Моя практика

6 мая       А здорово, что мы с Женей всё же вырвались на море!       Женя идет впереди меня по берегу, по самой кромке воды. Теплые волны касаются ее ног. И я хочу быть этой теплой волной, чтобы вместе с этими волнами касаться ее…       Потом она заходит в воду и наклоняется, чтобы поднять какой-то чудо-камешек. И в это время набежавшая волна окатывает ее с ног до головы. Женя подпрыгивает, как девчонка, смеется и поворачивается ко мне. Огромные счастливые глаза.       Жень, ну, хорошо же!       Мокрое платье обхватило тоненькую фигуру, стройные ноги… Не могу налюбоваться. Я вижу, как по любимому лицу скатываются соленые капли. Вот одна скользнула по губам, и губы стали влажные… Я вижу, как капли скатываются Жене на плечи, на грудь… И больше всего на свете мне хочется сейчас поймать губами эти капли…       Я делаю шаг навстречу моей Жене.       — Женька, Женя, люблю тебя, — сквозь улыбку шепчу ей.       У нее шевелятся губы, но я не слышу ее голоса. Хотя я читаю по губам, по глазам… Женя, только не отводи глаза, смотри на меня, смотри долго, хочу быть в твоих глазах.       И я счастлив!       Я БЕЗУМНО, БЕСКОНЕЧНО, ПРОНЗИТЕЛЬНО СЧАСТЛИВ!!!        — Что? Не понял! Повтори! — мне кажется, я уже кричу… и просыпаюсь. Еще немного лежу с закрытыми глазами.       Сон мой, не уходи, продлись! Я же еще не поцеловал ее!!!       Потихоньку возвращаюсь с морского побережья в свою постель, из мира счастья в мир, где есть часы и работа. Оказывается, я проспал несколько часов. Как провалился. Нет, Штирлиц из меня никакой. Почему я не выставил будильник? Понадеялся, что смогу через полчаса железно подняться?       Впрочем, я не жалею. Ради таких снов…       И сегодня я увижу мое счастье не во сне.       Ох, хоть бы не сглазить! Помнится, как в то солнечное утро, когда я проснулся с улыбкой от счастья, меня встретила во дворе Лана…       Ну да! Так и есть! СГЛАЗИЛ!       Правда, судьба решила разнообразить для меня свои «подарки», хотя этот доставала всё из того же кармана под названием «Любовный треугольник». Но только № 2.       Как только я подошел на пост, чтобы посмотреть истории поступивших, появился Степан. И не просто Степан — его-то в моем отделении видеть мне уже не привыкать — а злой и грозный серый волк.       — Здрасьте! Чё вызывали-то? Что случилось? — в его голосе моментально улавливаю агрессивную интонацию.       О! Уже страшно! Ну я-то тебя так точно не вызывал.       Беллочка успела уже мне сообщить о поступившей к нам в отделение пожилой женщине с амнезией. Возможно, причина прибытия в моё отделение капитана полиции именно в этом.       — Я сам только пришёл. Мне сказали сложная ситуация, — с большим трудом сдерживаю свое раздражение от присутствия Королёва рядом. Да ещё и на моей территории.       Поворачиваюсь и направляюсь в палату. А Степану, я так понял, очень не терпится пообщаться со мной.       — Это у нас с Вами сложная ситуация. А случилось-то что?       О! Вызов на дуэль? Да, пожалуйста! Но только не здесь, не в стенах больницы.       — Я про пациентку говорю, — надеюсь, что разговор по волнующей нас обоих теме на данный момент закончен. И вообще закончен.       Но нет! Степа не унимается:       — Я понял, что не про коллегу, — снова этот неприятный язвительный тон. Я резко поворачиваюсь к нему, чтобы окончательно уточнить его претензии:       — Простите?!       — Прощаю! Ну где же ещё романы-то крутить? Только на работе. Правильно? Я вот жену свою дома не видел, и вот — что и следовало ожидать!       Интересно, чего он сейчас добивается? Пытается меня разозлить? Или разжалобить? Но если уж совсем честно, где-то в глубине души неприкрытая досада неприятеля отзывается во мне радостным ликованием: Плачь, Степа, плачь! Давай только Женю не будем упоминать сейчас. И вообще, учись проигрывать достойно, святой ты наш!       — Мы можем специально встретиться и обсудить это, если Вы хотите!       — Да ладно! Не стоит! — Степан вдруг берет себя в руки. — Что случилось-то?       — Женщина без документов. Не можем выяснить, кто она и откуда.       — Что, бомж что ли?       На кровати пожилая женщина. Смотрит на нас с испугом и опаской. Бабушку понять можно. Стоят двое добрых молодцев. Один полицейский, другой врач. Зачем пришли — непонятно. Степан начинает с бодрого приветствия:       — Здравия желаю, бабуль! — слишком бодрого, потому что его громкий голос пугает и без того растерянную женщину.       — Здравствуй, милок! — неуверенно отвечает она.       — Где живете? Как зовут? — Королёв делает попытку вызвать нашу пациентку на разговор.       — На улице давление подскочило. Речевая функция не нарушена, но полная амнезия, — поясняю ему я.       — Ага! Куда направлялись-то? Не помните?       — Чёй-то не помню. А где мы?       Степан не теряет надежду с разбегу узнать все подробности произошедшего. Я как могу пытаюсь успокоить пожилую женщину. Но все тщетно. Она настойчиво порывается уйти, с беспокойством оглядываясь по сторонам в поисках своей одежды. При этом бабушка упорно старается закрыться от нас своей тёплой кофтой.       Королев делает последнюю попытку выведать хоть что-нибудь о родственниках нашей пациентки:       — Кофта у Вас тёплая какая! Сами вязали? Да? Или, может, подарил кто-то? Кто подарил-то?       Бабушка вдруг успокаивается и со словами: «Ладно! Полежу немного!» забирается снова под одеяло.       И тут я вспоминаю про нашу Марь Васильевну и её непревзойденное умение подобрать нужные слова для любого пациента. Может, ей удастся узнать, кто эта женщина и откуда? Степан сразу соглашается, что без нашей нянечки здесь не обойтись.       По пути в мой кабинет Королёв звонит в полицию, пытаясь выяснить, есть ли по сводкам пропавшая без вести пожилая женщина. Вслушиваясь в его разговор, понимаю, что пока нашей пациентки никто не хватился.       Тут же раздается стук в дверь. Наш вездесущий Мамин собственной персоной.       — Илья Анатольевич! А Вы как долго здесь пробудете? Поговаривают о Вашем уходе.       Вот это да! Хотя Славины глаза выражают эту мысль точнее: «Когда ты отсюда уже свалишь, наконец?»       Ага, сейчас. Только дипломы со стены поснимаю!       Нет, не дождетесь, Вячеслав Александрович. Понимаю, стою тут у Вас на пути к головокружительному карьерному взлету. И вообще — мешаюсь на дороге.       Замечаю краем глаза, что Степан тоже напрягся в ожидании моего ответа. Ну вот сейчас вас и «порадую». Обоих сразу.       — А я никуда уходить не собираюсь! — с вызовом заявляю Мамину.  — Откуда такая информация?       Разведка боем не удалась, Слава тут же сдается и идёт на попятную:       — Ну, получается, дезинформация… — а потом как ни чем не бывало продолжает: — Ну хорошо, хорошо! Давайте позже об этом поговорим. У меня есть несколько вопросов по организации работы приемного отделения.       — Конечно, конечно! — с понимающей улыбкой отвечаю ему я. Я сегодня добрый, прощаю всех.       У Степана звонит телефон. По разговору догадываюсь, что никаких так нужных нам сейчас новостей по нашей потерявшей память пациентке пока нет. Королёв подтверждает мои предположения.       Надеюсь, что родственники бабушки все же найдутся. Времени прошло не так уж и много. Может быть, помогут ноотропные препараты и дело сдвинется с мёртвой точки.       Расходимся с Королевым, каждый по своим служебным делам. Но посидеть в кабинете и собраться с мыслями мне не дают:       — Илья Анатольевич! Тут пациентка по Вашей части! — взволнованно сообщает мне по телефону Изабелла Львовна. Уже бегу.       А в процедурной на кушетке  — Звезда! К нам собственной персоной прибыла популярная певица Ангелина. С рассеченной головой от упавшего с потолка софита.       Смотрю на снимки. Череп, слава Богу, цел! Но рассечение сильное, придётся зашивать.       — То есть как — зашивать? Это что? Значит, будет повязка? Выступления не будет, и я не попаду на концерт? — услышав мой вердикт, чуть не плачет Изабелла.       Терпеливо объясняю и нашей медсестре, и пострадавшей звезде, что если рану просто заклеить, то может остаться заметный шрам. Хотя выбирать, конечно, пациентке, но я бы советовал наложить швы. Слава, услышав моё решение, тут же убегает советоваться с продюсером певицы. А пациентка кивает мне в знак согласия.       Ну что же, я готов. Процедура довольно болезненная, поэтому зашиваю края раны под местным наркозом. Беллочка суетится рядом и пытается подбодрить обожаемую ею певицу, попутно нахваливая меня.       — Не переживайте, Вы так, не переживайте! Илья Анатольевич у нас здесь самый лучший врач. Он Вам так аккуратненько зашьет, что у Вас шрамчика почти видно не будет.       А потом вдруг добавляет:       — Конечно, это ужасно, что с Вами произошло, но Вы знаете, я так рада!       Я укоризненно смотрю на неё. Но она тут же поправляет себя:       — Я так рада, что могу помочь!       — Вы лучше возьмите пациентку за руку, чтобы она не переживала, — обращаюсь к Изабелле.       — Конечно, — Беллочка берет пациентку за руку и продолжает свое радостно-взволнованное щебетание: — Вы не волнуйтесь, Вы сейчас глазки закроете, Вы даже не успеете понять, а мы уже все сделаем!       Наконец-то все позади. Выхожу в коридор, и снова Мамин.       — Ой, Илья Анатольевич! Закончили операцию? — не могу пока понять, чего он-то так суетится.       — Да. Изабелла накладывает повязку, — сухо отвечаю ему.       — Я хотел обсудить с Вами один вопрос. Куда мы будем определять эту пациентку? Надо что-нибудь придумать. Лично Гиппократ Моисеевич просил, чтобы должный уход и полная конфиденциальность!       Ах вот оно что!       — Даже не знаю. Можно попробовать освободить для неё отдельную палату. Заодно витамины покапаем, пока она будет отдыхать.       — Вот-вот! Отлично! Не нужно возле неё сейчас лишних глаз, — с какой-то подозрительно неестественной радостью вдруг расцветает наш заместитель главврача и по совместительству терапевт. И тут же вбрасывает мне новый вопрос:       — А Вы не знаете, куда наш Гиппократ Моисеевич исчезает в последнее время?       Слава неутомим в добывании «новых знаний». Или сведений. О том, что его ну никак не касается. Обрываю разговор на эту тему:       — Не знаю. Не замечал ничего такого.       — Странно, — похоже, что Мамин слегка огорчен моим равнодушием к такой важной, на его взгляд, проблеме. Слава, видя, что я не собираюсь с ним дискутировать по этому вопросу, снова возвращается к обустройству самых наикомфортнейших условий для нашей звездной пациентки.       — Значит, определяем её в отдельную палату. Да, надо что-то с едой решить, если она на перевязке задержится.       Славино рвение и желание угодить Звезде, или кому уж там, меня развеселило. Не могу сдержать иронию:       — Да, конечно. Сгоняем в ресторан, организуем банкет на все отделение…       Мамин, быстро сообразив, что слегка перегнул палку в своем потакании звездным капризам, тут же миролюбиво добавляет:       — А вот, кстати, не помешало бы рюмочку кофе за знакомство…       Я почти умоляю Мамина, чтобы он успокоился и дал уже пациентке нормально отдохнуть. Но тот все никак не унимается:       — Мы тут расшибаемся ради нее, а она потом упорхнет, даже спасибо не скажет.       — Нет, ну конечно, фотографию с ней сделать нужно. «Мы и ЗВЕЗДА с забинтованной головой». А потом фотографию вот здесь повесим, на стенке, —я широким жестом показываю на самое видное место возле поста.       — Ну… — Слава так застенчиво улыбается. Наверно, представил себя на фото в обнимку со Звездой.       А мне уже совсем не хочется продолжать с Маминым этот разговор.       Я соскучился. Безумно соскучился по МОЕЙ Жене. Видел ее сегодня только мельком, на ходу.       Скорее бы уже вечер.       А время тянется так медленно.       Но в конце концов вечер все же наступает.       Я жду Женю.       Я жду ее в своем кабинете.       Пытаюсь заполнять бумаги. Но мне уже не пишется, не думается.       Я ЖДУ.       И наконец дверь открывается — Женя! — и сердце мое ускоряется. Легкая улыбка, счастливые глаза…       — Илюша…       Одним махом соскакиваю со стула и спешу ей навстречу. К моей любимой. Нежно прикасаюсь губами к её тёплой щеке.       — Ну, как дела? Есть новости? — задаю банальные вопросы, а сам продолжаю непрерывно целовать. Просто никак не могу остановиться. Голодный и ненасытный.       — Ты знаешь, нет пока. Бабушка ничего не вспоминает. Я прямо не знаю, что делать.        Женя идёт к столу. А я уже не могу оторваться от нее, я не могу отпустить руки. Разворачиваю ее лицом к себе. И уже где-то совсем далеко звучат мои слова:       — Но ты не переживай. Пока ещё рано. Все будет хорошо…       Женя, всё уже хорошо, потому что мы наконец рядом.       Целую губы, вспоминаю их вкус. Вспоминаю запах ее тела.       — Ой, как я соскучился!       Прижать ее к себе, крепче, еще крепче, слиться, раствориться. Теплая дрожь прокатывается по всему телу. Сладкой болью отзывается в соскучившихся руках, губах…       В какой-то миг я почувствовал, что Женя тоже потянулась ко мне всем телом. Но словно взяв себя в руки (или почувствовав исходящую от меня опасность), она пытается меня остановить:       — Сейчас, кто-нибудь войдёт!       — Да не войдёт никто, я табличку на дверь повесил!       — Какую табличку? Что двое врачей решили пообниматься? Да? — Женя наклоняет голову и так улыбается! — и я снова на море, как в моем сне. И морская теплая волна окатывает меня! Или нас обоих?!       — Да нет! Что двое врачей соскучились друг по другу!       Ну не могу я оторваться от тебя, Женя. Я же ждал тебя целую вечность. Ну еще немного побудь в моих руках.       — Все! Мне ещё целую ночь работать! — Женя так мило начинает разыгрывать строгость.       — Я тоже всю ночь не засну! — начинаю слезно давить на жалость.       — Слушай, давай без геройства! Иди домой спать!       — Нет, нет! А если сейчас ещё какую-нибудь Звезду привезут! Со сломанной ногой. А заведующего отделением нет на месте. А?       Умоляю ее взглядом, намекаю на свою незаменимость, придумываю детские поводы, чтобы остаться…       Женя использует самый главный аргумент:       — Зато будет на месте заместитель главного врача!       Ой, Вячеслав Александрович, теперь Вы у меня под ногами путаетесь! Какая тонкая месть. Правда, Вы о ней и не догадываетесь.       Но поцеловать-то еще можно? И снова припадаю к ее губам.       Женя встряхивает мои руки, словно хочет привести в чувство себя и меня.       — Ну все, вот все! Вывел меня из рабочего состояния. Пошла к бабушке непомнящей. Может, что-нибудь вспомнит она.       Женя начинает идти к выходу, но мои руки не хотят с этим смириться, и я снова останавливаю ее.       Женя, ну еще один поцелуй, и когда ты уйдешь от меня, пусть на твоих губах будет вкус моих губ. И ты захочешь поскорее вернуться!       Она идет к двери, а сама, не отрываясь смотрит на меня, и улыбка у нее такая, что я еле сдерживаюсь, чтобы не мчаться следом…       Но я дождусь тебя здесь, Женя. Я же еще не рассказал тебе свой сон…       Женька, а давай махнем на море?!