — Интеллигентный человек! Пришёл — и весь рассупонился!»       Слова-то какие смешные: «рассупонился», «расчехлился»! Так вот ты какой — наш великий и могучий! Хотя в тот момент я был так увлечен собственным расследованием, что истинный смысл этих слов так и не понял.       А впоследствии выяснилось, что наш «стриптизер» по ошибке принял Марью Васильевну за нашего хирурга Евгению Павловну. Вот и пытался продемонстрировать ей свою «проблему»! Ну и получил заслуженные аплодисменты от нашей пожилой нянечки. Ударом мокрой тряпки…       А вскоре тот молодой мужчина с деликатной проблемой появился уже в моём кабинете. Это случилось как раз после нашего разговора с Женей и Степаном. Мы беседовали по поводу несчастного случая с электриком и строили догадки о том, что все-таки на самом деле произошло утром в плиточном цехе. Королев тогда высказал свои предположения о том, что пациенту насильно пытались влить в рот водку после того, как произошла авария и пострадавший был уже практически в бессознательном состоянии. А значит из-за обнаруженного алкоголя в крови нашему отцу-одиночке, теперь ещё и инвалиду, не светило никаких льгот и денежных компенсаций.       А потом Степан вдруг резко спохватился и выбежал из кабинета, сообщив, что ему нужно заехать в какой-то магазин.       Не успели мы наедине с Женей перекинуться парой фраз о том, как помочь нашему пациенту и что теперь делать с анализами Синицына, как в мой кабинет кто-то робко постучал. И перед нами возник сильно возбужденный и взволнованный мужчина, довольно интеллигентного вида с жалобами на неадекватную, по его мнению, реакцию нашего хирурга:       — Ребята! Я, конечно, все понимаю. Моя проблема, она не из стандартных. Но охадить мокрой тряпкой пациента — это жесть! Эта Королёва Евгения Павловна — она просто МЕГЕРА!!!       Я слушал его, понимая в тот момент только одно: произошла какая-то путаница. Переводил взгляд с него на Женю, видел ее растерянность — и не спешил помочь мужчине разобраться в этой ситуации. Можно сказать — наслаждался реакцией Жени…       Как он ярко произнес это слово: МЕГЕРА! Мои аплодисменты!       Это была моя минута торжества! За все мои страдания…       Шучу, конечно!       Тогда я, еле сдерживая смех, весело взглянув на Женю, с готовностью кивнул:       — Полностью согласен!       Женя тут же встрепенулась, ничего не понимая:       — Подождите, подождите! Вы сейчас о ком говорите-то?       Мужчина ещё больше смутился и залепетал, глядя в свою бумажку:       — Ой! Хирург… Павловна… Евгения…       Женя, подойдя ближе, взяла бумажку, на которой, и правда, было написано её имя. Она ещё раз прочитала своё имя, написанное на листочке и сообщила пациенту, что это она и есть — Королёва Евгения Павловна.       Я кивком головы подтвердил пациенту её слова.       А наш стриптизер, вдруг обрадовавшись и, сообразив, что до этого он просто-напросто ошибся адресом, прямо в моём кабинете начал тут же расстегивать свои брюки уже перед нами. Я еле успел его остановить и пригласил мужчину пройти в смотровую, чтобы более подробно ознакомиться с его «деликатной проблемой» на месте…       Там-то, наконец, и выяснилось, кто напугал нашу Марью Васильевну. А потом из уст пациента мы с Женей выслушали пламенный рассказ про его религиозную девочку-иудейку, и про то, что любовь у него к ней страшная, и про то, что она его в натуральном виде не приемлет, но он ради нее на все готов. И на операцию пошёл в частную клинику, дабы мужики не узнали и не засмеяли…       Да уж, чего не сделаешь ради любви!       …А вообще с его мужской проблемой мы с Женей разобрались довольно быстро. Это оказалась очень грубая работа хирургов. При осмотре, мы сразу же обнаружили лигатурные свищи, образовавшиеся, судя по всему, при использовании некачественной шовной нити.       А еще нам сильно повезло, что пациент наш работал в налоговой и даже когда-то проверял плиточный цех на Фрунзе, в котором получил ожоги Синицын. Мы согласились «починить» нашего «стриптизера» неофициально, в обмен на информацию о работе цеха Шмелева. И вскоре получили от него подтверждение нашим догадкам и предположениям о том, что цех этот работал нелегально, без ведома Шмелева, в ночную смену.       Уже вечером в отделении снова появился Королёв. Он и предложил план действий, как вывести этого прохиндея и подлеца, начальника плиточного цеха, на чистую воду. Чтобы заманить прораба к нам в отделение, мы тут же выдумали довольно правдоподобную историю о поступившем к нам с ожогами электромонтере плиточного цеха.       Я провёл начальника в свой кабинет, где нас дожидались уже Женя и Степан. И там, уже втроем, мы разыграли для него целый спектакль.       Королев сразу же повел свою речь о том, что несколько часов назад у Синицына якобы была зафиксирована смерть головного мозга. И что в связи с решением об отключении мужчины от аппарата искусственной вентиляции лёгких, необходимо присутствие кого-то, кто бы мог представлять интересы пациента. А так как у мужчины близких совершеннолетних родственников не оказалось, то прораб, как его начальник и должен был выполнить эту роль.       Потом Степан в качестве доказательства, что Синицын был нетрезв, показал прорабу пустую бутылку из-под водки, якобы найденную возле его подчиненного, сообщив при этом, что эта улика будет прикреплена к делу и отправлена на экспертизу со снятием отпечатков пальцев.       И вот тут-то начальник плиточного цеха, до этого сидевший с непроницаемым лицом, дрогнул:       — Вы не могли её там найти! То есть я хотел сказать, что…       — Да все понятно! — тут же перебил его Степан, — нам вообще здесь всем понятно, что Вы хотели сказать. Все правильно, Эдуард Викторович! Рабочий вряд ли купит себе такую дорогую водку. А вот Вы… учитывая, что у Вас такой водки полный холодильник, явно имеете слабость к таким напиткам.       — Вы на что намекаете? — прорычал в ответ покрасневший от дикой злобы прораб, сразу же сообразив, что сам же в итоге и проговорился.       — А нам кажется, что дело было так. Вы из своего кабинета вызвали скорую. Там же прихватили вот эту бутылочку. Разослали всех потенциальных свидетелей с разными поручениями и вернулись к Синицыну уже с ней, — я тоже включился в дело по разоблачению преступника.       — Бутылку выкинул, а пробочку, вот такую приметную, забыл, да? — Степан извлек из папки ценную улику и потряс ею перед прорабом.       — Бред! Вам ни один прокурор не поверит! — последнее, что при мне произнёс начальник плиточного цеха, потому что, постучавшись в дверь, в кабинет вдруг влетела Изабелла и извиняясь сообщила:       — Дочки этого Синицына пришли. Узнали, что отец в себя пришёл — сбежали!       Женя, тут же сорвавшись с места, убежала вместе с Беллочкой к девочкам. И я верил и знал, что Женя не бросит этих детишек, пока не найдет для них надежные руки, до выздоровления отца. Она такая!       Так как моего присутствия в кабинете больше не требовалось, я тоже поспешил на операцию к пациенту из налоговой, который с нетерпением меня уже дожидался. Ольга тем временем подготовила операционную. И хотя смена моя давно уже закончилась, своё обещание я выполнил. Помог этому горе-влюбленному: ну если точнее, облегчил страдания, не любовные, конечно, физические!       Но из-за любви точно.       Мало того — был несказанно этому рад!       И, конечно, рад, а можно сказать, даже счастлив, потому что ПРАВДА в моём отделении все-таки ТОРЖЕСТВУЕТ!..