Пуленепробиваемый купидон

Alcoholic kind of mood Lose my clothes, lose my lube Cruising for a piece of fun Looking out for number one Different partner every night So narcotic outta sight What a gas What a beautiful ass Placebo. Nancy boy

– Ткачев, ты как вообще собираешься школу заканчивать? Макс созерцал потолок в кабинете директора, всем своим видом показывая, что класть ему с приборчиком на школу, ее окончание, директора и весь педсостав. За последние полгода он слышал это настолько часто, что давно выработал иммунитет на учительские и директорские нотации. – И куда ты смотришь? Я, вообще-то, с тобой разговариваю, – снова попытался привлечь к себе внимание директор. Наивняк. – Изучаю хреновую работу ваших маляров-штукатуров. Получше никого не нашлось? – Максиму было скучно, и он решил немножко оживить атмосферу скандальчиком. Поэтому нарывался без зазрения совести, – или денежки решили поэкономить, чтоб на отдых в Турции хватило? Он перевел взгляд с потолка на обомлевшего директора, насмешливо посмотрел на задохнувшуюся учительницу и развалился на стуле. Директор опять разразился гневной тирадой, а Макс начал разглядывать фотографии выпускников, украшавшие стены. – Как ты одет? Ты разве не понимаешь, что в таком виде в школу не ходят? Это общественное учреждение! Через твои, с позволения сказать, штаны вообще все видать! Внешний вид Ткачева доводил до белого каления весь педагогический коллектив без исключений. Собственно, сегодня он был еще относительно прилично одет – разодранные в клочья джинсы и футболка с кроликом-убийцей, держащим наперевес гранатомет. Надпись «Живым не сдамся» и кроваво-красные капли дополняли картинку. В ухе болтался металлический крест, на запястье браслет с шипами. И все! – А что вас смущает? – усмехнулся школьник. Пока еще школьник. Памятуя о тяжелой судьбе парня, к нему всегда были снисходительны, но сейчас он всерьез рисковал оказаться в приюте, – хотите увидеть без одежды или завидуете? – Ты хоть иногда-то думай, что говоришь! – сорвался на крик директор. – Кричать на детей непедагогично, – тут же вставил Макс. – Значит так, я тебя не допускаю до учебы, пока не принесешь свои извинения и не сдашь всю программу за 11 класс. Или вылетишь отсюда со справкой, а не с аттестатом. Максим фыркнул. Вот чем его точно не запугать, так это зачетами. И уж тем более недопуском до уроков. *** После выписки из больницы за него взялись всерьез. Многочисленные комиссии по делам несовершеннолетних вносили смятение в стройную работу школы (комфортно ли ребенку в коллективе, каковы отношения с одноклассниками, имеет ли место быть травля со стороны сверстников). Проверки выводили из себя администрацию, которая, в свою очередь, напрягала учителей. Понятно, что к Максиму испытывали отнюдь не лучшие чувства. Рыдающая бабушка вернулась с заседания комиссии в слезах и долго пила корвалол. От самого Максима долго добивались, почему он пытался свести счеты с жизнью, и никто не желал поверить, что это лишь стечение обстоятельств. Объяснять, что для самоубийства есть куда более действенные способы и что он с ними знаком, парень никому не собирался. Обязательные посещения психолога, которые навевали непреодолимую скуку, досужее любопытство одноклассников – все это выводило из себя. Радовало только одно – Андрей в школе появлялся крайне редко, и то – после уроков. Ходили слухи, что он перешел на домашнее обучение и сдает только зачеты. Причина, по которой такая форма была допустима, должна быть очень веской, но общественное мнение склонялось к мысли, что Рагозин-старший мог уладить любую проблему. В общем, они не пересекались. Почти. Дни, когда эти редкие встречи происходили, становились черными пятнами среди серых будней. Андрей ни разу не подошел к Максиму, тот, естественно, тоже. Никаких унижений и просьб. Обидно, досадно, пошел нахуй. Все. Просто потом после таких случайных встреч хотелось крушить все на свете. *** Зато появилась новая компания. Алкоголь, травка, иногда наркотики. Не самые сильные, но все же. Какие-то внутренние тормоза у Макса все же срабатывали, и до шприца дело не доходило, но таблетки пару раз глотал. Эффект не понравился, поэтому нариком он не стал. Алкоголиком тоже. Природного притворства хватало на то, чтобы прикидываться не менее укуренным или упитым, чем остальные. Наблюдать за ними оказалось намного забавнее, чем потом мучиться с похмелья или ломки. Драки. Они стали обязательной частью его вечерне-ночной жизни. Он научился бить и терпеть боль. Он оттачивал свое мастерство бесить собеседника язвительными подколами, умудряясь всегда зацепить за живое. Он никогда не жаловался и не просил пощады, если преимущество было не на его стороне. Казалось, что доведя противника до белого каления, спровоцировав драку, он получает какое-то мазохистское удовольствие. Синяки, царапины, ссадины, несколько раз переломы. Они не останавливали, заставляя язвить снова и снова, ввязываться в новые разборки, оттачивая свое умение махать кулаками. В конце концов определенная репутация сделала свое дело – знающие его люди терпели его язвительные замечания, наслаждаясь красотой и образностью сравнений, а незнающие, окинув снисходительным взглядом худую фигуру, мысленно праздновали легкую победу над долговязым хлюпиком. Зря. Даже если они получали эту победу, ее смело можно было считать Пирровой.* Он даже стал популярен. В своей компании. Окружающие его девчонки восторгались серыми глазами, длинными ресницами и темно-каштановой шевелюрой, отрастающей в художественном беспорядке. Длинная челка, нередко закрывающая глаза, если только Макс не откидывал ее назад, выводила учителей не хуже, чем его поведение и одежда. Хотя что поведение... Он, в принципе, никому не мешал. Сидел себе в уголочке, рисовал в тетради, главное, чтоб его не трогали. Все, одно условие. Он даже домашние задания делал. Иногда. И отвечал, когда спрашивали. По делу. Но стоило попасть под разбор его внешности или привычкам – парень сатанел. Искусство бесить собеседника давно освоено, так почему бы им не воспользоваться? Сегодняшний конфликт, собственно, яйца выеденного не стоил. Просто классная в очередной раз торжественно пообещала сводить в парикмахерскую, чтобы обстричь ненавистную челку, «да и вообще привел бы себя в божеский вид». Макс в долгу не остался: на замечание, что его челка как у болонки, он ответил, что с удовольствием составит компанию классной, поскольку укладка волос путем втыкания пальцев в розетку на 220, давно уже не вариант. – Так может, в парикмахерской наконец-то подберут вам что-то более подходящее возрасту и положению, а то взрыв на макаронке, Анна Сергеевна, вас уже не украшает. Ну что, классная в истерике, Максим в кабинете директора. Все как обычно. *** Поделать с ним все равно ничего не могли. Не на что надавить. Да и жалко. Бабушка, единственный родственник и опекун, находилась в реабилитационном центре. Если бы сама ситуация не была столь печальной, можно сказать, что Максу и его бабушке повезло. Болезнь Альцгеймера сложно диагностировать на ранних стадиях, и лечения не существует. Однако после того, как бабушка пару раз чуть не сожгла квартиру и не отравила себя и внука газом, несколько раз забывала выключить воду и ушла из дома в тапочках по снегу, основания для неутешительного диагноза возникли. Врач районной поликлиники предложил место в реабилитационном центре, который больше напоминал курорт. Содержание больного в нем стоило нереальной суммы, но несколько мест оплачивала благотворительная организация. Как раз сейчас освободилось одно. Максим пытался доказать, что он в состоянии позаботиться о своей родственнице, но врач доходчиво объяснила, что последствий он пока себе не представляет: все, с чем он сталкивался до этого – только цветочки, и не факт, что сможет уследить за ягодками. А в центре предоставят все необходимое. Тем более что платить за это не придется. – Вы, Максим, даже не представляете, какая это удача, в вашем положении. Если бы наши дома престарелых хотя бы частично походили на этот центр, то наступил бы рай на земле. Тем более что никаких ограничений для свиданий с родственниками там нет. Хоть каждый день приезжайте. Вы же все равно свою бабушку видели не более двух-трех часов в сутки, остальное время наверняка были заняты учебой или своими делами? Отец Вадима перепроверил информацию, помог уладить юридические тонкости, поскольку самому Максу до совершеннолетия оставалось еще несколько месяцев. Он же стал официально присматривать за сиротой, который теперь не имел ни одного взрослого родственника, которому можно было бы доверить опеку. *** Так и проходили его дни. С утра школа, потом поездка к бабушке, которая всегда радовалась приезду внука, хотя сам Макс видел, что болезнь прогрессирует. Врачи утешали, что при правильном уходе с таким диагнозом живут долго, поэтому не стоит биться головой о стену. Уход же действительно был выше всяких похвал. Потом компания, которая помогала ему не чувствовать себя одиноким. Сам Макс не сказал бы, что это была компания друзей, но они позволяли ему отвлечься от своих невеселых мыслей. Иногда он возвращался один, иногда нет. Он сам выбирал себе спутницу на ночь. Их было много, они были разные, но запоминать их лица и имена, захотеть встретиться снова – такого не было. Иногда ему казалось, что проще купить надувную куклу, с ней даже разговаривать не придется. Мысль о том, чтобы переспать с парнем, он гнал от себя. Возможно, проведи он эксперимент, действительно бы стало легче, а ненавистный Рагозин убрался бы из его снов, как исчез из реальности. Но Макс не мог. И не мог объяснить себе почему. Старый рок-н-ролльный принцип the sex, the drugs, the complications** облегчения не принес. Жизнь по-прежнему катилась в тартарары. * Победа, доставшаяся очень дорогой ценой, практически поражение. ** Секс, наркотики, осложнения.